Оборотни клана Морруа

– Мне жаль, что это не ты. Но я счастлив, что не придется ждать, как, например, главе Морруа.

– Опять этот Морруа? – Я отстранилась от Ника, потирая грудь.

– О! Тьерри Морруа побил все рекорды неудачников – прожил тысячу двести лет, но так и не встретил свою половину. У него такой тяжелый нрав, что даже в своем клане его боятся до дрожи в коленках. Ну что, у нас есть два дня собраться в дорогу? Скоро светает, давайте отдохнем и завтра на свежую голову подумаем, что делать дальше.

Ошарашенные Изабель и Коннор молча покинули кабинет главы. Я поцеловала на прощание обоих Макгрантов и вприпрыжку понеслась к себе под счастливый хохот провожавшего меня Николаса. Уже засыпая, я ощутила, насколько сейчас счастлива. Болото печали и страданий после смерти моих родных, в котором я так долго находилась, сменилось твердой почвой.

* * *

Спускаясь на завтрак, я услышала настойчивые голоса глав дружественных кланов. И хоть подслушивать нехорошо, да еще вчера Рэнулф прекрасно слышал своих родных за дверью, я замерла на ступенях. Хорошо слышался раздраженный голос Рэнулфа и вкрадчивый Хавьера:

– …я хорошо тебя знаю, неужели ты поверил этой девочке? Ведь она элементарно может ошибаться, а ты будешь выглядеть дураком в глазах всех веров, погнавшись за призрачной надеждой и таскаясь с ней по всему свету.

– Нет, Отерро, тебе меня не понять, потому что ты скоро вернешься домой и сможешь обнять свою Люсию. Тебе не понять, каково это – приехать домой и пропускать сквозь пальцы прах своей любимой. Ты не сможешь понять, каково это – хоронить полуистлевшие тела своих дочерей. И сознавать, что пока ты игрался в глупые мужские игры, кто-то жестоко издевался и убивал тех, кого ты любишь больше жизни и кого так подвел, не защитив и практически бросив на растерзание монстрам в человеческом обличье. Тебе не понять, каково это – век за веком проживать каждый день и помнить, чувствовать, как внутри умирают жалкие клочья души. И наконец, приходит светлая невинная душа и дарит то, что ты слишком долго ждал и никогда не надеялся получить вновь. Надежду! Надежду все исправить и начать все заново. Ради призрачной надежды я не только Канаду – всю планету проползу.

– Но, Рэнулф…

– Мне абсолютно плевать, как я буду при этом выглядеть. И еще, я хочу тебе напомнить, если ты забыл, Хавьер, что все двадцать две полукровки обладали даром, из-за которого многих погубили. Почему ты уверен, что ее дар не может заключаться в том, чтобы находить пары. Ты вдумайся, как это многим из нас облегчит существование. Как только мы найдем Мэйдию, Милана станет сенсацией. Существом для поклонения. К ней записываться начнут на годы вперед, чтобы она страждущим помогла. Скольких она сможет осчастливить, изменив нынешнее пресное существование, подарив смысл жизни. Подумай об этом!

Хавьер взревел:

– Ты прав! Прости, я не смогу понять, что ты пережил, но ведь я тоже многих хоронил и терял. Но и ты пойми, ты – последний из моих друзей, и я дорожу тобой. Два месяца ходят слухи, что весь клан Морруа поднят на уши, они ищут кого-то, ищут уже два месяца. Ночью мне доложили, что Жак с десятью лучшими бойцами клана появился в Эдинбурге. Я не верю в случайности, Макгрант. Тот факт, что ваш клан в данный момент напоминает растревоженный муравейник, который находится на осадном положении, и то, что ты неожиданно решил удочерить девочку и держишь меня здесь как свидетеля, говорит о многом. Я уверен, что Морруа охотятся за ней. Если Милана с ними практически не пересекалась и вряд ли успела перейти дорогу, вывод напрашивается сам собой: она пара кого-то из них. За ней гоняется по всему миру сам Жак – значит, преследует либо свои интересы, либо главы. Сам знаешь, чем это вам грозит. Я надеюсь, ты еще не забыл, кто такие Морруа? И помнишь, что лучших убийц и бойцов нет ни в одном другом клане. Тьерри лично готовит лучших из них, и сейчас они на вашей территории. Я не думаю, что ее дар, будь он трижды замечательный, стоит жизни твоих людей.

