(Твоя) плохая девочка

Наташка снова отвернулась. Притворилась, что не при делах…

Значит, тоже видела. И просто не хочет меня расстраивать – ни ложью, ни правдой…

– Кошечка. Я буду не против, если ты мне спину поцарапаешь. Будешь отбиваться, или все же потанцуем?

Алёнка подняла вверх два большие пальца и смылась куда-то в толпу. А я осталась наедине с высоким, сильным, охренительно вкусно пахнущим мужчиной. Дэном, кажется… Не вовремя вспомнила, как его зовут…

***

Утро. Голова трещит.

Незнакомая комната. Чужое одеяло и подушка. Все чужое!

И даже футболка, натянутая на голое тело, – не моя. И не моего мужа…

Господи! Что я тут делаю?!

– Как спалось?

Я кралась на цыпочках, беззвучно. Кого боялась спугнуть – сама не знала, но почему-то казалось, что шуметь не стоит…

Нужно было сбежать по-тихому, пока меня не засекли… Но звуки и запахи из кухни тянули магнитом.

Обтянутые шортами ягодицы и обнаженная спина. Дэн что-то готовил, насвистывая… Его утро выдалось прекрасным, не то, что мое…

Он не должен был меня заметить. Можно было все-таки свалить, но…

– Выспалась, говорю? Зачем поднялась так рано?

– У тебя третий глаз на затылке?

– В каком смысле? – Он поднял руку, чтобы поискать тот самый третий глаз, видимо… опомнился, снова схватился за сковородку.

– Неважно. Как я здесь оказалась? И.. – Вопрос вертелся на языке, но застрял на выходе. Губы сжались, не готовые выпалить самое важное.

– И? – Он помогать не спешил. Иронично поиграл бровью и отвернулся.

– Что между нами было?

– О как! Вот это вопрос! – Я его задела. Оскорбила. Ранила, наверное…

Какой самец потерпит, чтобы кто-то не запомнил ночь с ним?

Оставил в покое кухонную утварь… Схватил полотенце, вытирая ладони, и медленно двинулся в мою сторону.

Бежать надо было в тот же момент. Но я, какого-то хрена, застыла на месте, как зачарованная…

– Хочешь, перемотаю события назад, и ты все увидишь и почувствуешь на свежую, трезвую голову? – Он лениво шевелил губами, а глазами снова поедал меня всю – от пальцев босых ног, вдоль по бедрам, едва прикрытым его футболкой, задержался на груди, не сжатой бюстгальтером, а потому бесстыдно торчавшей вперед.

– Не нужно. – Просипел еле внятно, попятилась, но поздно: Дэн в два шага приблизился вплотную, навис надо мной, снова обдавая своей животной притягательностью.

– А мне кажется, стоит… Правда, не знаю: наградить тебя за вчерашние старания или наказать за плохую память? – облизнулся. Голодно. Так же голодно и откровенно, как и смотрел.

Руками уперся в стену у меня над головой, запирая в ловушке своим телом.

– Будешь насиловать?

Настоящего страха не было. Не перед насилием – так точно.

Боялась другого: не выдержу. Сдамся. Сама повисну на могучих, таких надежных плечах.

– А разве это нужно? – Он это знал. Прекрасно видел мою слабость. И насмехался.

– Отпусти. Мне домой пора.

Молчит и буравит взглядом. Словно чего-то ждет…

Подняла ладони, чтобы просто оттолкнуть его и уйти… и тут же опустила. Кончики пальцев кольнуло воспоминанием. Почудилось: прикоснусь к нему – и тут же ударит разрядом тока.

– Пожалуйста. Мне нужно идти.

– О. Впервые.

Усмехнулся опять чему-то и потерся кончиком носа о мой. Снова вогнал меня в краску непонимания и стыда.

– Что «впервые»?!

Эта манера общения уже начала раздражать. Изрядно! И плевать, что я голая под его одеждой, да и сам Дэн одет весьма легко. Вести себя нужно прилично в любой ситуации!

– Вежливое слово слышу от тебя впервые. А то все команды, приказы… То зовешь, то к черту шлешь. То просишь о чем-то, и тут же отбиваешься…

Столько двойных смыслов было в каждой фразе… Столько намеков… И то, как он плотоядно облизывался.

Главное: никогда не узнать, о чем я конкретно просила, и что приказывала! Пусть это исчезнет в черной дыре моей памяти и никогда обратно не появляется!

– Могу повторить: пожалуйста, скажи мне адрес, где мы находимся. Я хочу вызвать такси.

– Что ж… Твои вещи – в ванной комнате. Я сам тебе машину вызову.

Сама внезапность, а не человек: резко оторвал от стены руки, отвернулся от меня и ушел обратно к плите.

Фразы бросал через плечо. Так, словно потерял ко мне всякий интерес.

Наверное, это и к лучшему…

Трусики и лифчик одиноко болтались на горячей трубе полотенцесушителя. В стерильно чистой ванной, в которой не было ничего лишнего, кроме двух белых полотенец, – мое черное белье.

Зубы скрипнули от стыда и раздражения.