Красная Шапочка. Ремейк старой сказки
Ольга Леонидовна Епифанова
Это рассказ о непростой судьбе девушки дворянского происхождения в суровые годы установления советской власти
Ольга Епифанова
Красная Шапочка. Ремейк старой сказки
Часть 1
– Дедка, расскажи про старинку.
– Дык, нечего рассказывать, все уже рассказал.
– Ну вспомни, дедка, ну пожалуйста.
– Ну что с вами делать? Садитесь кружком, внучики, да послушайте сказочку Красная Шапочка, только вовсе и не сказочка это, а самая, что ни есть быль.
Ох, и давно же это было, я тогда ещё совсем пострелом был, бегал по слободке в штанах драных.
Только – только Гражданская отгремела, вроде мир, а все же неспокойно, голод ужасный, но в слободе, значит, нашей – то полегче жилось, работа была, завод сохранился, выпускал исправно продукцию, были у кого – то и огороды, кто – то ухитрялся скотинку держать, курей там ещё, этим и кормились, мужиков на заводе не шибко много работало, кто – в Гражданскую, а кто и в октябрьскую ещё загинул, некоторые спивались, в общем, всю тяжесть рабочую тянули на себе бабы, помогали им дочки, ну да и пацанва слободская, постарше нас, конечно, парни молодые тоже были, но совсем немного, гражданская и их не пощадила, так, значит, и жили.
Молодежь ещё и гулять успевала, утром – на работу, по гудку, потом – учёба, потом – на огород с мамкой бежали, а после, уж, под гармошку пели, плясали кто как горазд.
Девки наши модничали, сшили себе косынки красного цвета, вроде цвета знамени пролетарского, а на самом деле – то, цвет красивый, яркий, всем девкам – к лицу на загляденье. Кто спереди завяжет узелок на косынке – прямо матрёшка, кто – сзади, модничали, значит.
Жила у нас в слободке одна девка, поговаривали тогда, что она благородных кровей вроде будет. Сторонился её сперва народ, а потом увидели какая она добрая да приветливая и стали захаживать к ней, да к себе приглашать. А уж, как она нас, малышей – то, значит, привечала, не передать. Всегда, или пряником угостит, или сказочку расскажет, а то и просто приласкает, а дети и рады были. Много ли мальцу – то надо? Любили мы её шибко.
Работала девушка на заводе, несмотря на то, что грамотная да образованная была, книжки толстые читала, на пианинах играла, по – французски говорила, ну, как мы с вами сейчас болтаем по – нашему, легко и свободно, так вот, несмотря на всю её грамотность, работала она уборщицей, кто ж буржуйку, хоть и бывшую, в должность возьмёт – то? Но она ничего не роптала, довольствовалась малым, жила скромно.
Часть 2
Вот видит девушка, что ровесницы её в красные косыночки обрядились, ходят, красуются, шибко и ей захотелось такую же, но не было у бедолаги денег купить кумача и косынку себе сварганить, поглядывала на ярких девчат наших да вздыхала с грустью.
Заглянула к ней как – то соседка – баба Маша – тёзка самой – то девушки, молочка ей принесла, вить коровку держала, вот, порой, и баловала сиротку, жалела её очень, ну вот пришла к ней и видит, что взгрустнулось голубке нашей, говорит, что вспомнила Отца, который на Гражданской сгинул, да маменьку, бывшую, не много – не мало, а фрейлину, самой императрицы Александры Фёдоровны.
Колечко бабе Маше показала – памятку мамину, а колечко – то красоты неписаной, само золотое, а камешки на нем так огнём и горят, чистые, словно роса, бриллианты значит.
Баба Маша ей и говорит: «Ты, лучше, спрячь – ка колечко от греха подальше и не говори ни о нем, ни о родителях своих никому, люди, – говорит, – разные бывают».
Маша послушалась её, а после призналась, что хотела бы косыночку красную, да нет у неё денег купить материи такой.
– Смотри – ка, Маруся, – говорит ей баба Маша, ты же из благородных, может у тебя шляпка красная имеется?
– Нет, отвечает Маруся, – красной нету, только белая.
– Доставай – ка её, а я сейчас краски кумачовой принесу, будешь не хуже наших девок ходить.
Покрасили они шляпку, значит, красиво получилось, не хуже косынок красных, а баба Маша говорит, что и лучше даже.