Его прервал уверенный и твердый голос Рэнулфа, от которого мне стало чуть легче дышать:

– Отерро, я знал Тьерри еще двенадцатилетним мальчишкой. Он никогда не забудет, кто в свое время помог ему выжить. Я всегда был на его стороне и поддержал его притязания на титул главы кланов. Я больше чем уверен: в открытую войну со мной он вступать не будет. Особенно после официального признания Миланы моей дочерью. Она сама сможет выбрать себе пару, и наш клан не будет ответственен за ее выбор. Достойная женщина станет свободной, но под нашей защитой и по закону кланов. Морруа уже ничего не сможет сделать. Нам надо продержаться всего двое суток, до совета.

Они резко замолчали, когда я встала перед ними. Рэнульф и Отерро испытующе посмотрели на меня. Я вытерла слезы и, развернувшись, пошла к себе. Ясно: счастье помахало мне ручкой. Упала на кровать и, свернувшись клубочком, опять заплакала. Нет в жизни счастья. Сначала плакала и печалилась, что слишком свободна и совсем одна, а теперь, что не свободна и чересчур не одна. Через полчаса ко мне пришла Изабель, легла со мной рядом и проворчала в потолок:

– Ох уж эти мужчины! Сначала наворотят дел, а женщины потом расхлебывай. Милана, дорогая, не переживай за нас, ладно? Мы бы в совершенно безнадежное дело не ввязывались. Тем более ради безразличного нам человека. Ты же понимаешь? Не волнуйся, вместе мы со всем справимся. Особенно сейчас, когда, благодаря тебе, глава наконец проснулся и снова хочет жить. Ник надежду обрел. И вообще, давай завтра шопинг устроим, нервы подлечим и к совету надо что-нибудь подобрать сногсшибательное. Люблю я Конни нарядами шокировать, он так весело ревнует, закачаешься! Мужчин предупредим, чтобы они нам охрану подготовили заранее, а то потом вообще никуда не пустят.

Я повернулась к ней и спросила:

– Изабель, скажи, а этот Тьерри, какой он?

Самая лучшая в мире подруга, помолчав, с тяжелым вздохом поведала:

– Я видела его раз десять, не больше, но этого хватило. Тьерри очень высокий, крупнее многих, у него обезображено лицо. Скорее всего, следы от серебра, я так думаю. Свекор молчит и правды не говорит, хотя прекрасно знает, откуда шрамы. Глава Морруа чудовищно сильный, недаром уже в четыреста отвоевал свой трон, но он еще и умный, зараза, потому что больше семисот лет правит и никто его свалить не может. Я не помню, когда последний самоубийца ему бросал вызов. От него такая темная аура исходит, даже если не хочешь, голову склонишь и позорно шею подставишь, преклоняясь перед ним. Он жестокий, как дьявол, и холодный, как айсберг. Никого не любит и дорожит только тремя верами своего ближнего круга: Жаком, Полем и Рене. Жак – его правая рука и абсолютно неуправляемый тип. Короче, все Морруа – это темные лошадки, которым не стоит переходить дорожку. Одно я точно знаю: Тьерри блюдет свою честь, как ни один другой вер – никогда не предаст и отплатит за добро. Он обязан жизнью Рэнулфу, но я уверена, найдет способ обойти все подводные рифы, чтобы добраться до того, что ему нужно. Лучше нам быть начеку.

Я слушала, затаив дыхание, как страшную сказку. Но на душе странным образом после этого разговора стало легко.

