– Ты говоришь со мной так, как будто ты – проститутка, а я твой сутенер. Но я не сентиментальный, сутенер так сутенер. Значит, еще больше денег? Хм, сомневаюсь! Ты же собралась бесплатно всех учить!
– Ничего я не собралась! Это минутная слабость, ну, пожалела мальчика… Но если ты против…
– Конечно, против! Если бы не я, ты, дурочка, давно по миру бы пошла! Бесплатно учить… Да такое только в бреду придумать можно… В общем, так – звони Лилии и говори… ну, все, что надо!
– И ты, правда, не уйдешь?
– Ну, посмотрю на твое поведение…
Виринея сняла трубку телефона, набрала номер:
– Лилия, я насчет этого давешнего мальчика… Да, был только что. И мне кажется, что вы переоценили его… Да, вы правильно поняли – бесплатно мы его учить не будем. Хочет учиться – пусть платит!
На другой день Максим в самом радужном настроении набрал телефон Лилии.
– Лилия! Это я, Максим! Так что, когда учеба? Я был у Виринеи – все нормально!
– Нормально, говоришь?.. Макс, приходи, поговорим.
Максим тут же почти бегом направился в ДК.
Он застал Лилию с незнакомцем примерно одного с ним возраста. Русые волосы до плеч, пронзительный взгляд голубых глаз. Он поприветствовал Максима наклоном головы, на некоторое время задержал на нем свой странный взгляд. Максим торопливо кивнул в ответ, но легкая гримаса на его лице говорила о том, что он не рад постороннему. Однако Лилия, казалось, не замечала его недовольства.
– А, Макс! Здравствуй, здравствуй! Познакомьтесь, – обратилась она к голубоглазому, – это Максим, мой ученик, только что завершил первую ступень… А это Арсений, наш новый Брат. Очень, очень многообещающий. Если бы нам побольше таких учеников, как вы, мальчики, наше учение стало бы очень авторитетным, к нам примыкало бы все больше сторонников, и в недалеком времени все человечество стало бы совершенным.
– Мне пора, – сказал Арсений, искоса поглядывая на Максима. – Рад был познакомиться с вами, надеюсь, мы еще встретимся.
Когда он вышел, Максим тут же засыпал Лилию вопросами:
– Ну, что ты мне скажешь? Когда учеба? Ты уже разговаривала с Виринеей?
– Да, разговаривала. Но сначала мне бы хотелось услышать, что она сказала тебе. Ты говоришь, она разрешила тебе заниматься бесплатно?
– Да! Правда, сначала она отказала, а потом у нее как-то резко изменилось настроение, и она согласилась.
– В таком случае потом она опять раздумала.
– Не может быть!
– Ну, что делать… Раздумала! Мне очень жаль, но вторую ступень тебе придется проходить за деньги.
– Это какое-то недоразумение! Давайте позвоним ей!
– Нет. Никуда мы звонить не будем.
– В таком случае я вам не верю! Она же святая! Она не может взять назад свое слово! Дайте мне ее номер, я сам позвоню ей!
– Успокойся, и давай договоримся: истерик мы устраивать не будем и никуда звонить – тоже.
– Ах, так? Ладно, звонить мы не будем, но я пойду к ее квартире, я буду стучать, требовать, чтобы меня к ней пустили, если не пустят, я буду кричать под окнами, я устрою скандал! Но я добьюсь, что она узнает все, все, что ее обманывают!
– Ты, значит, думаешь, что я, твой Учитель, обманываю тебя? Хорошо, я звоню ей, хотя бы потому, что мне не хочется быть крайней во всей этой истории.
Лилия набрала номер, через некоторое время она заговорила, явно волнуясь:
– Виринея? Это Лилия… У меня сейчас Максим Ларионов, ну, тот ученик, которого я посылала к вам. Дело в том, что он не верит, что вы отказали ему в бесплатных занятиях. И самое обидное, что он обвиняет в этом меня… Нет, Виринея, простите, но я хотела бы сохранить лицо перед своими учениками. И прошу вас лично сообщить ему о вашем отказе… – Она протянула трубку Максиму.
– Да! – крикнул он в трубку.
– Максим, – раздался знакомый чуть хрипловатый голос. – Смирись! Ты не достоин заниматься бесплатно. Это приказ… Княгини.
Короткие гудки.
– Теперь ты понял, что я тебя не обманываю? – спросила Лилия.
– Лучше бы обманывала… – горестно возразил Максим. – Ну, как же это? То Княгиня велит заниматься со мной, то не велит… Что за Княгиня такая? Что за Виринея? Разве святые могут так себя вести?
