– А никак, он с ним вообще не общался. Он даже не знал, в каком классе парень учится.
Федор еще некоторое время продолжал этот довольно бессмысленный разговор, пока не понял – говорить Людмила может до утра, и, прервав ее на полуслове, заявил, что его срочно зовет отец. Отец давно спал, Александра сидела на кухне и ждала Федора.
– Что ты обсуждал с бывшей одноклассницей?
– Стас меня напряг своими проблемами, вот, что могу, стараюсь узнать для него.
– А что там произошло? Да ты же меня знаешь, я никому и никогда ничего лишнего не скажу, рассказывай. И вообще, кто такой Стас? Это тот самый парень, который часто приезжал к вам на дачу?
– Стас мой старый приятель, расскажу тебе только то, что знаю сам. Меня не просили молчать, да и рассказывать особенно не о чем.
Федор помолчал некоторое время, раздумывая, с чего начинать, но начал с тех убийств, которыми не занимался Стас и о которых было много разговоров еще два года назад.
– Понимаешь, те убийства так и зависли, у нас в институте преподавательница оказалась соседкой одной из убитых старух. Она тоже пострадала от злого языка этой бабки, та чуть с мужем ее не развела. Она и рассказала, что на самом деле преступлений было то ли пять, то ли четыре, но никого так и не нашли. И вот теперь Стас рассказывает о том, что старики умирают от проблем с сердцем. А поскольку ситуации схожие, в смысле схожие не с теми старыми преступлениями, а между собой, то есть все они умерли после отъезда врачей, и все это произошло в одном районе, и еще несколько подобных смертей в соседних районах, конечно, это наводит на размышления. Ему поручили все проверить, но поскольку умерших уже похоронили, их не вскрывали, он не знает, за что зацепиться. Вот и мечется, то решает, что все это просто совпадение, и старики умерли действительно от проблем с сердцем, то видит тут злой умысел. Да еще эта гадская болезнь прицепилась, старые люди часто страдают повышенной возбудимостью, и чем становятся старше, тем больше всего на свете опасаются.
– Это кто тут повышенной возбудимостью страдает? Я, что ли? – протирая глаза, спросил Олег Петрович. Он направился к крану с холодной водой, налил себе целый стакан, выпил его залпом и уселся рядом с сыном за стол.
– Пап, тебе что, трудно из фильтра налить? Что ты как маленький упрямишься?
– Я не упрямлюсь, просто смешно слушать, как распинаются некоторые наши деятели, агитируя не пить воду из крана. Вино с неизвестными добавками мы пьем, водку некоторые глушат литрами, соки из подгнивших фруктов с добавками черт знает чего, все можно, а воду только из фильтра. Разве это не смешно?
– Все, философ, кончай «турусы на колесах» разводить. Лучше послушай, что я Шуре рассказываю, если все равно не спишь.
Олег Петрович выслушал рассказ сына, который тот не поленился повторить еще раз, молча встал и направился вон из кухни.
– Эй, пап, ты так ничего и не скажешь?
– А что ты хотел от меня услышать?
– Я надеялся, ты выскажешь свое авторитетное мнение. Ведь что-то ты обо всем этом думаешь?
– Я думаю, вы ерундой занимаетесь, а «авторитетное мнение» пусть профессионалы высказывают, им за это платят, – произнес Ямпольский, поворачиваясь спиной и выходя с кухни.
– Ну вот, а я губы раскатал, что это с ним, обычно он более заинтересованно относится к рассказам Стаса.
– Да, забыл тебе сказать, – Олег Петрович вернулся на кухню. – Я увольняюсь из института, не хочу ждать, когда попросят выйти вон.
Оторопев от подобного заявления, Федор с Александрой так и остались сидеть с приоткрытыми ртами. Первым пришел в себя Федор:
– Завтра с утра у отца занятия, поеду с ним в институт и по дороге выясню, что там у него произошло.
