Истинное наказание

Краем глаза я уловила движение головы Рейтиша и быстрый взгляд на меня. Показалось, он нахмурился. Меня же вновь накрыло необычными ощущениями: в запах леса вклинился горчащий привкус… сожаления и грусти. Эти загадочные вкусовые всполохи я начала чувствовать с момента пробуждения на Хартане.

Поймать себя за наблюдением Рейтиш не дал, отвернулся. Взмахнул руками – и взлетел уже довольно крупным ржаво-рыжим филином с длинными черными «ушками» и устрашающе когтистыми лапами.

Распахнув глаза, я с восхищением вытаращилась на здоровенную птицу, которая без единого шороха и в пару мощных взмахов достигла верхушки сосны, обогнула ее и, слетев вниз, села на ветку надо мной. Уставилась на меня прямо-таки нереально ядовито-желтыми глазищами, а я, восхищенно задрав голову, пялилась на нее. Уму непостижимо, человек-птица! И какой же он красивы-ый!

– Ты чего, Ежи? – моргнув несколько раз, лишь чуточку измененным голосом недоумевал Рейтиш.

Понятия или названия «филин» на Хартане не существует, как и большого разнообразия сов. Есть обычные дикие серые совы и совы-оборотни. Последние различаются по окраске и размерам в зависимости от рода, пола и внутренней силы зверя. Поэтому я запнулась, чуть не выдохнув земное название, но искреннее восхищение скрыло мою заминку:

– Твой… Твой зверь… он выглядит таким… таким жутко опасным и жутко красивым!

Не-совсем-филин склонил голову набок и буквально засиял взволнованным золотом в глазах. Голос Рейтиша выдал его недоверчивую юношескую надежду:

– Думаешь?

– О, поверь мне! – сложив руки на груди, убежденно закивала я.

– Я настолько плохо выгляжу, что ты решила меня подбодрить? – филин склонил голову к другому плечу и подозрительно покосился.

– Я тебе чистую правду сказала, а ты меня в ерунде подозреваешь! – возмутилась я.

– Раньше я у тебя такого восхищения не вызывал! – припомнил Рейтиш.

– Я четыре года в Далиме провела, а до этого ты при мне толком и не обращался. Когда мне было любоваться твоим зверем? – вывернулась я из опасной ситуации.

– Прости, – хлопнув круглыми глазищами, здоровенный филин-параноик повернулся… затылком ко мне.

Подобрав с земли маленькую пустую шишку, я запустила ею в не то зазнавшегося, не то в надувшегося братца.

– С ума сошла? А если бы в глаз? – возмущенно моргнула грозная птица.

– А кто меня с лестницы столкнул? – сердито выпалила я то, что грызло изнутри, мучило, свербело.

– А может ты просто неуклюжая? – зло ухнуло сверху.

Огромный филин качнулся и буквально рухнул с ветки, я даже среагировать не успела, а парень уже стоял рядом со мной на ногах. От неожиданности я отпрянула, запнулась о корень и упала, вернее, села на задницу. Слишком четко и остро вспомнилось, как недавно мне в грудь вломилась сова, пусть другая и уже родная, но подобное не забыть!

– Я же говорю, неуклюжая! – фыркнул Рейтиш и, развернувшись, пошел вглубь соснового бора, насвистывая какой-то незатейливый мотивчик.

Вот бесит, же! Очередная брошенная мной шишка попала ровно в цель, в голову зловредному парню. Обернувшись, он зацепил взглядом отлетевший в сторону снаряд и уставился на меня, сузив желто-карие, такие же как у меня, глаза. И предвкушающе наигранно пригрозил:

– Ну ты сама напросилась!

Пока он подбирал сразу несколько шишек, я, заткнув за пояс подол широких льняных штанин, которые внешне выглядели как юбка, юркнула за дерево. И оттуда, уже подхватив еще пару шишек, выглянула, чтобы пальнуть еще. Мне тут же метко прилетело в лоб.

– Попал! – довольно крикнул Рейтиш.

Мне не больно, но за свою оплошность немного обидно. Дальше мы носились по бору, прячась за деревьями, метали шишки друг в друга и заливисто хохотали. И пусть к вечеру мы будем в мелких синяках, однако искрящееся веселье и чувство душевной легкости и радости стоили каждого из них.

Все изменилось внезапно и непредсказуемо. Сперва я ощутила мерзкую магическую волну, от которой затошнило, следом меня сбил с ног Рейтиш, уронил на землю и прижал к земле своим телом.

– Сдурел? Добить меня решил, раз с лестницей не вышло? – прохрипела я, тут же вспомнив былые подозрения.

Я с трудом отпихнула от себя парня, потерла ушибленный при падении затылок. Однако ответить брат не успел, в этот момент что-то сверху заскрипело и затрещало. Рывок Рейтиша – и мы вместе откатились в сторону. А следом загрохотало: на то место, где мы были мгновение назад, ухнула со скрипом и стоном сосна. Я целую минуту лежала и ошеломленно таращилась на излом толстенного ствола крепкого векового дерева с торчащими «осколками». В рассеянном солнечном свете над медленно оседавшей пылью и иголками зависла знакомая по памяти Ежении темная тучка.

– Темная магия? – испуганно просипела я, наблюдая за тем, как эта мгла рассеивалась, истаивала обрывками, исчезала, оставляя после себя разгром и страх.

– Не мели чушь, просто от старости сломалось, – буркнул Рейтиш, подняв меня.

