– При нашей малочисленности Бонапарт просто обойдет Дриссу, переправится через Двину и вклинится в глубь империи. А мы пальцем не сможем пошевелить.
Наконец, чей-то уверенный голос сказал:
– Это или глупость, или предательство. Выбирайте любой ответ.
«Каково смело говорят, – подумал Александр Христофорович. – Напугать, что ли?»
Он сунул голову в палатку:
– Господа, не стоит забывать, что стены вашего жилища из тряпки.
На него воззрились весьма неприязненно, а, разглядев знаки различия, нехотя начали вставать с мест и оправлять ремни.
– Вы что же, одобряете Дрисский лагерь? – осмелился спросить один из адъютантов.
– Ни на минуту.
– Тогда почему…
Александр Христофорович остановил болтуна жестом.
– Я давно служу Его Императорскому Величеству и знаю, что государь ничего не делает без причин. Вы видели господина Фуля? Если даже на мой взгляд, он – педант недалекого ума, то каков же на взгляд человека гораздо талантливее и образованнее меня?
Этот неотразимый аргумент не возымел действия. Собеседники не были готовы признать императора талантливее или образованнее их самих. Но к полковнику худо-бедно расположились и даже осведомились:
– Чем можем служить?
– Я ищу князя Волконского. Он должен был вернуться от Багратиона, из Велижа.
– Серж! – развязно позвал кто-то. – Бюхна!
Гостю не понравилось выражение презрительного превосходства, отразившееся на лицах офицеров.
– Где тебя черти носят! Спит! Как приехал, глаз не продирал!
Не желая вызывать новых непочтительных реплик в адрес своего спасителя, Бенкендорф решительно двинулся через палатку и в дальнем углу увидел Сергея, лежавшего на попоне. Под головой у того, как у воителя времен Святослава, было седло. Сапоги с ног не удосужился снять даже денщик.
– Это безобразие, – тихо сказал Шурка, и, сев на пол рядом с курьером, положил ему руку на плечо. Он не думал будить Волконского, но одного шороха оказалось достаточно. Серж вздрогнул и мигом открыл глаза.
– Вы?
– Простите, я не хотел…
– Как ваш синяк?
Оба посмотрели друг на друга и начали смеяться. Без всякого повода.
– Выйдем?
Серж сладко зевнул и поднялся.
– Мне снова куда-то ехать?
– Вы от меня решили принимать приказания?
Давясь беспричинным хохотом, они выбрались на улицу, провожаемые самыми неодобрительными взглядами товарищей.
– Что это за прозвище? Бюхна?
Серж пожал плечами.
– Не помню… Они как-то потешались надо мною, и прилипло.
Бенкендорф сощурился.
– Почему вы позволяете так обращаться с собой?
Этот вопрос привел князя в замешательство. Он сам не понимал. Так сложилось. Вышло. С детства. Из дома. Из пансиона. Из полка.
– Вы не знаете, – замялся Серж. – Ну, конечно… Если бы знали, не пришли…
Александр Христофорович не понял, но на всякий случай сделал сочувственное лицо: мало ли какие у людей неприятности.
Волконский смутился еще больше.
– Я не совсем… Как бы это сказать…
– Он у нас придурок! – раздался из палатки чей-то раздраженный голос.
Бенкендорф вскипел.
– Это, конечно, ваше дело, – заявил он Сержу. – Но я бы не стерпел. Я видел, вас в деле. Мысли не допускаю, что вы боитесь.
– Но они говорят правду…
Полковник понял, что судьба свела его с очень особенным человеком, кротость которого равнялась глупости, а глупость храбрости. Им следовало руководить.
– В военное время дуэли невозможны. Сейчас же пойдите и врежьте этому козлу в зубы.
Серж немедленно встал, вернулся в палатку, и через секунду оттуда послышался грохот. Брань. Удивленные крики. Стук опрокинутых ружейных козел. И наконец через откинутый полог на улицу вылетел один из особо наглых адъютантов, не понравившийся Бенкендорфу с первой минуты. Именно он сомневался в таланте и образовании государя.
– Вы довольны? – простодушно осведомился Серж.
– А вы?
По лицу Волконского было видно: очень.
– Отчего же сразу не разобрались с ним?