Список
Ольга Филатова
Если бы главный герой вынул из почтового ящика письмо три месяца назад, ему бы не пришлось общаться со старым приятелем с помощью медиума дяди Степы, чтобы выяснить, о чем же он хотел с ним поговорить…
Ольга Филатова
Список
В купе было душно. Михаил Вячеславович за ночь дважды ходил к проводнице, чтобы попросить снизить температуру. Но не успевал заснуть, как снова покрывался липким потом. Еще этот невыносимый храп. Как же они терпят такую духоту на верхних полках? Надо было все-таки ехать на Сапсане. Если б он не был застигнут врасплох дурной вестью, возможно, так бы и поступил. Но Михаил Вячеславович настолько был ошеломлен, что просто не знал, что ему делать, поэтому и выбрал ночной поезд, чтобы к утру оказаться в Москве.
В темноте он нащупал ногами тапочки, вытер лоб и окладистую бородку полотенцем, пригладил седеющие вихры и вышел из купе, приоткрыв дверь для проветривания. Щурясь от света, побрел по коридору, деликатно постучал. Проводница спросонья выслушала очередные его претензии и мягко пояснила, что не может разорваться между прихотями пассажиров. «Одному холодно, а другому жарко – вы уж договоритесь как-нибудь между собой!» Но, не устояв перед интеллигентной настойчивостью довольно интересного, статного, хоть и немного грузного, мужчины, все же пошла ему навстречу. Он немного потоптался перед окном, глядя на мелькающие косые полосы снега, и, покачиваясь, побрел в эту душегубку. Под перегар и дружный храп попутчиков, он подумал, а вдруг у него разовьется клаустрофобия на шестом десятке, или она у него уже есть, просто он никогда не замечал? Михаил Вячеславович предпочитал самолеты, хоть они и были зависимы от погодных условий. Но, несмотря на суету в аэропорту и некоторые страхи, в них было достаточно комфортно, светло и просторно, если выбирать места подороже. А нежелательное соседство было не таким продолжительным и утомительным.
«Надо было брать смешанное купе», – подумал он, хоть и испытывал определенные неудобства в женском обществе, особенно когда оно было чрезмерно навязчивым. Прожив до сорока лет с мамой, до переезда в Санкт-Петербург, и более десяти лет один, он так и не встретил женщину, с которой захотел бы связать свое будущее. Занимаясь переводами с французского, Михаил Вячеславович отдавал предпочтение 19 веку, особенно эпистолярному жанру, и немудрено, что идеалы женской красоты и добродетели он находил именно там. Увы, современные женщины, при всем желании, не могли приблизиться к ним, несмотря на все свои достоинства. Может быть, он просто никогда не любил? Мама переживала, что оставит его одного на этом свете, и всячески убеждала, что пора уже перенестись из эпохи Николая 1 и его потомков и спуститься на землю, очнуться от грез и внимательно посмотреть по сторонам. Если уж ему так дорога французская речь, она согласна и на парижанку, лишь бы понянчить внуков.
Дышать стало легче, и не ему одному, судя по подтянутым простыням. Михаил Вячеславович повеселел, хотя радоваться было нечему. Этот Новый год он планировал встретить с мамой, как и все предыдущие, и у него даже был взят билет туда и обратно. Но, как известно, любой план может быть подкорректирован свыше. Ему пришлось менять билет с разницей в два дня и брать с собой ноутбук, чтобы закончить срочный перевод. Решив, что уснуть уже не удастся, он подумал, что можно поработать и сейчас, но услышал торопливые шаги и возмущенный голос. Кому-то опять стало холодно.
Тут он вспомнил об Аркаше, старом школьном приятеле, его письме, и все остальное показалось таким никчемным. Связь они периодически поддерживали, даже после переезда, но встречались крайне редко, да и то, когда еще он жил у мамы. Поэтому, изменив номер телефона, он просто забыл сообщить ему об этом. И был очень удивлен, когда обнаружил среди рекламы и счетов в почтовом ящике (а его он чистил раз в несколько месяцев) письмо от Аркаши, которое тот отправил ему еще в сентябре. Он писал, что хотел бы увидеться, и приглашал к себе на дачу, куда они с супругой переехали после его второго инфаркта. Будучи человек ранимым, Аркаша очень тяжело переживал увольнение. Причина была стара, как мир: его место начальника отдела уготовили протеже со стороны. А повод нашли быстро. Даже не думая, после такого удара в спину, искать что-то другое, он решил довольствоваться пенсией по инвалидности. Супруга Светлана, которая была их старше, уже вышла по выслуге, как педагог. Именно она и ответила на его звонок, сообщив, что Аркаши нет вот уж сорок дней, и он может приехать на поминки, если пожелает, и даже остаться на ночь.