Стала Маруся ходить в красной шляпке, сначала молодежь, вроде, подсмеивалась, а потом и поняла, что не от хорошей жизни девушка вместо косынки в шляпку красную принарядилась, жалеть её стали, на гулянки приглашать, да только стеснялась она, сидела тихо, словно птичка, только слушала гармошку и радовалась веселью молодежному.
И прозвали Машу в то время в слободке знаете как? Догадайтесь – ка Не можете? Да Красной Шапочкой, конечно же.
Часть 3
И все было хорошо у неё, но до поры, до времени. Неспокойно было тогда, кругом контра недобитая вылазила, нелегко, жестоко жили люди, доносчики да жалобщики кругом, а на кого пожалуются, того уж и не найти потом. Привиделось одной девице – то, что гармонист наш Ванятко заглядываться стал на Марусю, приревновала девка, да и заявила куда следует, что Маруся, мол, барских кровей будет, приехал ночью «воронок» да и увёз красавицу нашу неведомо куда.
Приходит баба Маша утром, молочка перед работой Марусеньке её любимой принести, а Марусеньки – то и нету, а под скатёркой на столе выпирает что – то, глянула, а там записочка, да колечко заветное.
Баба Маша верующая была, когда-то школу закончила церковно – приходскую, читать и писать умела, прочитала записочку и ахнула, все думала, когда же девушка написать успела, если комиссары же здесь были, и невдомёк старой было, что Маша – давно припрятала записочку и колечко, догадываясь, что не будет ей долгого спокойствия. Обыскивать её не стали, видя нищету в комнате и колечко под скатёркой не заметили, видать торопились шибко.
Допрашивал девушку следователь, не знаю какого он рода – племени, да только злющий, хитрый. и жадный. Волчарой звали его между собой заключённые.
Стал Марусю выспрашивать: какое происхождение, кто родители? А она помнит наказ бабы Маши, молчит. Врать не хочет, а правду говорить не может. Вдруг, смотрит следователь, а из – под высокого воротничка блузки девушки блестит что – то, дёрнул, а это цепочка, порвалась нить серебряная, упал крестик маленький на пол, кинулась девушка поднимать его, а следователь избивать ногами её стал.
«Ах, – кричит, – ты ещё и верующая дрянь, – а Марусенька лежит на полу, крестик прижимает и молитву читает про себя.
Часть 4
В общем, притащили её в камеру без сознания, всю в крови, бросили сердечную на пол да и ушли. Женщины – сокамерницы, обтёрли её, водички дали, пришла в сознание девушка, только ладошки ей разжать не даёт, поняли тогда они, что что – то дорогое для неё зажимает голубка наша сизая, говорят ей: «Тебя скоро опять на допрос поведут ,припрячь – ка здесь вещицу, что в ладошке зажимаешь, а то заберёт волчара злобный», – еле – еле поднялась Марусенька, разжала ладошки и увидели сокамерницы маленький крестик православный, помолились всей камерой, да и спрятали в надёжном месте, никто не нашёл, всю камеру перевернули, но не нашли, а Марусю много раз на допросы водили, ничего она не сказала.
Вот ей как – то женщины, с которыми она в камере находилась, и говорят: «Маруся, ты молодая совсем, не выйти тебе отсюда живой, забьёт тебя ирод поганый, но он жадный донельзя, если у тебя есть что ценное не жалей, жизнь важнее, он нечестный, мзду берет. Вспомнила Машенька о колечке мамином, дорогое оно, да не в деньгах ценность его для Маши была, но делать нечего, выживать надо: осталась у неё бабушка, недавно весточку от неё передали. Как смогли – то? Но нашлись смелые люди, привезли от бабушки родненькой – единственного родного человека, письмишко, в котором она писала, что родители Машины красными замучены, а сама бабушка живёт в Париже и ждёт Машеньку не дождётся. Не может Маша нанести ей ещё удар, не выдержит бабуля родненькая, выжить надо, обязательно.
Часть 5
В следующий раз на допросе Маша сказала о колечке от мамы доставшемся, загорелись алчным огнём волчьи глаза, не стал даже о родителях выспрашивать.
Говорит: «если жить хочешь, неси колечко бриллиантовое, отпущу тогда, даю тебе четыре часа – принесёшь – отпущу, коли – нет, не обессудь, этой же рукой задушу, как гниду поганую – врага большевистской республики, и бежать не думай, найду и пощады тебе тогда не будет и от слободки твоей камня на камне не останется тогда, всех в расход пущу».
