Ангел, мой Ангел

– В дереве, – поправил Мур. – В дуплах. Ну, увидишь ещё. А теперь полетели, я тебе одно место покажу. Оно только моё, а теперь и твоё будет.

Как и ожидал Мур, с верхушки дерева Ангел взлететь сумел – помог ветер и тепло Леса. Муру даже махать крыльями не приходилось – планируй в упругих воздушных струях и блаженствуй.

– Вот это всё – наш Лес, – сказал он. – Видишь, какой большой? Просто огромный. Тут много всяких живёт, и опасные есть. Но ты не бойся, нас все уважают и тебя не тронут. Зверьё здесь не такое, как в человеческом мире, а деревья похожие. Учитель говорит, это потому, что раньше, во времена Ледяных великанов, был один мир, а потом разделился на два. А вон там Река. За Лесом её по-всякому называют, а мы просто – Река, потому что она здесь одна.

– А что за Лесом? – спросил Ангел. Он уже не хлопал заполошно крыльями, а тоже парил, поймав тёплый ветер.

– Города и горы. Но тебе туда не надо, там волшебники живут. Они не злые, просто очень занятые. Если случайно помешаешь, опять истуканом сделают. А ты помнишь, за что тебя превратили?

– По-моему, меня не превращали, – Ангел потёр лоб. – Меня создали из глины. А потом подарили Олечке на день рождения. Она меня очень сильно полюбила, и оттого, наверное, я ожил… А можно, мы опустимся?

– Устал? – забеспокоился Мур. – Сейчас отдохнёшь, мы почти прилетели. Видишь берег? Нам во-он на тот пригорок надо.

Мур хотел опуститься плавными кругами, но получилось штопором. Ангел всё-таки начал падать, и пришлось ухватить его за руку, расправив одно свое крыло, как парус.

– Над Рекой даже не пробуй летать, – наставительно сказал Мур, когда они приземлились. – Там ветер такой, что унесёт к водопаду и утопит.

– Я не буду, – пообещал Ангел. – А кто здесь живет? – он показал на противоположный берег, весь в темных пятнах нор.

– Пеструшки-береговушки, – Мур украдкой растёр ноющую руку. – У них и крылья, и лапы сильные, им ветер нипочём. А теперь поклянись, что никому не расскажешь о моей тайне.

– Клянусь, – торжественно ответил Ангел.

Мур подозрительно огляделся, прислушался, принюхался и только после этого потянул за неприметный пучок травы. Круглый кусок дёрна поднялся, открыв узкую нору.

– Ныряй! – скомандовал Мур. – Крылья только сложи и ползи. Там недалеко.

Ангел неловко опустился на колени, зажмурился и полез. "Да он темноты боится!" – догадался Мур. Он нырнул следом, опустив за собой земляной люк.

– Ты не бойся, не бойся, – приговаривал он, жалея, что лаз слишком узкий и нельзя им ползти рядом. – Я здесь. И посветлеет сейчас.

– Я не боюсь, – прошептал Ангел. – Просто не люблю темноту. Олечка плачет по ночам, когда свет выключают. Я пытаюсь её утешать, но она всё равно боится.

– А почему бы просто не оставить ночник? У наших мелких есть такие – из грибов.

– Родители против, – Ангел вздохнул. – Они даже нянюшку прогнали за то, что она с Олечкой ночью оставалась. Говорят, нельзя ребёнка баловать.

– Вот глупости! – фыркнул Мур. – Наша матушка говорит: если не баловать детей, то и рожать незачем. Осторожно, не упади!

Они вылезли в полукруглую пещерку с гладким глиняным полом и стенами. Из круглого окошка наверху пахло рекой и виднелись розовые облака.

– Нравится? – Мур плюхнулся на охапку сухого тростника. – Это старая нора, береговушки в ней не живут, потому что зверь-хитрец прокопал с пригорка лаз. А я нашёл и заткнул. Теперь это моё тайное место.

– Здесь уютно, – Ангел сел рядом. Он дышал часто и глубоко, словно не мог поверить, что дышит. – А зачем тебе тайное место? Прятаться?

– Ага, – Мур подтащил к себе сундучок, в котором хранил свои сокровища. Хотел добавить к ним пуговицу, но раздумал. Вместо этого вытащил три стеклянных шарика и переложил в сумку. – Братцы у меня те ещё придурки… временами. Хочется иногда одному побыть. Дай, я тебя расчешу, – он достал из сундучка резной костяной гребень, выменянный у речницы за корзину ягод. Посмотрел на свалявшиеся волосы Ангела и взял ещё серебряные ножницы. – Колтуны придётся отрезать. Ничего, обрастёшь потом. И о крыльях не переживай: перелиняешь, как птицы, и новые перья вырастут.