Проезжая то место, куда ему предстояло вернуться с Ленинградского вокзала на электричке, Михаил Вячеславович подумал о том, что после столь печального мероприятия ему бы хотелось очутиться в своей постели. Он просмотрел расписание и решил, что вполне успеет почтить память школьного товарища и еще вечером уехать в Москву. Окончательно простившись со сном, он нехотя встал с полки и пошел умываться. Следовало подкрепиться с утра, чтобы настроиться не на самый легкий день. Светлана сказала, что на станции его встретит на машине Луиза, сестра Аркаши, которая, выйдя замуж сразу после школы, жила в соседней деревне. Он ее помнил тощей и маленькой девчонкой со светлыми косичками, которая вечно путалась у них под ногами. В более старшем возрасте он ее, скорей всего, не видел, потому что не мог вспомнить даже лица.
* * *
Встретил его Алик, как он представился, невысокий коренастый и сухой мужчина с смуглым лицом и черными глазами, по виду таджик. И не на машине, а пешком. Михаил Вячеславович поначалу расстроился, потому что идти три километра до кладбища с тяжелым саквояжем по морозу и снегу само по себе было не очень приятно. К тому же, это еще и потеря времени. С другой стороны, близкое общение с Луизой тоже могло принести некоторые неудобства, поэтому он решил воспользоваться разговорчивостью Алика и заочно познакомиться с остальными.
– Нас ждут там, кладбища, – улыбаясь и пряча под вязаную шапку отросшие космы, успокоил его Алик. – Луиза машина большой, крепкий для снега, а никак заводиться не хочет. Тоже ногами все идут. Не может ремонт делать.
– Сама собирается ремонтировать? – удивился Михаил Вячеславович.
– Сосед Валера тоже понимает, помогать хочет. Потом они вместе с дедушкой старый уезжают, а я остаюсь дом смотрю. Зачем тут жить – квартира Москва есть! Хозяин больница лежать надо был, а не тут. – вздохнул Алик и поделился сокровенным. – Тоже хочу Москва. Хозяйка говорит, что работу ищет меня – потом жить там можно и улицу совсем не ходить. Плохой погода: одежда, ботинки теплый надо. Или домой еду. Жена говорю – не получается, холодно. Пусть понимает. Жить хватает и там – не как у Луиза детей, мало.
– Сколько детей, говоришь? – даже остановился Михаил Вячеславович.
– Пять. – гордо ответил Алик и показал растопыренную ладонь.
– А говоришь, меньше, чем у Луизы…
– Меньше. Семь у Луизы. Четыре мальчик и три девочка. У меня два дочка.
Михаил Вячеславович немного постоял, чтобы перевести дух. Кто бы мог подумать: у Аркадия за двадцать пять лет брака ни одного ребенка, а у его сестренки целых семь! А он даже этого не знал, или вылетело из головы. В письме о ней было сказано только: «в квартире покойных родителей живет теперь Луиза с детьми». Похоже, Алик прочел его мысли:
– И внуки три. Луиза – бабушка.
Чувствовалось, что он доволен произведенным на гостя эффектом. Был он лет на десять всего моложе, но в этой одежде «с миру по нитке» и заискивающим поведением своим больше походил на шаловливого ребенка, постоянно заглядывал в лицо и улыбался. Можно было посчитать это частью игры в любезность и даже непосредственностью, но Михаил Вячеславович отнес эту особенность к плохому знанию языка. Чтобы понять собеседника и поддержать разговор, Алику приходилось не только внимательно слушать, но и читать по губам, следить за мимикой и жестами. Ему, как переводчику, это было известно. Поэтому он с легкостью нашел с ним общий язык, стараясь не перегружать его мозг, а объясняться знакомыми словами медленно, с расстановкой. Алику, видимо, понравился такой подход, и он проникся к нему симпатией.
