Катулл и Клодия. Римское небо

Он уже знал этот особый покой, вселяющий уверенность и силу, запредельный, особый… Он чувствовал, когда Небо с ним разговаривало. Он различал этот язык, любил его.

Корнелий окликнул Катулла, вывел его из особого состояния силы, в руках Корнелия плескалось темное маслянистое вино в бокале, он плеснул в другой бокал Катуллу…

– За встречу, друг! Будем здоровы!

– Сперва тебе нужно встретиться с нашими, это отличные поэты-неотерики, мы представляем здесь в Риме Александрийскую школу…

– Я перевожу Каллимаха…

– Не сомневаюсь в тебе. Ты ведь не перестал писать свои ямбы?

– Я бы сказал, наоборот….

– Уверен, в Риме тебя оценят.

Эссе (1)

Катуллу около двадцати, когда он переезжает из Вероны в Рим. Семья рассчитывает, что именно в Риме он продолжит свое образование, изучая юризм, что даст шанс начать собственную карьеру. Время – очень приблизительно с погрешностью в три-четыре года, здесь историки несколько расходятся – примерно 64 год до Рождества Христова.

Гай Валерий Катулл приезжает в Рим.

Мечты семьи о карьере сразу же были пожертвованы поэзии. Стихи, а не юридические тонкости волновали его кровь. Стишочки. Знал бы он, что они ему принесут.

Он вошел в кружок таких же молодых поэтов, увлеченных Александрийской поэзией.

Его стихи признавались лучшими.

Тогда же он сблизился с Корнелием Непотом.

Дружбу с Корнелием Катулл сохранил до конца жизни, и свои последние дни – бездомный, тяжело больной Катулл провел в доме Корнелия.

Так что это посвящение Корнелию, безусловно, оправдано.

В обращении к Корнелию, за мягкой иронией, отсутствует всякая фамильярность. Здесь нет притяжательного местоимения – мой, так характерного для Катулла. У Катулла притяжательное местоимение «мой» никогда не указывает на обладание, на форму собственности, но это и обозначение чувств, и душевной близости, и ссылка на некую внутреннюю общность – огромная палитра значений.

Но Корнелий – Катулл как бы дистанцируется от него, отходит в сторону, проводит черту, разделяет: вот это мои nugae «безделки» как принято называть в России уже как два века стихи Катулла, а вот это твои три тома, трудолюбиво.

И здесь как-то вдруг меркнет всякое разделение, и остается космическая серебряная россыпь смеха бессмертных, смех из темноты времен, из звездной ночи.

…Они культивировали ДОСУГ, практически отсутствовавшее понятие до них.

Они устраивали вечеринки с вином, танцами, лавровыми венками, с непременным чтением стихов.

Все, что их действительно беспокоило – это качество собственных стихов.

Но именно они диктовали литературную моду Рима.

С ними считались.

К тому же, к культу ПОЭЗИИ, у них создался еще один культ – ЛЮБВИ И ДРУЖБЫ.

Вообще, любовь и дружба – не слишком характерная для Рима идея – проявится в истории мировой литературы с такой полнотой только еще пару раз – В Риме в эпоху Августа, в «золотой век» римской поэзии, и будет инициирована Гаем Азинием Поллионом, другом Катулла, поэтом-неотериком в молодости, и в последствии достойным государственным деятелем, впрочем, в зените карьеры и славы, отказавшимся от консульства, политики и государственной службы вообще – в пользу литературы; и в России – Пушкин и поэты-лицеисты.

Поэзия, любовь и дружба, не слишком свойственное имперскому менталитету занятие вообще-то, если подумать.

И еще: свой труд, а значит, и свою жизнь Катулл посвятил БОГИНЕ.

Кто же это?

Диана, которой Катулл слагал свои гимны?

Изида?

Добрая Богиня?

Неизвестная Богиня?

Кто?

И здесь Катулл еще раз дистанцируется от Корнелия и уходит в сияние забытых древних священных имен.

А у нас по Римскому календарю, установленному, кстати, еще Юлием Цезарем, у нас уже нет памяти о Богинe, все закрыто, стерто, тотально демонизировано. У нас есть только Отец. Мы ничего не знаем о своей Небесной Матери. Даже память утрачена об этом сиротстве. По Матери – в обществе только мат. По Отцу – молитвы.

Катулл обращается к БОГИНЕ. Он сознает себя под покровительством Женского Божественного начала, позволю себе написать это с большой буквы.

И время показало, что Та, к Кому обращался поэт, действительно позаботилась о нем и его книге. Не на одно столетье и даже не на одно тысячелетье, а возможно, столько, сколько будет существовать мир…

Комментарии (1)

64 год до Р.Х.

Сирия становится провинцией Рима.

Луций Юлий Цезарь – древнеримский политик, консул 64 года до Р.Х вместе с Гаем Марцием Фигулом. Сын предыдущего консула, легат одного из галльских легионов в 52 г. до н. э., понтифик в конце 50-х гг. до н. э. Во время своего консульства высказывался за казнь участников заговора Катилины. После консульства стал авгуром. Во время Галльской войны служил в Галлии под руководством своего родственника, Гая Юлия Цезаря. После убийства Гая Юлия Цезаря в 44 году выступил против Марка Антония, своего племянника, за что и был впоследствии проскрибирован.

Гай Юлий Цезарь в этом же году занимает должность курульного эдила вместе с Марком Кальпурием Бибулом, недальновидным, хотя и ревностным приверженцем демократии. Добиваясь повышения своей популярности, Гай Юлий Цезарь не ограничивается обычными полномочиями эдила. Великолепными постройками, служащими к пользе и украшению Рима (базилики и рынки), или устройством блестящих игр, Цезарь не оставляет сомнений в ясности своих намерений. Толпа его поддерживает за лояльность, щедрость и внимание. Так, он проводит блистательные гладиаторские бои, где присутствуют 320 лучших гладиаторов в доспехах из чистого серебра. Он дает обеды, устраивает пышные приемы, внешне добиваясь поверхностных целей – получить популярность. Его недруги ждут, когда иссякнет запас денег и толпа отвернется от него, но этого никогда не происходит. Цезарь всегда имеет средства, если не свои, то кредиторов. Он в огромных долгах, что не мешает ему наслаждаться жизнью и пребывать в прекрасном настроении.

Претор этого же года – Метелл Целер. Целер в этом же году выполняет еще и жреческие обязанности авгура. В обязанности жрецов входит также изучение и хранение книг Сивилл.

Ссылки (1)

Стихотворение №1 посвящено Корнелию Непоту, первому римскому историографу, земляку Катулла, писателю и историку, автору многотомного труда «Хроники», в котором Корнелий излагает всемирную историю, начиная с древнейших отдаленных времен и заканчивая последними событиями в Риме для автора на тот момент времени.

Сarmina * – переводится с латыни как песня.

А также – как лебединая песня.

И еще – как крик совы.