Глава 7

Шопинг – это здорово!!! Особенно с Изабель. Мы скупили половину магазина нижнего белья, затем выбрали себе по несколько пар обуви, а потом пошли искать себе платья для совета. Выбирать с Изабель одежду оказалось занятно. Для нее не существует стереотипов, авторитетов и слово мода отсутствует в ее словаре. Но при этом она великолепно, стильно и модно выглядит. Совершенная женщина, которую многие провожают восторженными взглядами, нарываясь на суровые взгляды ее секьюрити.

Отправив в машину первую партию покупок, мы пошли в кафе, подкрепиться перед вторым заходом. Шопинг – это еще и утомительно. Наслаждаясь мягким вкусом латте, я с огромным интересом слушала Изабель, которая рассказывала о своем детстве, молодости… о том, что случилось за ее довольно длинную жизнь. Представляя Изабель в образе средневековой дамы из купеческого сословия, я, приоткрыв рот, слушала историю ее знакомства с Коннором. Как ее, стопятидесятилетнюю волчицу, похитил из семейного поместья на севере Англии шотландский оборотень, возраст которого к тому моменту перевалил пятисотлетний рубеж. Их приключения и зарождающиеся отношения привели меня в неописуемый восторг. Эта история стала для меня шедевром любовного и приключенческого романа. Изабель с Трентом смеялись надо мной, словно над маленьким ребенком, который все время требует новую сказку.

Через пару часов, отдохнув и подкрепившись, мы дружно выразили желание отправиться покорять новые вершины шопинга. И тут все мои спутники практически одновременно напряглись и настороженно уставились на дверь кафе. Все телохранители, встав с мест, заняли защищающую нас позицию. Я почувствовала неуловимо знакомый, темный, пугающий запах, от которого все волоски на моем теле встали как по команде. Вслед за запахом в поле зрения появилось трое мужчин-веров. Благодаря моему новому, переродившемуся обонянию, я теперь без труда улавливаю легкий звериный аромат, исходящий от оборотней. Узнав мужчину, вставшего впереди двух других, я испугалась: что же будет?

Жак, презрительно прищурив черные глаза, вплотную подошел к нашим телохранителям и, потянув носом, игнорируя их, обратился к Изабель, настойчиво косясь на меня:

– Приветствую вас, леди Макгрант. Клан Морруа требует передачи нашей женщины нам. Я надеюсь, вы понимаете, что она в любом случае станет Морруа. Я предлагаю сделать это, хм-м-м… без лишних проблем для вас и не столь обременительно для нас.

Изабель зашипела рассерженной кошкой:

– По какому праву, мсье Жак Морруа, вы обозначаете дочь Макгрантов вашей собственностью? Последние два месяца вы, словно бродячий пес, таскаетесь по всему миру. Вы искали ее? Интересно, для себя или для своего хозяина?

Жак с застывшим лицом впился в Изабель страшными ледяными глазами, отчего у меня по спине побежал холодок. Я машинально положила руку на плечо подруге, чтобы успокоить. Заметив мой жест, Жак перевел взгляд на меня. Странно, его глаза потеплели, из них ушел убийственный холод. Даже его голос приобрел мягкие обволакивающие нотки, которые, однако, совсем не вязались со смыслом заявления:

– Я вижу, наша девочка с более ясной и разумной головой, чем вы, леди Изабель. Это меня радует! Вам я все прощаю как женщине. Но не забывайте, леди, перед вашим кланом долг чести только у Тьерри, а ко мне лично это ни коей мере не относится. Насколько я помню, у вас двое еще таких юных сыновей и муж в самом расцвете сил. Если бы я хоть на секунду предположил, что подобные слова вам в голову вложил кто-нибудь из них, боюсь, вы бы недосчитались кого-нибудь из родных. Возможно, и всех сразу.

Изабель, побледнев, гордо вскинула голову:

– Я уже выросла из пеленок, Жак, и еще не настолько стара, чтобы не отвечать за свои слова. На твои угрозы я отвечаю: любой, кто посягнет на жизнь моих близких, рискует получить врага в моем лице. Любопытно, какая слава ждет мужчину, которому придется сражаться с женщиной.

