В поисках рая

– Не реветь! – взяла себя в руки бабушка. – Неси тазик и чайник с кипяченой водой. Будешь ему желудок промывать. А я вызову скорую.

Женя вытерла слезы, убежала, тут же вернулась, поставила около кровати тазик и налила из чайника воды в стакан.

– Пей!

– Не буду! И вообще – оставьте меня в покое! Дайте помереть спокойно!

– Да ты что?! – закричала Женя и опять заплакала. – Макс, что случилось?

Видеть слезы любимых людей было, конечно, невыносимо, и Максим размяк – выпил воды, склонился над тазом. Скоро приехала скорая, его подхватили подмышки и, поскольку ноги заплетались и не слушались, поволокли в машину.

Не прошло и часа, а он уже лежал под капельницей.

Пробуждение было страшным. Никакое похмелье не шло в сравнение с тем, что он ощущал после отравления. Он застонал и отвернулся. Неужели жив останется? Тем не менее пробуждение состоялось. Возле его постели кто-то вполголоса разговаривал:

– Кажись, очнулся.

– Оклемается, молодой еще.

– Говорят, самоубийца.

– Да ну! Токсикоман.

– Это еще что?

– Это который таблетками догоняется. Что поделаешь – сухой закон, водяры не достанешь, вот ихний брат и жрет дурь всякую.

– Эт точно – не достанешь. Я, Михалыч, за ней, за родимой, за два часа очередь занимаю. Ну, в час окошко в нашем магазине открывается, так я в одиннадцать уже на посту. А иначе бесполезно – уже за полчаса народу столько собирается, что становится ясно – на всех не хватит. Ну, и как водится – без драки никак. Хоть и милиция дежурит, разнимает, все равно все перемашутся. После того, как мне зуб выбили, решил плюнуть на это дело и перейти на технический спирт. Благо шофером работаю, этого добра у нас навалом.

– Да ты везучий, Колян. Технический спирт – это по-джентльменски.

– Ага… Только вот я сюда из-за него и попал.

– Ишь ты… Перепил поди.

– Спирт бодяжный попался.

– А! Ну, все равно, тебе позавидовать можно. Я вообще всякую дрянь жру. Раньше, пока тройной одеколон еще продавали, его употреблял. А как и одеколон из магазинов пропал – перешел на стеклоочиститель.

– Ну, эт ты, Михалыч, слишком.

– Да прям! До сих пор с рук сходило – у меня, вишь ли, желудок луженый. Но, видно, и желудок не выдержал, раз я сюда угодил.

Максим повернулся, чтобы посмотреть на этих отъявленных алкоголиков. На двух соседних кроватях сидели два мужика лет пятидесяти в трико и майках.

– Что, оклемался? – спросил один из них, широко улыбаясь. – Мы, сынок, переживали за тебя. Жалко, если б помер, молодой еще. Жить да жить.

– Ты это – таблетками-то сильно не увлекайся, надо догнаться – лучше пей, оно как-то здоровее.

Максим перевел взгляд – и ахнул:

– Ой! Негр! Иностранец!

В самом деле, на кровати, которая стояла чуть поодаль, лежал под капельницей человек с темно-коричневой кожей. Мужики загоготали.

– Да нет, это не негр, – просмеявшись, сказал один, – это тоже потравленный – краски напился, морилки.

Два дня Максим пролежал в токсикологическом отделении с жертвами сухого закона.

И вот он дома. Еще слаб, лежит на своем диване, закутавшись в уютный клетчатый плед. Рядом бабушка. Читает нотации:

– Ну, и что на тебя нашло? Голодаешь? Работой тебя изнуряют? Может быть, дома у тебя нет?

– Ай, бабушка, если бы все было так просто…

– Видишь вот эту бумажку? Это в больнице мне дали, направление в психушку.

– Почему в психушку?

– Потому что в нашем обществе считается, что тот, кто недоволен жизнью – тот психически ненормальный. И вот что я сделаю с этой бумажкой, – бабушка разорвала ее. – Вот. Я схожу в школу, скажу Тамаре Юрьевне, что ты чего-то наелся, провалялся с расстройством желудка. А ты, дорогой мой, знай: ты должен быть мужественным! Никакие неприятности не должны сломить тебя! А как мы жили, вернее, выживали, во время войны? Было голодное время, мы просыпались уже уставшие в пять утра, работали на станках под открытым небом в лютый мороз. Целый день, до самой ночи. Когда смеркалось, при свете фонарей. Голодали… Но этот труд доставлял такую радость! Домой не хотелось уходить, хотя падали с ног от усталости. Работали – и пели. И я все время думала, что вот этот снаряд, и следующий, и сотый, и тысячный – попадет в фашистов! И приблизит победу! И это придавало мне силы. А ты?

– А что я?

– А то – ты сыт, хорошо одет, работа у тебя одна – в магазин за хлебом сходить.

– Ай, бабушка! Как ты не понимаешь! Что голод, что труд, когда в вашей жизни был смысл – победить! Вы все были вместе – один народ! А сейчас каждый сам по себе, человек человеку – волк, товарищ и брат. Каждый стремится занять свое, или чужое, место под солнцем. И ради этого места друг друга сожрать готовы! И это – смысл жизни?

– Нет, не это.

– А – что?

– Ну, не знаю… Раз родился, значит, живи – вот и весь смысл. Короче! Дела у тебя нет, вот и забиваешь голову всякой ерундой! Думал бы больше об учебе, а не о смысле жизни!

Бабушка вышла. Осталась Женя.

– Макс, что все-таки случилось? Зачем ты?..

– Понимаешь, раз смысл в жизни – всех локтями растолкать, и место занять под солнцем, да поуютнее, поудобнее, то я готов принять такие правила игры, А что делать, раз я в этом мире родился? Можно, конечно, плюнуть на все, и отшельником стать, но ведь хочется благами цивилизации попользоваться – есть повкуснее, одеваться получше, не пешком ходить, а на машине ездить. Ну, и так далее.

– Ну, вот! Так зачем травиться?

– Затем – не получается…

– Что – не получается?

– Место занять не получается. Вот я и решил: пройду ступени посвящения, хозяином жизни стану.

– Какие ступени?