Вечный колокол

– Мне кажется, твоя мудрость давно переплелась с мудростью богов. Ты напрасно мучаешься сомнениями, – ответил Млад, и, заглянув в глаза старому волхву, внезапно ощутил тревогу. Сначала она была смутной, непонятной, а потом вылилась в острое, горькое понимание: Белояр ничего не скажет на вече. Никто не позволит ему этого сделать. Млад попытался отделаться от этой мысли – и не смог. По спине побежали неприятные мурашки: что же за времена настали, если волхвы не смеют говорить того, что думают? Что же это за времена, если вечевыми решениями управляет тот, кто хитрей, сильней и богаче?

– Когда тебя покинут сомнения, ты, может быть, останешься волхвом, но мудрецом уже не будешь, – невесело улыбнулся Белояр. – Так ты пойдешь со мной на вече?

– Пойду, – кивнул Млад. – Дело в том, что ты не первый, кто зовет меня туда. Поэтому – пойду.

Сомнения Белояра сошли на нет, когда Млад рассказал, кто и зачем звал его на вече. Как ни странно, старый волхв не удивился рассказу, только сузил глаза, словно принял чей-то вызов. Они договорились встретиться у Великого моста в полдень – раньше вече собрать бы не удалось.

Когда Млад прощался с Белояром на крыльце, мимо них, толкнув волхва локтем, пробежал Миша и направился к лесу.

– Извини его, – сказал Млад волхву, – он… сейчас не властен над собой.

– Я понял это сразу. Но мне кажется странным: я не вижу печати смерти на его челе. Такого не случалось, чтобы боги позвали шамана, а потом отпустили его?

– Никогда, – покачал головой Млад.

– Или я начал видеть исход пересотворения? – усмехнулся Белояр.

Млад пожал плечами: хорошо бы. Хорошо бы Белояр оказался прав. Но… шаман умирает и рождается во время пересотворения. Может, всему виной огненный дух с мечом и христианский бог, которому посвятили мальчика? А может… Млад не хотел об этом думать… Может, Белояр не доживет до Мишиного испытания…

– И как тебе удалось ни разу не влезть в наш разговор? – спросил Млад у Ширяя, вернувшись в дом.

Ширяй, который уже раскрыл книгу, подвинув пустую миску Добробою, надменно пожал плечами и ответил:

– Я подожду высказываться. Если я согласен с тобой в том, что сжечь университет – глупость и мальчишество, это еще не значит, что я изменил своим убеждениям.

– Ну-ну, – хмыкнул Млад. – И в чем же состоят твои убеждения?

– В том, что татары, как бы ни прикидывались русскими подданными, все равно остаются нашими врагами. Они только и ждут случая сквитаться с нами.

– И какой выход ты видишь из этого, раз университет жечь уже не хочешь?

Ширяй вскинул голову:

– Война! Их надо прижать к ногтю окончательно, так, чтоб они не смели даже близко подходить к нашей земле! А они разгуливают по торгу, как у себя дома!

– Где-то я уже слышал это… про то, что они разгуливают по торгу… – усмехнулся Млад. – И через кого мы станем торговать с востоком?

– А купцы на что? Наши купцы, а не татарские!

– Ты полагаешь, татары, когда их прижмут к ногтю, позволят нашим купцам проходить через свои земли и везти через них товары?

– Надо прижать их так, чтоб они не смели их не пропускать!

– А как ты думаешь, если нас кто-нибудь прижмет к ногтю, по нашей земле чужие караваны пойдут беспрепятственно? Или ты первым выйдешь на большую дорогу с топором в руках?

– Мы – гордый и свободолюбивый народ, – скривился Ширяй, – а татары – трусы, лжецы и лизоблюды!

– Да ну? – Млад рассмеялся. – Вот уж не думал… Пойди к нашим, университетским, татарам, и скажи это кому-нибудь из них один на один.

– Да они из терема выпускников нос высунуть боятся! – расплылся в довольной улыбке Ширяй. – Где уж им это выслушать?