– Хозяйка Калиград подруга ехать видеться, лекарства Европа привозить для хозяин. Он с дедушка остаются двое. Я в утро выхожу из баня туалет, слышу крик дедушка. В дом бегу, а там дедушка лежит своя комната, плачет, и хозяин там лежит за дверь – не открываю никак. Долго толкаю, сам лезу дырка. А он мертвый там. Я хозяйка звоню – она не хочет говорить, самолет сидит. Луиза звоню – сразу аэропорт едет, вместе с хозяйка приезжает. Я дедушка один на кровать ложу, глажу голова – не плааачь. А он нога сломанный. Жду хозяйка с Луиза. Но Валера раньше электричка приходит, вместе ждем. Потом похороны – много люди… Сам место здесь хозяин себе искать на кладбища, не хочет Москва. Вот так.
Переведя Аликову речь на родной язык и переварив услышанное, Михаил Вячеславович сделал вывод, что, в отсутствие Светланы, что-то произошло, и один другому поспешил на помощь. Кто кому – неизвестно. То ли дедушка оступился и сломал ногу, а Аркаша споткнулся об него, а потом случился инфаркт. Или же наоборот, сначала упал он, а дед спросонья кинулся спасать его. Вдвоем они загородили проход в комнату, куда все-таки удалось протиснуться Алику. «Скорее всего, первопричина так и останется загадкой. – подумал Михаил Вячеславович. – Да и нужно ли дознаваться?» Насколько он понял из письма, у дяди Светланы, которого они взяли к себе после смерти от пандемии его дочери, были проблемы с памятью. Но, несмотря на прогрессирующую деменцию, старик отказывался жить с внуком Борисом, ведущим не самый правильный образ жизни. Посмотрев на бодро шагающего проводника, подыскивающего еще темы для разговора, Михаил Вячеславович поинтересовался:
– Дом большой?
– Два этажа и один, два… – сняв варежку, начал загибать пальцы, – четыре маленький и один большой комнат с печка. Хватает родня. Я живу комната с баня – хорошо, тепло. Туда есть хожу. Хозяйка вкусно кормит, а Луиза лучше. Сама только трава ест и хлеб. Ве-ве-ве…
– Вегетарианка.
– Ага. Столько детей – нормально кушать надо! И им мяса хватает. Такой большой хозяйство раньше: сыр, масло, колбаса, магазины…
Он покачал головой, потом, увидев машину в белом тумане, посторонился. Михаил Вячеславович последовал его примеру. Шли они быстро, отчего он запыхался и даже вспотел. Алик же, забегая вперед, продолжал вводить его в курс всех прочих домашних дел. Рассказал, что накануне приехала родственница из Оренбурга – название города Михаил Вячеславович вычислил по обрывкам слова – которая учится в Москве. Чтобы почтить от лица всей их семьи память дяди, которого никто из них в глаза не видел. Если учесть дальность родственных уз и разницу в возрасте между женщинами, чувствовала она себя там, должно быть, неуютно. Что завтра все вместе – «у Луизы машина большой, всех сядут» – они собираются уезжать в Москву, а дом выставлять на продажу. Он настолько расположил Алика своей готовностью слушать его несвязный монолог, что тот даже порывался выхватить у него саквояж, но Михаил Вячеславович посчитал это неуместным. От частого дыхания борода у него покрылась инеем, а сам он сосредоточенно смотрел под ноги. Невесомые снежинки делали свое дело, устилая свежим слоем безлюдную дорогу. Приходилось ориентироваться по следам Алика, который как будто всю жизнь прожил в этих краях. Он был в дутых сапогах с рифленой подошвой с волнообразным рисунком.
– Хозяйка переживает, как Михаславыч идет от станций! Обещал ведь.
– Дойдем, – добродушно отозвался Михаил Вячеславович.
– Говорит, помогать надо с тяжелый сумка, – еще раз подступился он и протянул руку.
– Если только немного, чтоб руки согреть…
– Прям до кладбища несу, – выразил тот готовность и взял саквояж.
Михаил Вячеславович, избавившись от ноши, не заметил, как они оказались у ворот. На белом фоне, усыпанном памятниками и крестами, вдалеке виднелось несколько темных фигур. При более близком рассмотрении он увидел трех женщин, в одной из которых без труда узнал Светлану, и двух мужчин среднего возраста. Молодая особа, которая содрогалась от холода в короткой куртке и периодически протирала запотевшие очки, по всей видимости, и была та самая «дальний родный», а стройная дама повыше и постарше, в длинном черном пальто и платке – стало быть, Луиза, сестра Аркаши. Узнать в этой привлекательной женщине ту самую первоклашку было невозможно. Мужчины, которых он особо не рассматривал, стояли у могилы, где покоился прах его товарища, прямо у креста с его фотографией, и поминали его блинами. Михаил Вячеславович подошел к Светлане, обнял ее, в растерянности остановился перед Луизой, пожал ей руки. От него не ускользнул ее лукавый взгляд – нет, все-таки та самая девчонка, пусть и на тридцать пять лет старше, мать-героиня и даже бабушка.