Ангел хотел что-то сказать, открыл рот, но тут же закрыл и отвёл глаза. И даже не вздрагивал, пока ему расчесывали и подстригали волосы.

– Теперь хорошо. – Мур полюбовался делом своих рук. С короткими кудряшками Ангел стал ещё забавнее. – Я у матушки попрошу паучьего шёлка, сделаем тебе новую одёжку. А пока вот это возьми, чтобы красиво было.

Он намотал на шею Ангелу бусики – свои любимые, из голубых и синих прозрачных камешков. Это была плата за оживление девицы из Города-под-Горой, заблудившейся в лесу и заколдованной коряжником за непочтительные разговоры. Конечно, сначала пришлось просить разрешения. Коряжники не возражали, только условие поставили, чтобы не сразу оживлял, дал время на вразумление. Девица, после того, как семидневье ивой покачалась, сильно поумнела.

Мур начал было рассказывать об этом, но вдруг понял, что его не слушают.

– Ты чего? Устал или есть хочешь? Так у меня тут лепёшки припрятаны. На, попробуй.

Ангел взял медовую лепешку, откусил и замер. Выражение лица стало странным – не то испуганное, не то счастливое.

– Вкусно как…

– Это ты ещё матушкину похлёбку не пробовал! И грибную запеканку, – Мур облизнулся. Он и сам проголодался. – Пожалуй, пора домой. Матушка как раз ужин готовит.

– Ты прости меня, Мур, – Ангел опустил голову. На грязный балахон капнула слезинка. – Ты хороший, и здесь у вас хорошо. Но я должен вернуться к Олечке.

– Зачем?!

– А как же она без меня? Я с ней всегда был, с рождения. Она со мной разговаривала, ещё когда и говорить-то не умела, но я её всегда понимал. Ведь я сам по себе ничего не видел и не чувствовал, а когда она меня в руки брала, так тепло становилось. Я даже картинки в книжках разглядывал, вроде как её глазами, понимаешь? И нянюшкины сказки слышал, если Олечка меня держала. Как ты думаешь, я останусь живым, когда вернусь к ней?

– Это вряд ли, – Мур нахмурился. – В человеческом мире волшебства мало. Оно есть, иначе бы ты не ожил, но это другое. Да не переживай, она тебя забудет. Люди забывчивые.

– Нет, не забудет, я знаю. Ты только не сердись, я тебе очень благодарен. Летать – это счастье. Но как я смогу здесь радоваться, если она там плачет по ночам одна? Уж лучше опять стать глиняным.

Мур хлопнул себя по коленям. Такой несусветной глупости ему ещё встречать не приходилось.

– Спорим, никто тебя там не будет ждать!

Ангел упрямо мотнул кудряшками.

– Нет, будет, вот увидишь. Ты ведь откроешь мне дверь?

– Открою, – Мур прищурился. – Но если ты убедишься, что детёныш не плачет, не ищет, не ждёт тебя, то вернешься со мной обратно. Договорились?

Ангел серьёзно кивнул.

– Договорились.

– Только дверь я открою не прямо сейчас, – сказал Мур.

– Почему?

– Потому что когда там ночь, у нас день. И наоборот. А сейчас вечереет, видишь? Значит там утро, а нам запрещено показываться в человеческом мире, когда светло, чтобы люди не увидели. Так что полетели пока к нам домой. Сначала поужинаем, а потом я тебя на лесные пляски свожу. Тебе понравится.

Чтобы Ангел взлетел, пришлось карабкаться на липкую от смолы сосну, но зато потом долетели прямо до дома, без остановок. Матушка, которой младшие уже всё рассказали, встретила Ангела без удивления. Только головой покачала, глядя на измазанный балахон и слипшиеся кудряшки. Мур, который выглядел не сильно чище, виновато засопел.

– Идите мыться, – приказала матушка. – Иначе за стол не пущу!

В лохани с нагретой за день дождевой водой, они поместились оба. Мур нарочно брызгался, щекотал Ангела, натирал его мылом из душистой травы, пока не полетели пузыри. Ангел сначала грустно улыбался, потом развеселился и придумал, как взбивать крыльями пену, отчего вся вода из лохани расплескалась.