Изабель взяла меня за руку и, обойдя «темное трио», двинулась к выходу. Проходя мимо Жака, я украдкой посмотрела на него. Странно, почему я ничего к нему не чувствую, кроме страха, конечно же, если он моя судьба и половина. Поймав мой взгляд, «несудьба» схватил меня за руку и, удерживая в дверях, прорычал, явно теряя терпение:

– Слушай меня, девочка, тебя так долго ждали и искали! Хватит бегать, ты только принесешь им неприятности. Пошли со мной – и ты получишь все, что пожелаешь. Весь мир встанет перед тобой на колени.

Я испугалась его хватки, его грозного приглашения из разряда осчастливить насильно – а затем меня накрыла его нужда: будто в холодный омут с головой прыгнула. Согнувшись пополам от ощущения, будто мне пнули в живот, попыталась вдохнуть. Секунда-другая, вдох-выдох, нет, Жак, к моему огромному облегчению, – чужая половина. Я чувствую чью-то нужду в нем, причем настолько острую, что она причиняет мне нестерпимую боль. Похоже, та, что является половиной Жака, очень сильно страдает и не только психологически. Абстрагировавшись от чужой тоски и боли, услышав грозное рычание, нецензурную речь на английском и французском, я открыла глаза.

Началось! Я на руках у Трента. Французы оттеснены в сторону от выхода шотландцами. Судя по внешнему виду и тех и других, только присутствие в общественном месте, наполненном людьми, спасает нашу компанию от немедленной драки и перевоплощения. Подняв глаза, я заметила встревоженный взгляд Жака. Он удерживал на весу Бранта, брата Трента, который пытался разомкнуть стальные когти у себя на шее, из-под которых на его белоснежную рубашку капала кровь. Уже зная о фантастической неуязвимости оборотней, пугаться за него не было смысла. Тяжело вздохнув, я еще раз оглядела всю боевую компанию и, повернувшись к Изабель, сказала:

– Со мной все в порядке. Трент, отпусти меня, пожалуйста. Кстати, Изабель, я теперь точно знаю: Жак не моя половина. Но его сейчас в жуткой ситуации, я почувствовала ее боль – это что-то страшное. А где ее искать, не знаю, придется ждать подсказок.

Боже, ну зачем мне все это? Я вытерла слезы, осознавая полнейшую беспомощность и бессилие: невозможно помочь совершенно незнакомой женщине. Трент, слушая меня, двигался в сторону от конкурирующего клана, не забывая при этом присматривать за Изабель. Скоро наша компания удалилась от кафе и шокированных нашим поведением людей, но от незримого внимания Жака и его спутников мы не избавились. Спиной чувствуя их тяжелые взгляды и терпкий аромат, я попросилась в туалет, и после его тщательной проверки нас с Изабель туда отпустили. Впрочем, я бы не удивилась, если бы нам пришлось справлять естественные надобности в дружной компании телохранителей, судя по их хмурым и напряженным лицам.

Выйдя из кабинки, я застыла, увидев очередной кошмар: яркий высокий блондин зажимал рукой рот Изабель, другой – он твердо сдерживал ее отчаянные попытки освободиться. Второй мужчина, о котором в Москве Ник говорил как о Поле, контролировал вход. Прямо передо мной возник Жак и насмешливо заглянул в глаза. Только я собралась открыть рот, чтобы во всеуслышание заорать о наших с Изабель проблемах, Жак выразительно замотал головой и, приложив к моим губам палец, прошептал:

– Ты же не хочешь, чтобы мы сделали больно твоим друзьям?! Будь хорошей девочкой, твоя судьба уже решена. Ты и так слишком долго бегала, уклоняясь от нее.

Я в панике посмотрела в глаза Изабель, которая, увидев мои сомнения, удвоила усилия, пытаясь избавиться из рук блондина, напоминая скорее дикую кошку, чем волчицу. Поль приложил к ее лицу тряпку, зажал нос – и через несколько секунд подругу, словно безвольную куклу, аккуратно уложили на пол. Дальше настала моя очередь: я в ужасе смотрела, как тем же способом вырубают меня. Неприятный запах проник в легкие, сознание медленно сползало в темноту, но все-таки я успела почувствовать, с какой осторожностью мужчины, передавая меня друг другу, вытащили через окно и, спустив по пожарной лестнице, положили в машину, припаркованную в переулке. После этого я отключилась полностью. «Да будет свет!» – сказал монтер, обрезав провода.

