Коллекционеры редкостей

Ночь выдалась студёная. Сначала мороз ударил, потом вьюга налетела. В общем, неудачное время выбрал мой злейший враг, чтобы помереть. Пока я у входа в гоблинский холм с лапы на лапу переминался, дожидаясь своей очереди, у меня на спине сугроб намело, и зуб на зуб уже не попадал. Так что я даже не стал торговаться, выплюнул под ноги сборщику пошлины самый маленький рубин, встряхнулся как следует, хвост трубой поднял и прошествовал мимо, пока он, ругаясь нехорошими словами, ползал в снегу, рубин искал.

В честь Йоля гоблины расщедрились – вместо дымных факелов под земляными сводами висели лампы с танцующими огнёвками. Под ними тесными рядами расположились торговцы: кто в настоящих палатках, увешанных зазывно мерцающими лентами, кто за открытыми прилавками из бочек и досок, а кто попросту расстелил на земле рогожу. Между рядами бродили ведьмы, увешанные снизками амулетов, брауни в коричневых сюртуках, водяные и болотники, закутанные в брезентовые дождевики, чтобы никого не намочить. Над головами пролетали, хихикая и корча рожи, пикси.

Мне вежливо уступали дорогу. Попробуй не уступи, если я, при желании, крупнее тигра могу стать. Откуда я про тигра знаю? Увидел однажды в зверинце. Стыд и позор такого красавца в вонючей клетке держать! Ну, посмотрели мы с ним в глаза друг другу… Мда… В общем, в ту же ночь зверинец сгорел – вместе с хозяином. А тигра я своими тропами на Ту сторону проводил. Там чудищ хватает, никто и не заметил, что одним больше стало, а мне теперь есть с кем мурлыкать. Но это я отвлёкся.

Слева донеслась музыка – кто-то играл на флейте. Я музыку люблю, так что задержался послушать. На удивление, музыкант оказался человеком, даже не человеком ещё, ребёнком. Лет десяти от роду. Щуплый, бледный, в чем душа держится. А играл отменно, всю эту самую душу вкладывал. В кепке у ног посверкивало серебро. Ох, зачаруют мальчишку, уведут в холмы! На Ярмарке-то его никто не тронет, а вот потом – пиши пропало. А может, оно и к лучшему – одёжка у музыканта старая, повстречай я его наверху, съел бы с полным правом. На Йоль следует в обновках щеголять. В добрых хозяйствах ещё по осени стриженую овечью шерсть вымыли, высушили, для всех домочадцев кофты, шапки и варежки связали. А если у тебя обновки нет, стало быть, либо сам лентяй, либо никому в семье не нужен. Таким одна дорога – в мою пасть.

А вы думали, почему брауни так радуются подаренной одежде, особенно на Рождество? Потому что в обновках они могут не прятаться по людским домам, а праздновать Йоль с волшебным народом, без страха повстречаться со мной. Сами виноваты, слишком с людьми сблизились. Как говорится, с кем поведешься… Для меня, что люди, что брауни – одним духом пахнут.

А по этому музыканту сразу видно – сирота и бродяга. Куртка с чужого плеча, башмаки не по размеру, верёвочками подвязанные, чулки драные. Откуда только флейту взял? Где играть научился? Да так, что даже прижимистые дварфы мимо не проходят, сыплют серебро.

Мальчишка доиграл мелодию, протёр флейту чистой тряпицей, поглядел вокруг и меня увидел. Глазищи серые, и так большие, в пол-лица расширились. Усмехнулся я, выплюнул в его кепку рубин. Для моей покупки и одного много. Второй я на всякий случай прихватил, как знал, что пригодится.