Дерево сломалось ровно на уровне моей головы, если бы я стояла на том месте…

Пока я переваривала случившееся, Рейтиш меня слегка отряхнул и за руку повел из лесу. Потом еще и тесно прижал к себе, словно загораживал собой от опасности… Его словам хотелось поверить, только на Земле меня научили не верить на слово, да и глазам тоже. Только разуму и сердцу! Однако отношение к брату – это событие, в корне изменило. Рейтиш вывел меня из-под удара, значит, точно не хотел моей смерти. И все же я вновь ощутила сильнейший привкус горечи, вины и сожаления, заполнившие мой рот и нос сразу после его «не мели чушь».

Благодаря памяти Ежении я узнала, что все оборотни способны, так сказать, по вкусу ощущать чужие эмоции, особенно негативные, которые гипотетически несут опасность. Но только сейчас я целиком и полностью осознала это свое новое умение. И радости оно мне не принесло. Ведь двоюродный брат, пусть и спас, что-то скрывает!

– Спасибо, что спас мне жизнь! – я крепче сжала его руку.

Однако моя благодарность только усилила привкус горечи и вины. Как и его глухой голос:

– Не за что! Мы родная кровь.

Рассказывать о случившемся дома не стали оба. У меня не было доказательств, а без них пугать тетю Артемию, которая встретила нас накрытым столом с пирогами, чаем и неожиданно счастливой улыбкой, я не решилась. А по какой причине брат промолчал, не знаю.

* * *

Замечательный город Фир покорил меня еще на подъезде. Вообще, земли моего клана радовали глаз ухоженностью и заботой о его жителях. Оборотни, обладая чувствительным обонянием, не любили дурно пахнущий мусор и помойки, соответственно слыли и реально были аккуратистами, наверное, по принципу: логово должно быть идеальным. И мне этот факт в новом мире пришелся очень даже по душе. Из поместья и собственно сельской части, где сосредоточена большая часть пахотных земель, до города ведет широкая и ровная дорога. Из города уходит дальше, на север и восток, утрамбованный каменной крошкой торговый тракт.

Наш экипаж уверенно и мягко катил по дороге, не прыгая на ухабах и не поднимая клубы пыли, позволяя любоваться окружающими природными красотами. Рядом со мной села Артемия, а напротив – Рейтиш с Райвеком. За экипажем, видимо из-за гибели «моих» родителей, следовали пятеро конных стражей. И трое из них – темные суровые маги. Только после «тучки», сломавшей толстенную сосну, в их компании я больше не чувствовала себя в безопасности. В отличие от дядиной семьи.

Город нарядно пестрел фруктовыми садами – заманчиво и сладко наливались, краснели и желтели яблоки и груши. Как здесь говорят, седмица-другая и хозяйки начнут их сушить на зиму, варить изумительный яблочный сыр и варенье, томить воздушную пастилу, мочить в кадках на зиму. Запахи будут стоять… Я сглотнула слюну. Широкие улицы, добротные одно и двухэтажные дома с клумбами или огородиками, таверны и лавки, внушительная площадь в центре которой статуя взлетающего филина. И довольно много людей… оборотней, занимающихся повседневными делами.

Завидев нашу семью, многие горожане улыбались и приветственно махали руками, кто-то даже подходил перекинуться приятным словечком. На площади мы встретились с бургомистром, который о чем-то спорил с главой городской стражи. Память Ежении выдала, что эти законники, в общем-то, добропорядочные нелюди. А исходя из увиденного лично, я могла лишь согласиться. Хозяйская рука и забота чувствовались в каждом уличном булыжнике.

Пока мы лакомились сладкими пирожными в центральной таверне, демонстративно приветствовали городских жителей и недолго болтали о моем здоровье с главой города и главным стражем, меня не покидало ощущение, словно я на сцене. Актриса, которая отыгрывает чужой спектакль. Или выполняет какую-то обязаловку. Странное, требующее внимания чувство.

После обеда решили возвращаться. Дядя предложил устроить пикник на природе, чтобы порадовать «своих зверят». Райвек у меня вызывал двоякие чувства. Высокий, довольно привлекательный и крепкий мужчина. Выправка, манеры и некоторые замашки выдавали в нем военного. Умный, деятельный; если судить по обращению с челядью, не злой и не жестокий. Скорее, справедливый. Со мной он держался сдержанно, но не мог скрыть снисходительного превосходства, что ли. И рядом с ним во рту всегда кислило, словно от перебродившей капусты. Кажется, он тайно презирал Ежению. Наверное, за слабость, ведь темные, как нам преподавали в Далимской школе, не любят слабых или в чем-то ущербных.

С другой стороны, я восхищалась Райвеком. Этого мужчину большинство окружающих заметно побаивалось, но уважало. Попусту он никогда не говорил, только по делу. И со знанием дела. Мне кажется, у него было лишь одно слабое место – его жена и сын. Для них он был готов на все, даже вывернуться наизнанку. И то, с какой обжигающей любовью и собственничеством он смотрел на Артемию, вызывало у меня трепет. Хотелось бы, чтобы нашелся мужчина, который и на меня будет смотреть так.

– Дядя Райвек, не расскажите, каково это: служить на границе светлых и темных? – обратилась я к родичу.

Экипаж мерно стучал колесами по глинистой дороге, молчать было скучно, но дядя лишь усмехнулся добродушно:

– Ко всему привыкаешь.

– А как вы вообще на границу попали? – не отстала я.

Райвек пожал плечами, но, заметив интерес и у сына на лице, развеселившись, все же согласился побаловать рассказами: