Завеса

Девушка пересчитывает деньги с явным удовольствием.

Арбатская квартира Ольги. Ольга моет полы. Дочь на кухне готовит яичницу, звонок в дверь, Ольга открывает. На пороге Юра

Юра. Вот и я

Ольга. Проходи мы еще не готовы, придется тебе подождать ( домывает пол) Наша неделя уборки. (помыв полы, заходит в ванную, слышен звук льющейся воды. Ольга неторопливо выходит из ванной, феном высушивает волосы, делает макияж. Юра смиренно сидит на табурете.)

Олеся. (кушает за столом) Д. Юра яичницу будите?

Юра. Спасибо я не голоден

Олеся. Ну тогда – ждите (дает ему какой-то журнал)

Ольга складывает в сумку вещи, Юра ловит её равнодушный взгляд.

Мысли  Ольги. Зачем еду? Армянский клан, ну да ладно обстановку сменим, Олесе все будет по веселей… Там дети.

Юра. Ну что, вишенка, пора? Леся не горбись! Спинку держи… Давай сумку.

Все трое выходят из квартиры.

Заснеженное Ярцево. В соснах одиноко стоит общежитие. На пороге общежития Юру со спутниками встречает шумная армянская компания: сестра Юры с двумя детьми, мать его, отец, объятия, поцелуи.

А. М. не скрывает своей радости, что Юра с Ольгой вместе. Они поднимаются на 5 этаж. В большой комнате накрыт стол; после необходимых санитарных процедур все садятся за стол, где в большом казане восточная долма из виноградных листьев. Теплота и искренность обстановки не вызывает сомнений. Ольга и Олеся попадают под обаяние этой восточной тонкой простоты, где тебе рады и готовы одарить тебя своими не хитрыми подарками. Марина берет к себе ночевать Олесю и Ольгу. Она живет неподалёку. Дочь Марины, Вика (лет 5) начинает капризничать. Марина (кричит) сейчас возьму палку. Лупит Вику. Ребёнок заливается слезами и тут же замолкает. Марина кладет Ольгу на высокую постель, застланную многочисленными тюфяками из верблюжий шерсти, свежее белоснежное бельё хрустит, пуховая подушка. Олеся ложится радом. Так проходит остаток новогодней ночи.

1 января 1993 года. Солнце заливает просторную комнату Марины. Ольга проснулась, Олеся ещё спит. Но ей не хочется вставать, она нежится в теплой постели, откуда видно безоблачное, словно выстиранное, голубое небо. За 2 года с уходом Толи ей не было ещё никогда так хорошо и спокойно. Её не одолевали мысли, она не чувствовала себя виноватой перед мужем, она понимала, что все это должно было произойти. Только для чего? Ей вспомнился странный разговор с подругой Галиной, мужу которой звонил Толя уже после произошедшей смерти в Склифе. Тогда Толич сказал Эдику: «Мы с тобой договорились встретиться, поиграть в шахматы…» Тогда у Эдика чуть не отнялся язык: «Как, ведь ты… умер!» Только и сказал он, как в трубке сделали отбой. Так странно… И это необыкновенное ощущение, что Толя совсем рядом, что он помогает им с Олесей, что он их любит, и они его, а все остальное не важно. И потом думала Ольга, необъяснимая высокая температура, не позволившая выехать на похороны. Ведь она его не видела в гробу! Странное заявление маман, что в гробу был не он… Он бы никогда добровольно не свел счеты с жизнью, ведь он ей звонил накануне, говорил, что готовится отметить свое 50- летие. Это не тот человек, что на щите! Он был всегда на коне. Так что же? Есть могила на Покровском кладбище в Москве, есть чувство вины, мол «бросила в Баку, а говорила любить буду». Все это так. Но откуда то неизвестное чувство ожидания встречи, без сожаления о том, что произошло? Ольга на этот вопрос не могла найти ответа… С уходом Толи не осталось и следа от чувства к Юре, а ведь, как ей казалось, она его очень любила, любила так, что оставила мужа, рассказав ему всё; она не могла вести двойную жизнь. Толя, первый её мужчина, не мог терпеть этого, и он уехал, с ходу женился и стал в Москве заниматься только ему под силу этой научной и практической работой… Ольга поймала себя на мысли « практической»… Что, если он смог… Нет это невозможно… Это разыгралась фантазия, – подумала Ольга и стала думать о другом…

В кв-ре Марины раздался звонок. Марина побежала открывать. На пороге молодая, скромно одетая девушка лет 17-ти. Белая кожа, румянец с мороза. Татьяна.

Т. С новым годом! С новым счастьем!

М. Кабы так… Проходи, вот тапочки (Татьяна раздевается и, смущаясь, проходит на кухню.) Давай чаю. Печенья сама пекла. (наливай чай) Пауза.

М. Согрейся с мороза. (пьют чай).

М. Не знаю, слышала ли ты про мою беду? Во время событий в Баку пришли люди в дом свекрови и увели моего мужа. Куда? Живой ли? Жена ли я, вдова? Да и как жить, детей поднимать? Скажи что видишь. Устала ждать, вестей ни каких, столько лет и ни звука, куда только ни писала, даже в программу на ТВ «Жди меня»…

Т. (берёт фотографию мужа рассматривает) Живой он. Только память у него отшибла. Попал к женщине, она его выходила, был бит много. Но как его зовут, и, вообще, кто он – не помнит. Начал жизнь с чистого листа. Ты его не найдёшь! Да и как найти, если это совсем другой человек. А ты встретишь свою судьбу. Будет у тебя другая жизнь.

М. (горько улыбаясь) Ах Славик, Славик… Говорила ему, не продавай машину. Он её сам по частям собрал, ездил, учил вождению, а тут эта резня. Съездил в Баку, я в Ярцево с детьми сидела, продал машину, хотел купить мне шубу… Зашел к матери, его здесь и взяли. Заломили руки, увели. Увели и отца его – он участник войны, там пуля не достала, а здесь, в мирное время… Чего мне теперь ждать? Какому богу молиться? Дети крещёные в русской церкви. А я… да и Славик не крещёный, говорят, о нем и молиться нельзя.

Т. (участливо) А ты молись. Сама, своими словами, дома, как можешь. Но не вижу я вашей совместной жизни. Прости. Может быть, ошибаюсь. (Пауза) А ты верь, вернется твой Славик.

М. (опустив глаза, смахивая слезу) Так все-таки вернется?

Т. (смущено) Пойду я.

М. Посиди. Посиди. Оль! (громко) Оль! Иди сюда! (на кухню входит Олеся)

М. Позови маму! (появляется Ольга)

М. Вот Татьяна! У неё дар. Она тебе все скажет.

Ольга. Не надо. Я не верю гаданьям. (Ольга и Олеся садятся рядом с Мариной.)

(Вдруг Татьяна меняется в лице. Выпрямляет спину, поднимает со лба челку и, пристально глядя на Олесю, говорит)

Т. Ты не узнаешь меня?

Олеся – ??

Т. Июнь 1744 год. Церквушка Воскресения в Барашах, что на Покровке в Москве. Мы венчаемся с голубчиком Алёшей. Ты – моя фрейлина… стоишь позади меня, Алешенька совсем оробел, дрожит как листочек. (пауза) Об этом событии напоминает вызолоченная императорская корона, поставленная на церкви под крестом… А вот… раскольник, бороду отрастил, а я ему: «Смерд поганый…» (она властно подняла руку) «Гнить будешь ты и твои дети, если не покаешься» (пауза) А вот зима 1746 год… Роды были тяжелыми, но моя девочка, моя Августа, родилась на свет «в рубашке» Слабенькая была, но должна была быть счастливой! Не сбылось. Хотя, как знать, может быть молитвами Досифеюшка род наш вымолила.

Олеся. (падает на колени) Матушка! Государыня Елизавета Петровна! Признала! Признала! И как мы едем на богомолье с владыкой Амвросием в Св.-Троицу, и как в Воскресенский монастырь, что патриарх Никон заложил, пожертвования везём. Все вспомнила!

(Ольга и Марина с изумлением переводят взгляды с Татьяны на Олесю, с Олеси на Татьяну)

Т. –Ел. Петровна (с достоинством начинает читать:)

В старой церкви ставлю я свечи,

Чтобы Бог оступиться не дал.

Кто сказал Вам, что время излечит,

Он, наверное, так не страдал…

(пауза)

И опять я читаю молитву

Словно клятву Всемирной Любви,

Чтобы выдержать с дьяволом битву

И при том не погрязнуть в крови…

(Воцарилось молчание)

Ольга. (достает из записной книжки последнюю фотографию Толи) Посмотри. (протягивает Татьяне)

Т. (с ужасом смотрит, передергивается, переворачивает её, бросает вниз изображением) Лучше о нем не спрашивайте.

(Резко встает, направляется к выходу, на ходу одевается и хлопает дверью. Ольга, Олеся, Марина молча смотрят друг на друга.)

Татьяна бежит, не оглядываясь, домой, где ждет её старая бабушка. Обстановка в квартире очень простая. Сбросив пальто, Татьяна ложится на диван, тупо устремляя взгляд в потолок. На стене портрет её бабушки и дедушки в молодости.

Б. Таня, ужин на столе. (Татьяна, молча, поворачивается к стене. Бабушка, вздыхая, садится на край кровати и нежно гладит внучку по голове.)