– Федь, – робко проговорила жена, – может, это не окончательно, может, он еще одумается.
– Ты отца плохо знаешь, он так просто ничего не говорит, либо произошло то, о чем я еще не слышал, либо… Уж даже и не знаю что. Ты хотела мне что-то сказать еще днем, а я был занят на проекте, теперь рассказывай, что-то плохое?
– Даже не знаю, короче я беременна, срок маленький, так что можно еще все исправить.
– С ума сошла? Что исправить? Даже не думай что-то исправлять, я только рад, что нас будет трое, точнее четверо, отца не посчитал.
– А как же моя работа? Я же на несколько лет выпаду из профессии!
– Шур, ты умная женщина, когда еще рожать, если не сейчас, пока молодые? А с профессией твоей ничего не случится, никто не имеет право тебя уволить, отсидишь по уходу за ребенком, а там будем решать.
– Честно говоря, я и не собиралась ничего делать, просто испугалась вдруг, я же не знала, как ты примешь подобную новость.
– Дурочка, – ласково сказал Федор, – жаль я раньше этого не знал, отец обрадуется ужасно, и что бы там у него не произошло, эта новость ему сразу настроение поднимет.
Лорина
Бог наказал меня за то, что я совершила, теперь я умираю. Всего-то прошло меньше трех лет, а я уже не могу сама себя обслуживать. Лежу как бревно и думаю, думаю, только мыслей хороших в голову не приходит. Наверное, я моральный урод, как мои родители, или как мать моего друга. Иногда я вспоминаю о ней и никак не могу понять: два сына и притом один из них любимый, а другой – будто не она его рожала. Если бы у меня были дети, я наверняка их любила бы одинаково. Во всяком случае никогда не показывала бы одному, что он для меня второй сорт, а его брат самый лучший. Когда мы были детьми, Юра часто ко мне приходил, он всегда был одет хуже старшего брата, хотя разница в возрасте у них была маленькая, года полтора, наверное. Мы странно познакомились с ним, он внезапно напал на парня, с которым я столкнулась, катаясь на велосипеде. Парень был совсем не виноват, и я почти не пострадала, так, чуть коленку ободрала и все. Велик у меня был старенький, его нам отдали какие-то знакомые родителей, но я все равно была счастлива и очень быстро на нем научилась кататься. Вот и гоняла по нашему парку, потом научила кататься Юру и мы гоняли по очереди. Его старший брат тоже выходил в парк, у него был свой велосипед, но с ним я не дружила. Однажды он сказал, что велосипед родители купили им на двоих, но он не даст его младшему, потому что тот может сломать что-нибудь. Самое смешное, старший плохо катался, а Юра хорошо. Но разве это было кому-то интересно? Потом бабушка с дедушкой меня увезли в Подмосковье, на дачу, и я наконец почувствовала себя любимым ребенком. Несколько лет мы с моим другом не виделись, а однажды он появился на пороге нашего дачного дома. Я даже не узнала его сразу, так он вырос и таким красивым стал. Или мне так тогда показалось, не знаю. В восемнадцать лет он женился, его женой стала женщина лет тридцати. Очевидно, комплексы из детства так и остались при нем. Я сперва очень переживала, даже плакала по ночам, когда никто не видел. Думаю, я была в него влюблена, но потом меня закружила институтская жизнь, и мы опять почти не виделись. Через несколько лет я вышла замуж, но очень быстро развелась, поняла, что брак был ошибкой. Потом узнала, он тоже развелся, но довольно быстро женился снова, теперь уже на своей ровеснице. В те разы, что мы с ним виделись, а это бывало крайне редко, я заметила, он равнодушно говорит о своих детях и так же равнодушно о женах. Однажды я спросила:
– Ты любил хоть когда-нибудь?
– Да, – ответил он, подумав. – Я любил мать и отца, но они меня совсем не любили. Всю любовь они отдали старшему, не знаю, может, так всегда происходит. Тебя ведь тоже не любили твои родители?
