Забрав записку, они пошли писать замену.
“Король, за мной “хвост”. Этот тип разнюхал про наш план. Икона откладывается. “Хвост” я отцеплю от себя, схвачу, но я решил ни на кого руку не поднимать, с религией у меня роман. В пятницу в 12-30 дня подведу его к этому дуплу и оставлю для твоего сеанса перевоспитания. Я его упакую, будь готов к сеансу. Палкой его, и действуй без разговоров. Ферзь”.
– Лена, что ты задумала?
– В пятницу Ферзь придёт к дуплу к 12-ти. Мы его схватим, завяжем рот, накроем простынёй с головой, свяжем и положим у дерева. В 12-30 придёт Король бить преследователя Ферзя. Увидев связанного, он решит, что это и есть хвост. Король побьёт Ферзя, как на шахматном поле! Мы спасём икону и накажем грабителей их же руками!
Наступила пятница. Лена и Саша пригласили посмотреть на встречу грабителей пятнадцать своих друзей. Согласились все, кроме Лёвы. Он вздохнул, грустно посмотрел на Лену и сказал, что в подобных делах не участвует.
Ребята прихватили с собой всё необходимое для пленения Ферзя. Саша протянул леску в траве вокруг дупла, и ребята спрятались.
Ферзь пришёл чуть раньше. Начал приближаться к дубу с дуплом и грохнулся возле него, налетев на леску. Тут ребята накинулись, связали его, завязали ему рот, с ног до головы упаковали в простыню, связали и уложили на живот. Ребята хихикали, предвкушая, как вор поколотит друга-вора.
– Так им и надо! – потирал руки Саша. С азартом охотников ему поддакивали все остальные.
Король заявился чуть раньше, увидел человека в простыне, понял, что это преследователь Ферзя и начал бить его палкой. При этом он приговаривал:
– Получай по спине! Ты сам себя наказал, не туда пошёл, не на того наткнулся! Вот тебе, и ещё разок! Ты пристал хвостом, получил потом!
Через какое-то время Король, видимо, устал и сел. Наступила тишина. Решив увидеть лицо своей жертвы, он снял простыню и ахнул, снял повязку со рта Ферзя, обнял его и завыл как раненый зверь:
– Ферзь, прости, брат! Я ж думал… Прости! Как же так? Прости! Ты ж написал мне… Прости, друг! Кто-то подшутил над нами!
Ребята лежали в кустах и ошарашенно смотрели на двух мужиков, лежащих в обнимку под дубом. Король гладил по голове стонущего Ферзя и рассказывал ему свою горькую историю.
– Это бог меня наказал за то, что икону решил стащить. Я ж не вор какой! Я ж ради детей! Пойми ты, Ферзь! Сердце моё отцовское разрывалось, глядя на страдания деток моих. А всё из-за этого бизнеса! Чёрт дёрнул меня коров закупить. Занял у брата в долларах. Работал как вол. А потом удой стал падать, коровы истощали. Может в корме не хватало важных минералов, Конь недосыпал их? Из-за него, Коня этого, Горяева подлого, мы с тобой отсидели в тюрьме. Не повезло нам с тобой рядом с ним оказаться, когда он от парня так отбивался, что случайно ему голову разбил, а мы вроде как соучастники. Помнишь, в тюряге мы в шахматы играли, меня прозвали Королём, тебя – Ферзём, а Горяева – Конём. Помнишь? Теперь я понял, что эти клички не случайно к нам приклеились. Конь игру против меня затеял, корм мне некачественный продавал. Я недавно вызвал ветеринарную службу для проверки, пришли к Горяеву на склад, проверили, а потом заключение выдали, что корма в норме. Только почему-то его коровы жиреют, а у меня и ещё одного его покупателя исхудали, удои упали. Бизнес мой захирел, а брат долг вернуть затребовал на лечение дочери. А отдать-то нечем. Рубль упал так, что долг вырос вдвое. Беда в дом пришла. Стал на всём экономить, голодный хожу. Сынок в худых кроссовках ноги промочил и заболел тяжело, новая-то обувь дорогая. Он горит, бредит, а я плачу от стыда перед ним. Жёнка больна. Врач сказал, что, если дом не отремонтирую, стены в чёрной плесени, без жены могу остаться, а на ремонт денег нет. Я не в себе от безысходности этой! Вот и предложил тебе икону из нашей церквушки стырить и в городе продать. А ты, мой преданный друг со школы, согласился помочь. Мне цыганка-гадалка сказала:
– Ты беду как магнит притягиваешь и к себе, и к тому, кто рядом стоит.