Идти к даче, где тепло и уютно, было веселее. Алик уже, как мог, проинформировал дорогой Михаила Вячеславовича, что «Луиза мужик меняет на кукла, детей бросает, хозяйство продавает», и теперь они проходили мимо деревни, где возвышался над всеми соседями огромный дом с многочисленными постройками. Светлана кивком дала понять, что именно здесь почти всю жизнь прожила сестра Аркаши, поэтому они и взяли этот участок в СНТ.
– Церковь ремонтируют? – спросил Михаил Вячеславович, увидев в стороне строительные леса и купол над ними.
– Строят – никак не достроят. Собирают пожертвования, но откуда у людей столько денег! – вздохнула она.
Луиза ступала впереди, подгоняя мужчин. Судя по всему, она надеялась еще сегодня отремонтировать машину, чтобы завтра пораньше вернуться к детям. Яна, так звали девушку, шла, опустив голову и надвинув капюшон, периодически цепляясь за Светлану, чтобы не упасть. Было заметно, что она и сама не рада, что приехала сюда со столь печальной миссией. Вероятно, родительское слово где-то еще имеет вес.
Михаил Вячеславович поймал себя на мысли, что, несмотря на грустный повод для встречи, в его груди поселилась какая-то непривычная для него радость, которой он пока не мог найти объяснение. Поглядывая то и дело на Луизу, он думал о том, что даже траурный наряд ей к лицу. Кто бы мог подумать, что она вырастет в такую красавицу… Как там у Некрасова: «Их разве слепой не заметит»? Столько лет в глуши прожить, а ведь коренная москвичка! Глядя на соседа, вызвавшегося помочь с ремонтом, испытал нечто вроде ревности.
Алик, оказавшийся рядом, утолил его интерес:
– Бывает дача лето, осень. Сейчас вещи забирает. Вот чинит с Луиза, потом едет. Луиза обязательно машина надо: детей возит, этих еще – туристы. Деньги муж кукла тратит. Четыре большой дети сами работают, три маленький у ней. Сейчас маленькие у большой дома, она тут.
Михаил Вячеславович непроизвольно вздохнул. Алик удивленно посмотрел на него, потом выхватил саквояж, убежал вперед, обогнав всех, и остановился около участка, где за деревянным забором и голыми кустами виднелся добротный двухэтажный дом с пристроенным гаражом. Пришли.
* * *
Внутри дом был чем-то похож на деревенскую избу, может быть, из-за русской печки, которую сложили по желанию покойного. Тут же были разноцветные половики, которые сделала Светлана на ткацком станке, найденном на чердаке в старом доме Луизы. И еще какая-то печная утварь из прошлого века. Но все остальное было вполне современным, вывезенным из квартиры за ненадобностью. В целом, было уютно, а большой стол, на который хозяйка вместе с золовкой ставили тарелки с постными щами, кашей и горохом из печки, дополнял атмосферу. Светлана уже проведала своего дядю, который безвылазно находился в своей комнате на втором этаже, и накормила его.
– Вот так, сам захотел туда и по лестнице сам поднялся, а теперь как спускать, ума не приложу. Еще и везти такого.
– На руках отнесем, – пообещал Валерий, крепкий на вид мужчина лет сорока, и посмотрел на Михаила Вячеславовича. – Или Вы сегодня обратно?
– Вообще-то планировал. – отозвался он и встретился взглядом с Луизой. – Но если надо…
Больше всего на свете ему не хотелось выходить из натопленного дома и идти пешком на станцию. Яну, по всей видимости, тоже утомили прогулки по морозу в непрактичной одежде, и она рассчитывала на Луизу и ее машину. Едва отогревшись, девушка молча ела поданную еду и иногда обводила отстраненным взглядом собравшихся. То ли от холода, то ли от волнения, у нее постоянно что-то сыпалось и лилось с ложки и изо рта.
– Нас и так трое, справимся. – быстро отреагировал Борис, шустрый долговязый парень лет тридцати пяти, – Дед все заднее сиденье займет, а вещей сколько!