– А это что? – Женя с ужимкой вытащил из мешка какой-то круглый инструмент.
– Это арбуз! – не растерялась толстушка с косичками. – С двух сторон срезанный.
– На арбузе только ты играешь, – отпарировал парень. – Банджо, хлопцы!
– Женька, на «банджу» перешел?
– Ну, валяй, играй!
– Жень, спой «Я потомок Мамая»!
– Женька, давай «Провожала бабуся пирата»!
Женя поставил прямо напротив Мухина два чемодана, один на другой, уселся, потренькал на струнах, прислушался. Настроив банджо, он откинулся, сделал потешную мину и запел. Ребята заржали хотя ничего смешного в песенке не было. Веселье продолжалось долго. Женька пел разные песни. А под конец затянул «Провожала бабуся пирата», Парни серьезно и мрачно подпевали ему мужественными голосами, иногда всхлипывая и вытирая воображаемую слезу, а девчонки прямо визжали от восторга.
–…Зря сирот не обижай – береги патроны-ы,
Без нужды не посеча-ай злачные прито-оны-ы…
Скрипуче пел Женя, и лицо его сразу делалось скорбное, старушечье. Старушка, в изображении Жени, наставляла внука, который отправлялся на разбой. Тот хрипло и мрачно (тут Женя преображался в пирата) отвечал заботливой бабусе, что он и без нее знает, что делать. А бабуся ласково называла внука «соколом одноглазым». Наконец, она надоела своими советами верзиле-бандиту, и он заявил, что пусть тогда сама и отправляется на дело вместо него. «Ладно». Соглашалась бабуся: «Я- не ты… Давай, выкладывай сюда пистолетов пару».
Дождь захлестал вовсю. Вся группа укрылась под навесом из курток и плащей, натянутом между елок. Девчонки достали из футляра магнитофон.
– Ну как, будем? – воскликнула толстая с косичками.
– Давай, чтоб согреться!
Один из парней включил магнитофон и крикнул остальным:
– Братцы, айда танцевать!
Под навесом стало тесно. Танцевали и парами в обнимку, и группами – нечто среднее между твистом и шейком, а кто просто скакал и дрыгал ногами, налетая на кусты и деревья. Хохот стоял оглушительный.
– Ося, здравствуй, ты откуда здесь?!
Галя, в пушистом свитере и техасах, пробивалась к нему в толпе танцующих.
– Га-аля! – Оскар замахал ей рукой.
Галя подошла. Она молча остановилась перед обрадованным Оскаром, сложила руки за спиной и принялась его разглядывать. При этом она наклоняла голову то к одному, то к другому плечу, и по кукольному расширяла глаза…
– Ишь ты! – наконец, сказала она. – И он тут.
– Галка! – сказал Оскар.
И они пошли танцевать.
Сначала танцевали молча, в обнимку. Галина мягкая сильная фигура упруго покачивалась в такт музыке…
– Вот не думала, что вы придете, – она положила локоть на его плечо, мягко двигаясь в танце. Оскар бережно держал ее за талию.
– А я гулял и наткнулся на ваших.
Он провел ладонями по ее спине. Свитер был пушистый, а спина теплая, податливая.
«Дую шейк…», – громко сипел магнитофон, лента была заезженная.
– Старая музычка, – сказал Оскар тихо, ближе привлекая к себе девушку.
– А, сойдет, – так же тихо ответила Галя.
Она покачивалась упруго и небрежно.
Дождь перестал. Словно короткий ливень обессилил небо, и пустые, ветхие облака быстро ушли. Неожиданно светло стало вверху за деревьями. Галины волосы пахли дождем, мокрой травой, рекой.
Они натолкнулись в танце на кого-то. Это были толстушка с косичками и долговязый Женя. Он по-товарищески подмигнул Оскару и передернул носом в сторону Гали: давай, мол, жми, не теряйся! – так можно было понять эту мимику. И они вскачь скрылись за деревьями.
– Вот комики! – засмеялась Галя.
… Потом они шли рядом по просеке.
– Ну, вон еще до той сосны, Ось. А то меня наши ждут. Отдохнули и хватит…
– Ты с кем работаешь? Кто у тебя в группе? Женька?
– Ой, Женька! С ним поработаешь! С ним только животики надорвешь… А у нас и так все шиворот-навыворот.
– Не понял, – по-военному сказал Мухин. Ему тоже хотелось быть веселым и бойким, как этот комик Женька, как все эти ребята.
– А я тебе скажу. – Галка взяла его под локоть и пошла медленнее, чтобы успеть рассказать «до сосны». – Знаешь, у нас все колышки куда- то поисчезали. Вот пропадают и пропадают, как сквозь землю проваливаются! Мы вбиваем в почву-то, а как приходим потом – их нет…
Сверкало на кончиках веток, на иголках, на стеблях травы вокруг них, сиял в косом луче пар над просекой. Мухину туманило голову, наверно от испарений, от жара. «Про какие там еще колышки она говорит? Ах да, кто-то у них колышки вытаскивает. Какая-то нечистая сила».
– И в поле тоже… Мы их по всему полю искали, бегали-бегали…
Они дошли до сосны, где надо было прощаться.
– Ну, мне пора, – сказала Галка. – Ребята ждут.
И убежала.
… Мухин еще раз встретился с Галей. Это было в субботу, через два дня. Он придумал предлог для своего появления в Редькино – пригласить Галю в клуб на танцы. Суббота же! Хотя танцевать ему не хотелось. Его тянуло просто поболтать с ней. Побродить с ней по лесным дорожкам. Но на этот раз ему не повезло. Галя была занята по хозяйству. То она исчезала в сарае, то мать звала ее в огород. И когда, наконец, они остались вдвоем во дворе на скамейке, мать крикнула с крыльца:
– Галка, к тебе твой архитектор пришел!
«Вот те и на, – подумал Мухин, – «твой», да еще архитектор».
– Ну, в общем, ты как, пойдешь сегодня? – спросил он чужим, ненатуральным голосом.