Глава 8
После того, как занятия закончились, жизнь для Максима потеряла смысл. Он привык три раза в неделю посещать Лилию. Вечером, накануне каждого посещения, он засыпал в радостном предвкушении, утром просыпался счастливым оттого, что сегодня во время сеанса он узнает что-то новое о мире, о себе, о людях, откроет в своей душе неведомые океаны, темные бездны подсознания, куда так хочется, зажмурившись, нырнуть… После каждого сеанса он чувствовал себя более уверенным, более сильным, более спокойным. В душе воцарялись счастье и умиротворение. И вдруг – такой облом!
Первое время Максим бодрился, настраивал себя на негатив по отношению к Лилии, к Виринее, к неведомой Княгине, проще говоря, проклинал всю эту компанию на чем свет стоит. Он пытался с головой уйти в дискотечную жизнь. Однако жизнь эта – еще недавно такая желанная, недосягаемая, стала приедаться. Дальше – хуже. С беспокойством Максим заметил, что в его душе происходят как будто духовные ломки от отмены занятий, подобно тому как наркомана корежит без дозы. Мозг требовал гипнотических сеансов, как допинга.
У Максима появился страх одиночества. Он стремился всегда находиться в обществе – дискотечников, Эрики, сестры, бабушки. Не помогло. Больше того, люди стали раздражать его. Хотелось укрыться в своей тоске, как в скорлупе. Тогда он перестал ходить в дискоклуб, к Эрике, к друзьям. После школы сидел дома, закрывшись в своей комнате.
– Макс, что ты целыми днями делаешь у себя? – как-то раз спросила Женя.
– Сплю, – равнодушно ответил он.
Она удивленно взглянула на него. А он действительно спал. Ему снились красочные, яркие сны. Во сне он жил – то парил над землей в виде орла, и, словно наяву, радостно переживал ощущение полета – простор бескрайних небес, упругую воздушную струю под распростертыми крыльями, чувство безграничной свободы… То он представлял себя царем: его окружала восточная роскошь дворца, мановением руки он посылал безропотные полки в бой, на смерть, вокруг него увивались одалиски – все похожие на Ингу, чувственные, с жаркими обнаженными телами… Да, вот это была настоящая жизнь. А проснувшись, он готов был выть от тоски и безысходности. Однако целые сутки не проспишь. Тогда Максим пошел на хитрость: он стал вытаскивать у бабушки снотворные таблетки, выпивал несколько – и спал, спал, спал. Разумеется, бабушка забеспокоилась. Пришлось соврать, что у него бессонница: всю ночь глаз не может сомкнуть, а днем, понятное дело, сонливость. Бабушка заявила, что это на нервной почве и стала давать ему успокоительные. То, что количество таблеток уменьшилось, она не заметила.
И однажды, проснувшись, как обычно, в дурном настроении, он подумал: «А не выпить ли мне столько снотворного, чтобы заснуть и уже никогда-никогда не просыпаться?» И эта мысль показалась ему необычайно соблазнительной! Дома как раз никого не было – бабушка и Женя ушли в кино. Максим вытащил аптечку, выгреб оттуда все снотворные таблетки, и, запивая водой, проглотил около десятка. Бумажки выбросил в мусорное ведро, вернулся в свою комнату, накрылся с головой пледом, свернулся калачиком – и почувствовал себя таким беззащитным в этом огромном мире, словно он птенец – слабый, голый и слепой, вернувшийся калачиком в хрупкой скорлупе – его защите. Максим закрыл глаза – и провалился в сон.
…Проснулся он оттого, что бабушка трясла его за плечо и встревожено повторяла:
– Максим, ты выпил все таблетки?
– Что? – пролепетал он заплетающимся языком.
– Ты что – выпил все таблетки? Снотворные! Я в мусорном ведре нашла пустые упаковки!
– Ну, выпил, – промямлил Максим, решив, что отпираться бесполезно. Тоже – конспиратор: если бы он уничтожил бумажки, бабушка решила бы, что он уже лег спать – и не потревожила бы его. Тогда он уже наверняка не проснулся бы. А так – приходится врать, изворачиваться, при этом так хочется спать… Язык еле шевелится во рту и веки тяжелые.
– У меня бессонница, – лепетал он. Вспыхнул электрический свет, бабушка наклонилась над ним. Рядом стояла, сжавшись от страха, Женя и переводила недоумевающий взгляд с брата на бабушку.
– Все ясно! – заявила бабушка дрожащим голосом. – Он отравился! Максимушка, зачем ты сделал это? Разве тебе плохо живется?! А как же мы с Женей?
Женя все поняла и заплакала.