– Не любили, но мне больше повезло, у меня были бабушка и дедушка, они заменили мне всех.
– Повезло, – задумчиво проговорил он, – а меня так никто и не любил.
– Но ведь твои жены, они-то наверняка тебя любили.
– Не знаю, мне это было безразлично.
– А ты знаешь, что я тоже была в тебя влюблена?
– Знаю, но я всегда видел в тебе только друга. Наверное, я вообще не способен на любовь. Не дано мне этого.
– Так не бывает, каждый человек наделен чувством любви, но только у некоторых это чувство спит. Его не разбудили в детстве или накрепко заперли где-то так далеко, что теперь и не достать. Постарайся найти в себе это чувство, ты же понимаешь, твои дети интуитивно знают, что ты их не любишь. Не боишься, что они вырастут такими же равнодушными и холодными? Послушай меня, я ухожу из этого мира, постарайся полюбить своих детей, ты, как никто другой, знаешь, как страшно быть ненужным.
– Никуда ты не уйдешь! Я принес деньги, мы найдем тебе подходящего донора и после операции ты будешь жить долго и, надеюсь, счастливо.
– Где ты взял эти деньги? Ведь ты не так много зарабатываешь, а я не хочу, чтобы ты отрывал деньги у семьи.
– Неважно. Это деньги тебе на операцию, не волнуйся, семья не пострадает.
Он давно покинул палату, а я была все еще в недоумении. Полис, за который я платила несколько месяцев назад, давал мне возможность умирать с относительным комфортом, но никакую операцию я оплачивать не собиралась. Каждый должен ответить за свои поступки, вот теперь пришла и моя очередь. Так зачем же бороться с судьбой, она лучше знает, как и когда нас наказывать. Я ни на что не в обиде, как вышло, так и вышло. Завещание давно написано, никого у меня не осталось, вот только Юра, мой последний и единственный друг, но он сам выберет свою судьбу.
Георгий
Он шел по дорожке больницы к выходу и мечтал о том, чтобы его Лорина, наконец выздоровела, о ней он всегда думал – «моя» Лорина. Тогда он, возможно, скажет ей, что именно ее он мог бы любить. Он не будет объяснять, зачем женился, да она и не спросит. Просто, когда она выйдет из больницы, предложит жить вместе, может, даже заберет детей у бывшей жены. И зачем он только женился? Что за блажь пришла ему в голову? Он знал, что очень красив, женщины частенько оглядывались на него, а в потенциальных любовницах у него вообще никогда недостатка не было. Вот и спал бы с разными женщинами, но тут ему пришла в голову мысль о том, что для него это совершенно не возможно. Он слишком брезглив и никогда не сможет лечь в постель со случайной подругой. Он и первый-то раз был женат только потому, что гормоны взбунтовались и ему нужна была постоянная женщина, а второй раз женился потому… он и сам не знал почему. Надо было не разводиться с первой женой, тогда бы и сейчас не было проблем, как оставить детей и уйти к Лорине. Впрочем, это все ерунда, главное – ее здоровье, а остальное как-то решится. На лавочке в сквере, через который он проходил, сидели две молодые женщины. Они синхронно проводили его долгим взглядом и так же синхронно вздохнули.
– Интересно, он артист? – проговорила одна.
– Вряд ли, я бы такого не забыла. Посмотри, как хорош, и фигура и лицо, а глаза! – она еще раз вздохнула. – В таких глазах можно не просто утонуть, в них так и тянет утопиться!
– Поспокойнее, не про нашу честь такие мужики. У него небось баб, как у дурака фантиков.
И они продолжили прерванный разговор. Юра уже удалился на довольно большое расстояние от больничной территории, когда к нему подошли двое парней и в довольно грубой форме попросили закурить. Один встал сзади, вроде как прикрываясь от ветра, а второй протянул руку.