– Купи, – буркнул, – обновку себе. А то ведь встречу…

И дальше пошёл. Вслед мне музыка понеслась – весёлая, аж лапы заприплясывали. Ну, точно, уведут! И обновки купить не успеет. Да мне-то что, я здесь за другим делом. Рассказать кому – не поверят. Чтобы Йольский Кот на Ярмарку гоблинов явился пса выкупать! Да не простого пса – баргеста, злейшего своего врага. Так уж сложилось, что я всё больше в Исландии промышляю и на ближайших островах, но порой и в Англию заглядываю, и в Ирландию. Вот и пересеклись однажды наши с баргестом дорожки. Да так пересеклись, что только шерсть полетела! Силы у нас тогда равны оказались. Ну, и поклялся я, что только от моих клыков эта тварь сдохнет. Потом ещё не раз мы когти скрещивали и расползались в разные стороны раны зализывать. И вдруг слух прошёл, что сгинул враг мой заклятый. Вот уж пришлось мне побегать! Я ведь клятву дал, а наша клятва не то что человеческая – плюнул и забыл – нет, у нас и окочуриться недолго, если не выполнишь обещанное. И неважно, по какой причине не выполнил. Так что я сон и отдых забыл, пока не разузнал, что случилось. Оказалось, баргест мой на какого-то не в меру ретивого святошу нарвался. А ведро святой воды на загривок и рябиновым крестом по лбу – это, доложу я вам, для любой нечисти не начихать. Вот такого – ослабевшего до полной потери сознания – и подобрали его гоблины. А что к гоблинам попало, то ищи на Ярмарке.

Впереди запахло кровью, послышались птичьи крики. Я с шага на трусцу перешёл, а то ведь перекупят моего врага, в жертву принесут. Ведьмы такое любят. Мимо клеток с белыми мышами и крысами я пробежал, даже глаз не скосив. Какофония ароматов в рядах с живым товаром оглушала, но могильный запах баргеста я учуял сразу и прямиком направился к палатке почище и повыше других. Ясно, хозяин непростым товаром торгует.

– Прошу прощения, госпожа! – промурлыкал я, огибая моложавую каргу, закутанную в пёструю шаль из птичьих перьев. – У меня срочное дело.

– Конечно-конечно! – ведьма подвинулась. – Небось, для Грюлы чего-нибудь вкусненькое ищешь? Как её драгоценное здоровьичко, кстати?

– Не жалуется, – машинально ответил я, обшаривая глазами тёмное нутро палатки.

Гоблин-хозяин радушно раскинул лапы:

– Господин Йольский Кот! Какая радость! Не поверите, как раз про вас думал! Извольте взглянуть, какой у меня упитанный кролик имеется. Вам для жарки или сырым предпочитаете?

Он поднял большую клетку. Сидевший в ней белый кролик выронил золотые часы на цепочке и хлопнулся в обморок. Я облизнулся. Действительно, в самом соку. Такого погонять – одно удовольствие.

– Сожалею, – я непритворно вздохнул, – но…

И тут я его увидел. Баргест черной неряшливой грудой валялся в глубине палатки, прямо под клеткой с птенцом феникса. Я моргнул. Подавил недостойное кота желание протереть глаза. Рядом с баргестом сидел маленький брауни, с головой замотанный в обтрёпанный шарф, и гладил моего заклятого врага по безвольной лапе. Шептал что-то в лохматое ухо.

– Э-э-э… – хозяин лавки замялся. – Если вы насчет брауни… Не продаётся. Сам пришёл, никак выгнать не могу. Твердит, что они с приятелем выкупят эту дохлятину, как только деньги соберут.

– Задаток они тебе дали?

Гоблин понятливо ухмыльнулся.

– Никак нет, господин Йольский Кот. – И ладонь подставил.

Я выплюнул последний рубин.

– Сдачи не надо. Только найди кого-нибудь, пусть вытащат эту тушу наверх.

Я думал, брауни крик поднимет, но он молча губу закусил, потёрся мордочкой о шерсть баргеста и убежал куда-то. Вот и хорошо, а то обновки и на нём нет.

Когда гоблины-носильщики вытащили мою покупку наверх и бросили посреди вересковой пустоши, я всех богов об одном молил: чтобы эта паскуда не сдохла в последний момент. Но нет, на воздухе баргест даже глаза открыл. Метель стихла, луна за тучами видна стала. Идеальный момент для завершения пьесы.