* * *

Открыв глаза, я резко села и чуть не взвыла от боли, впившейся в мою ватную голову тысячами иголок. Пришлось, зажмурившись, стиснув зубы и согнувшись пополам, пережидать приступ. Кажется, мне удалось справиться, если бы непрекращающийся гул в ушах. Наконец мне удалось распрямиться и потянуться. Вроде ничего страшного, руки-ноги целы и слушаются. Осталось разобраться, куда я попала и, главное, как отсюда можно выбраться.

Никак! Вскоре по обстановке и характерному звуку двигателей до меня дошло, что нахожусь в самолете. Отсюда и давление, и гул в ушах. Волею Жака Морруа и его подручных меня занесло на бизнес-джет, которыми летают весьма богатые люди. Хорошая кровать, даже с виду удобные кресла, полки, подставки, мини-бар, пресса. На похожем судне я летела с Ником в Эдинбург. Вот только в данный момент сие не порадовало, как в прошлый раз. И куда же меня везут с таким комфортом?

Внимательно оглядывая уютный салон, я почувствовала странный аромат, который настойчиво лезет в нос и, казалось, постепенно проникает в каждую пору моей кожи, вызывая безотчетную тревогу и… возбуждение. Обволакивая меня, он каким-то образом хочет изменить меня, заодно будоража чувства и обостряя восприятие окружающего пространства и собственного тела. Так и до оборота недалеко. Но не здесь же!

Глубоко вдохнув настырный запах всей грудью, я поняла, что этот аромат мне чересчур нравится, и в этот момент обратила внимание на две двери, расположенные в разных концах салона. Значок туалета на одной. Отлично! Подкралась к другой. Вдохнула, набираясь храбрости, – и приоткрыла дверь. В небольшом салоне вальяжно расположились в креслах Жак и по меньшей мере еще десяток веров. Ух, словно в банку с потревоженными скорпионами попала. В ужасе глядя на похитителей, я отметила, что они тут же заинтересованно уставились на меня. Испуганно пискнув, я захлопнула дверь и рванула в туалет.

Отдышавшись и умывшись, я оценила сервис, с которым летают некоторые уголовные личности, нагло ворующие чужих женщин. Причесалась и заплела косу, еще раз поправила зеленое трикотажное платье. Глубоко вдохнула, пытаясь обрести хоть капельку спокойствия. В нос снова ударил уже знакомый чарующий аромат, от интенсивности которого дрожь волной побежала по телу.

Открыв дверь, я уставилась в необъятную мужскую грудь в черной рубашке, шею, закрытую черным шелковым платком. Удивленно задрав голову, я в упор посмотрела в лицо обладателю широкой и мощной груди. Высоченный, не меньше двух метров, потому что макушкой я еле-еле достаю ему до ключиц. Черные блестящие волосы и такие же черные глаза, идеальные дуги бровей. Нос с горбинкой и тонкие, но четко очерченные жесткие губы, которые вряд ли когда-нибудь улыбались. Твердый, синеватый от щетины подбородок, выдающий упрямый и волевой характер своего обладателя. Лицо не красавчика, но весьма привлекательного мужчины, если бы не одно «но»!

Вся правая сторона его лица покрыта шрамами. Похоже, это следы ожогов. Они захватили часть лба, уничтожив половину правой брови и волосы на виске. Поврежденный внешний угол правого глаза скашивает идеальный разрез и уродует веко. Практически вся щека и часть подбородка обезображены сморщившейся обожженной кожей, частично закрытой платком. Невольно опустив глаза, я увидела, что руки незнакомца тоже повреждены. Правую полностью покрывают глубокие рубцы, а на левой пострадала ладонь и большой палец.