Хотел сперва зверь сам с ней поехать, да передумал, если откроется, что мзду взял с врага большевиков – не будет и ему пощады, потом решил отправить с ней конвой, но тоже побоялся, увидят ещё, доложат по инстанции. Подумал и решил: «Девка верующая, Бога побоится, да и за слободку свою держится», приказал ей поБожиться и отправилась Маша за маминым колечком.
Часть 6
Но не успокоился волчара хитрый, решил все-таки незаметно проследить за девушкой, не доверяла никому душа его злобная, оделся в штатское и пошёл к домам прижимаясь.
Видит, пошла Маша через парк: «воздухом подышать твари захотелось, – засмеялся зверюга, – ну пусть дышит барынька гнилая, пойду – ка я напрямик по – над рекой, минут на двадцать ее опережу, и без ее буржуйских соплей обойдусь, посмотрим что она потом запоёт, когда без материного кольца вернётся, в расход ее – и дело с концом».
Прибежала Маша домой, а там все перерыто, разбросано, стол поломанный валяется, вещички ее малочисленные испорченные по полу разбросаны, комья грязи кругом. Машенька бегом к бабе Маше побежала. А та лежит на полу бледная в крови, избитая вся, кинулась к ней девушка, кричит от горя- то. Обняла старушку, думала, все, нет больше помощницы ее, единственного друга, любящего человека, а та глаза открывает, обрадовалась Марусенька, целует ее, слезами заливаясь, а бабушка сама, как увидела девушку, ахнула и заплакала: не лицо, а месиво, вокруг глаз чёрные синяки, волосы в крови слипшейся, пальцы разбиты, а больше не видно ничего. Маша верхнюю одежду не снимает, торопится. «Прибежал, – говорит старушка, – волчара тот в избушку твою, все перекидал, искал, поди, что-то, а потом я услышала шум, пошла туда, думала воры влезли, а он увидел, и так ласково говорит, что де ты попросила его колечко мамино принести, говорит, что обещал твой следователь отпустить тебя за колечко – то. Но я – то не вчера родилась, смекнула сразу что к чему, не знаю, говорю, ни о каком колечке. А он опять же ласково так говорит: « а пойдёмте к Вам, поговорим, чаем угостите» , пришли, здесь он и накинулся, «отдавай, – кричит, – знаю, тебе эта мразь буржуйская его отдала, – кошка Мулька наша с испуга на шкаф прыгнула, сидит там, трясётся от страха, а он раскидал все, но не нашёл колечка твоего, хорошо я его припрятала, сказал, – ещё поговорим с тобой, старая дрянь, в другом месте, – и ушёл, СпасиБо тебе, дочка, вернула к жизни». Подняла Маша старушку, обтерла кровушку ей, чаю заварила, напоила бабушку и засобиралась обратно. Старушка, конечно, ей колечко отдала, но сказала: «Не верь, доченька, волчаре этому, не отпустит он тебя живой, давай, дитятко, спрячу тебя здесь у себя.»
Отказалась девушка, не стала бабу Машу опять под удар подставлять. «Нет, душа моя, пойду я, будь что будет, я поБожилась, что вернусь да и слободку нашу обещал зверь этот порушить, если не приду, а людей… сама, тетенька, видела что творит душа его злобная…», – поплакали обе, у баб слёзы близко, а ещё Марусенька подарила старушке крестик свой серебряный, сорванный следователем, помолились они и пошла голубка наша. На дворе увидали её девки да парни, кинулись обниматься, в ноги ей упала предательница, каялась, просила прощения: «Думала, – говорит, – просто в другую слободу переселят, да забудет тебя Ванятко», – Маша обняла девушку, перекрестила, – «Иди с Богом, – говорит, – нет у меня к тебе обиды, живи с миром».
Часть 7
Пришла Маруся в город, села на скамейку прямо перед тюремным забором, шагов десять отделяло её тогда от входа, разжала ладошку, а в ней колечко мамино блестит и играет на последних лучах солнышка, хоть и дождь, а солнышко иногда да и проглянет из-за туч, скоро зима, а по лицу девушки то ли капельки дождя, то ли слёзы стекают…
– Дедунь, да ты сам плачешь.
– Эх, внучики, да как же не плакать, только представлю, что сидит голубица наша, кутается в пальтишко своё тонюсенькое и плачет родимая, может с жизнью прощается, а на улице – то все ж осень, дождь, а одежонка у сердечной – название одно.