Потому переписку придумал через дупло. Я же знаю, что и ты бедняк, весь в долгах. Горемыка ты мой! Я ведь думал: мы этой иконой все наши проблемы решим. Вот я осёл! Как же это я тебя, … по ошибке! Кто-то подшутил над нами, поменял записку. Прости! Как жить то дальше!? Не жизнь это!
Король помог еле живому стонущему Ферзю, не проронившему ни слова, встать, и они заковыляли в сторону посёлка.
Ребята были в шоке, у некоторых на глазах были слёзы, возвращались в лагерь молча. Лена плелась одна позади всех, вытирая мокрый нос. Её сердце разрывалась от жалости к плачущему Королю и избитому Ферзю. Она чувствовала себя виноватой: “Доигралась!”.
Вспомнила, как говорила ей мама: “Надо быть людям не обвинителем, а адвокатом”.
Саша подошёл к Лене, положил руку ей на плечо, слегка прижал её к себе и попросил дрожащим голосом:
– Не плачь, ну, пожалуйста!
Всем ребятам было стыдно и жалко двух взрослых горемык.
Друзья понуро брели по лесной тропинке в сторону лагеря. Лена, задумчиво шедшая молча с опущенной головой, неожиданно подозвала всех и предложила им всем вместе помочь Королю отремонтировать дом. Ребята поддержали её идею. Придя в лагерь, они позвонили родителям и попросили прислать немного денег, объяснив на что. Вечером у костра они рассказали о случившемся Сан Санычу. Он с огорчением сказал ребятам:
– Нельзя наказывать людей до суда – до выяснения всех обстоятельств, до разговора с подозреваемыми. Надо всегда проявлять человечность и соблюдать презумпцию невиновности, то есть предполагать, что не виновен, и искать доказательства вины. Ваша ошибка в том, что сразу обвинили и наказали. Кстати, и выбор наказания – дело сложное, только судьи-знатоки законов могут выбрать правильное наказание.
Через день ребята на велосипедах поехали в посёлок на почту, получили переводы и пошли искать дом Ферзя. Найти его им помогла яма во дворе, которую Ферзь вырыл по приказу, якобы, Короля, а на самом деле Лены. Во дворе играли хозяйские дети. Лена спросила их, где живёт человек, которого кто-то как-то назвал Ферзём. Детишки сказали, что здесь, в этом дворе, но он в районной больнице, мол, побитый он. Услышав это, Лена побледнела. Саша спросил ребят, где живёт друг их отца, которого он иногда Королём называл.
Дети Ферзя отвели их к дому Короля. Это был не дом, а домишко. Зашли ребята вовнутрь и ахнули: такая здесь во всём была беднота, такая убогость! Саша и Лена сказали Королю, что их группа представляет молодёжную благотворительную организацию, помогающую нуждающимся. Мол, проходили мимо, увидели дом, требующий срочного ремонта, и решили помочь.
Король вытаращил глаза, вытер вспотевший лоб и пробормотал:
– Как будто марсиане ко мне залетели или ангел в окно впорхнул.
По его щеке покатилась слеза.
– Мир не без добрых людей, – послышался женский голос. В углу на кровати лежала очень бледная, худая женщина с ввалившимися глазами. Она улыбнулась ребятам. Лена готова была разрыдаться от жалости к этим несчастным людям. Король представился – Иван Иванович. Лена сказала, что они помогут отремонтировать дом, спросила какие материалы для ремонта надо купить, мол, деньги на это у них есть. Вдруг в комнату вбежал парнишка чуть младше ребят. Друзья уставились на его кроссовки. Мальчик решил, что гости его осуждают, потому, что обувь о половик при входе не вытер, и метнулся к половику. Иван Иванович бурно поблагодарил их и предложил гостям попить молочка. Он открыл холодильник, а там кроме молока почти ничего. Ребята дружно сказали, что лучше водичку. Они пили воду, а хозяева смотрели на них счастливые и благодарили на разные лады. Сказав, что придут с материалами, ребята вышли из дома Ивана Ивановича.
Все посмотрели на свои ноги и поняли, что только у Олега размер как у бедного королевского сына. Олег зашёл в ближний магазин, померил кроссовки, выбрал удобные, ребята дружно поровну скинулись, оплатили, и Лена вернулась в дом Короля с кроссовками для паренька. По рассказу Лены, мальчик запрыгал от радости и обнял её.