– Ну, здравствуй, старый враг, – я шерсть вздыбил и когти выпустил. – Здравствуй и прощай.

Зря старался, баргест на меня даже не взглянул. Насторожил уши и заскулил, как щенок.

– Не трогай его!

– Это наша собака!

Я чуть не подскочил. Как эти пацанята умудрились незаметно ко мне подкрасться, ума не приложу! Брауни сразу к баргесту кинулся, а флейтист встал передо мной, поклонился и кепку на землю положил – с серебром и моим рубином.

– Вот, возьми. Это выкуп!

Я как стоял, так и сел на задние лапы. До сих пор мне даже в голову не приходило, что у баргеста могут друзья завестись.

– Да как вы посмели явиться перед Йольским Котом без обновки?!

Мальчишка отчаянно сжал на груди куртку.

– У нас всё было, честное слово! Мы продали… А новое купить не успели.

Я присмотрелся к нему. Похоже, не врёт. Руки и лицо чистые, соломенные волосы ровно подстрижены. Интересно, как он в эту компанию затесался? Впрочем, я здесь не для того, чтобы загадки разгадывать.

– Отговор-рки, – промурлыкал я и когтями поиграл. – Но дам вам шанс. Сейчас я с этого пёсика шкуру сдеру – как раз вам на обновки хватит. Обоим. Если наденете, отпущу.

– Беги… те… – баргест поднял голову. – Бр-рысь…

– Нет, мы с тобой! – запричитал брауни, силясь обхватить его за шею. – С тобой мы…

– Ты его не тронешь. – Музыкант отступил к ним поближе и вынул из-за пазухи флейту.

– Зачаровать меня хочешь? – я улыбнулся так, что Чеширский Кот удавился бы от зависти. – Малыш, у тебя силёнок не хватит.

Он заиграл. Я говорил, что люблю музыку? Снова сел, когти спрятал. Грех музыканта есть, когда он играет. Да и сколько этот доходяга продержится – на морозе-то?

Мальчишка доиграл колыбельную до конца, только потом всхлипнул и флейту из одеревеневших пальцев выронил. На меня, конечно, не подействовало, зато баргест тем временем на ноги поднялся. Пошатывался, но стоял. И рычал на меня, почти как раньше.

– Пор-р-рву!

Брауни у него из-за передней лапы выглядывал и что-то острое в кулачке поблескивало. На эльфийский наконечник стрелы похоже. Получить таким в бок – радости мало. Но со стрелой или без стрелы я всех троих одной лапой передавлю, как мышей. И Баргест в этом не сомневался, по глазам видно. Вот и хорошо. Вот и разобрались.

– Ладно, – говорю, – весело с вами, детки, но мне пора. Следите за своим питомцем, как следует. И про обновки не забудьте, Йоль ещё не закончился.

Луна как раз прояснилась. Если знать, куда смотреть, можно увидеть между лунными лучами щель на Ту сторону. Я прыгнул и успел услышать, как залаял вслед баргест. Раз с врагом моим всё в порядке, пора и о друге подумать. На Той стороне всякие встречаются, драконы к примеру. Надо проверить, вдруг обидели моего тигра?

Как в воду глядел. Тигр на воле совсем ошалел, бегал, как котёнок, ловил всё, что движется. И добегался. На Той стороне есть много таких, кто бесстрашие как личное оскорбление воспринимают – мол, если не боятся, стало быть, не уважают. Как я тигра у Сфинкса отбивал – это особая песня. Эпическая, можно сказать, без лишней скромности. Потом пришлось учить полосатого оболтуса правилам, без которых на Той стороне не выжить. Понятливая зверюга оказалась. И привязчивая.

Когда я в Ирландию вернулся, здесь уже пять лет пролетело. По всему острову голод, люди мрут, как мухи. Деревня, в которой флейтист жил, совсем опустела. И ни брауни, ни баргеста, ни мальчишки, а я-то уже размечтался коллекцию свою пополнить.