– Ничего, гордый и свободолюбивый парень… Посмотрел бы я на тебя, если б ты оказался на их месте.

– А я, между прочим, вчера едва не оказался на их месте! И что?

– Нет. Ты оказался не на их месте. Ты был среди своих, как ни крути, а они – среди чужаков, в чужом городе, который до вчерашнего дня принимал их как друзей, а тут вдруг посчитал врагами.

– Они сами виноваты! Это их Амин-Магомед убил князя Бориса!

– А ты, я думаю, видел, как он это делал… – проворчал Млад.

– Все равно они враги! И всегда были нашими врагами! Они нарочно к нам в друзья набиваются, чтоб потом взять нас изнутри! Они ползут сюда, как крысы!

– Да, и про крыс я тоже вчера слышал, – кивнул Млад, – помнишь, от кого?

– Ну и что? Если Градята – сволочь и призывает к убийствам вместо войны, это еще не значит, что он никогда не говорит правильных слов!

– Говорит, наверное. Иначе бы его вообще слушать не стали. А война… Война разорит нас и ослабит. У нас хватает врагов и без татар. Ливонский орден только и ждет, как забрать у нас обратно Невские земли, а с ними Псков и Ладогу.

– Да немцев мы уже побили! Они к нам больше не сунутся!

– Хорошо бы… – пробормотал Млад.

Декан пришел к Младу один, без ректора. Благодарил за благополучное разрешение ночного происшествия, трепал по волосам Ширяя и звал в университет. А потом выгнал шаманят побегать на дворе и заговорил.

– Млад, я понимаю, тебе неприятно об этом даже говорить, но я еще раз хочу убедить тебя пойти на вече. Это очень серьезно, с этим не шутят. Отложи в сторону свои убеждения и сделай, как я тебе говорю. Это мой тебе отеческий совет.

– Я пойду на вече. Но вместе с Белояром. Он хочет сказать новгородцам, что не верит в гадание. Он приходил ко мне сегодня и звал с собой.

– Что? Белояр… – декан привстал. – Это точно? Он это решил определенно?

– В этом я не уверен. Но моего решения это не изменит.

– Что будет с Новгородом? – декан покачал головой. – Мне страшно даже подумать… Какая каша заварилась… Послушай меня, не лезь в это. Не как декан – как отец говорю. Откажи Белояру, он тебя не защитит. Он, может, еще передумает, он мудрый человек… А ты останешься один против бояр. Ректор побоится против них выступать, он тебя отдаст им, можешь не сомневаться. Ну или хотя бы давай так: если Белояр выступит на вече, не бери назад своих слов, а если не выступит – скажи, что ошибся. А?

Млад посмотрел на просящее лицо декана: он никак не мог взять в толк, серьезно тот говорит или неуклюже шутит? И если это серьезно, Млад что-то пропустил в этой жизни, чего-то не понял.

– Ну что ты смотришь на меня? Ты же не мальчик, Млад! Ты что, не понимаешь, во что ты вляпался? Если Белояр прав и гадание действительно ложь и морок, то за этим стоят такие силы, которые нам с тобой не по зубам! И Белояру они не по зубам, но с ним ты, по крайней мере, будешь под прикрытием! И перестань кривить лицо! Что ты хочешь мне доказать? Какой ты честный и смелый, а я – трус и лжец?

– Я ничего такого не говорил… – пробормотал Млад.

– Да, я трус и лжец! А ты – дурак! Просто дурак! Неужели ты не понимаешь, что тебя растопчут? Никто не тебя не поблагодарит и не оценит твоего подвига. Наоборот, вспоминать тебя будут как предателя Родины, ты этого хочешь?

– Мне все равно, как меня будут вспоминать… – сказал Млад тихо, опустив голову. – Я не вижу в этом никакого подвига и не жду никакой благодарности. Я просто не могу отказаться от своих слов, потому что это будет низко.

– Высоким хочешь быть? Боишься гордостью поступиться? А если ты ошибаешься? Если Белояр ошибается? Если это будет всего лишь исправлением ошибки?

– Я не могу ошибаться.