С двойственным чувством и радости, и горечи возвращались они в лагерь.
–Эврика! – воскликнул Олег, – я понял, почему я такой счастливый сейчас. Оказывается, делать людям добро, бескорыстно помочь, гораздо приятнее, чем, когда ты берёшь, когда помогают тебе!
– А ведь верно! – стукнув кулаком по воздуху, пробасил силач Арсений
– До меня это только сейчас дошло, – расплылся в улыбке спортсмен Игорь. – Олег верно сказал.
Ребята пошли в лагерь и попросили помощи у Сан Саныча. Он попросил у председателя поселкового совета машину для поездки в райцентр, и с помощью Саши, Арсения, Юры и Павла привёз материалы для ремонта дома Короля.
На другой день Лена и Саша на велосипедах поехали в поселковую больницу, чтобы помочь Ферзю. Ребята отдали им почти все деньги, которые привезли в лагерь на карманные расходы, чтобы передать Ферзю на лечение. Приехав в больницу, Лена спросила у медсестры имя поступившего на этих днях больного с травмами на теле. Так Лена узнала, что Ферзь – это Николай Петрович. Зайдя в его палату, Лена увидела перебинтованного человека. По его оголённой шее ползла муха, а он лежал как неживой, безразлично глядя на стену. Ферзь, казалось, равнодушно принял денежную помощь, якобы, благотворительной организации молодёжи, буркнул “спасибо” и опять отрешённым взглядом уставился в стенку. Лена незаметно положила ему на тумбочку письмо, в котором она рассказала, почему и как меняла письма в дупле, как хотела спасти икону и наказать воров, призналась, что они и её друзья схватили его возле дуба, и что услышали исповедь Короля. В конце письма Лена попросила прощения у Николая Петровича и пожелала ему здоровья.
На следующее утро она позвонила в больницу, представилась другом семьи и спросила, как состояние Николая Петровича. Медсестра сказала, что стало хуже, он не только есть, но и пить отказывается. Лена вся задрожала, отложила мобильник и убежала в рощу, бродила и мысленно повторяла:
– Ферзь! Я сожалею! Прости!
Она испытала по отношению к Ферзю тёплое чувство человеколюбия, верила, что не только делами, но и чувством любви можно помочь. И всё вокруг подпитывало это чувство доброты и человеколюбия, заполнившее её душу: под лёгким ветерком ветви нежных белых берёз как руки друзей гладили её по голове, ей кивали пушистые головки одуванчиков, как будто соглашались с ней, и облака летели к ней словно бы на помощь.
Сев на велосипед, она опять поехала в посёлок, узнала у детей Ферзя, в каком доме живёт его мать, нашла её, представилась представительницей благотворительной организации молодёжи и сказала, что хочет помочь её сыну Николаю, поднять ему настроение. Для этого надо передать ему рисунки его маленьких детей с добрыми пожеланиями. Маленькая старушка – мать Ферзя – сразу разглядела в худенькой светловолосой девочке доброго, благородного человека. Она обняла Лену:
– Господи, такая молоденькая, и такая сердечная! Помоги, детка, Николаше моему горемычному!
Лена предложила пятерым детишкам Ферзя нарисовать рисунки и написать добрые пожелания отцу. В доме нашёлся конверт, Лена тут же вложила эти листочки, на конверте написала “Николаю Петровичу от любящих его детей” и отвезла конверт в больницу. Она незаметно положила его на кровать Ферзя, когда тот вышел в туалет.
По дороге в лагерь она мысленно желала Николаю Петровичу поскорее поправиться.
На другой день она позвонила в больницу, снова представилась другом семьи и спросила, как состояние Николая Петровича. Медсестра сказала, что, начиная со вчерашнего вечера, в больном произошла разительная перемена. Он вдруг начал улыбаться, у него появился аппетит, уменьшились боли. “Просто чудо с ним произошло, бог помог!” – сказала медсестра и повесила трубку. Лена вся просияла, как будто тяжёлый огромный камень свалился с её души. Она побежала к своим берёзкам и закружилась, сияя и любя всё вокруг.
– Спасибо-о! – кричала она, глядя в небо.
Потом побежала к Саше, ко всем ребятам, всё рассказала. У всех поднялось настроение.
– Айда, плавать!
И друзья кинулись к речке.
На другой день ребята весь день работали в доме Короля. Ремонтными работами руководил сам хозяин. Уходя, они сказали, что придут ещё раз закончить ремонт.