По-восточному

«Можно подумать, что тебе нравятся респектабельные мужи с пивными животами! – отрезала она. – И с чего ты решила, что он – пофигист?»

«В отношении одежды точно пофигист, посмотри на этот джемпер».

«А он классно смотрится в этом джемпере, ну согласись!»

«И кто-то упрекал меня в наличии нездорового воображения?»

«А что я такого сказала?»

«Отстань, в конце концов, мне сейчас не до его привлекательности. Может, он меня ограбить собирается!» – отмахнулась я и застонала от того, что ремешок сумки сполз с плеча и прошелся прямо по поцарапанной руке.

– Да, есть родные и друзья тоже… – ответил Данияр-Данила и, словно желая перевести разговор на другую тему, спросил:

– Как ваши раны? Вы так круто вывели противника из строя.

– Издеваетесь? С моими ранами все в порядке. Заживут, – оптимистично откликнулась я.

– Да что вы? Если бы не ваш боевой клич и бросок, я вряд ли бы справился с этим бугаем. Он отвлекся на вас, а я использовал его прокол.

– Вы умеете драться… – сделала я комплимент.

– Не слишком, но кой-какие приемы знаю, – не без мужской заносчивости ответил он. – А вы как сюда, на отдых или по делам?

– На отдых, – отрезала я и, решив, что не стоит слишком углубляться в подробности моей, да и его жизни, спросила: – А вы говорите по-казахски? Проспект Достык…. Что значит Достык?

– Говорю, немного. Достык значит дружба… раньше он назывался проспектом Ленина, а еще раньше именем какого-то там губернатора, сейчас не вспомню.

– Красивый проспект… – сказала я. – Даже не ожидала, что Алматы такой большой город.

«В котором на приезжих нападают в парках», – ехидно шепнула на ухо авторша.

«Злая ты, не стану с тобой сотрудничать», – совсем обиделась я и пихнула ее локтем.

– Здорово застроился за последние годы, хотя столицу и перенесли в Астану. Я сам уже многого не узнаю.

Некоторое время мы шли молча, и это бездумное движение отвлекло меня от недавних потрясений, я погрузилась в созерцание и шум города. Мы то попадали под покров тени от красавцев-деревьев, ограждающих улицу, то снова вступали в топящий камни жар. Геометрически выверенные узоры многоцветья газонов и клумб, шум и брызги фонтанов, каскады этажей высотных зданий – все это проспект Достык. Бронзовый казах на постаменте, с домброй в руках, с благообразной восточной бородкой, облаченный в бронзовые же халат и шапку. За его спиной милосердный скульптор соорудил каменную стену с водопадом, видимо, символизирующую горы, среди вершин которых пел свои песни Жамбыл – имя певца выбито на стене. А в нескольких шагах от бронзового акына на фоне плачущих ив и серебристых елей диссонансом огромный рекламный постер, с которого сходит на сумасшедших шпильках Сара Джессика Паркер со своим «Сексом в большом городе». И розы, алые, как восход, целый газон цветущих алых роз.

– Памятник Джамбулу, нашему казахскому поэту, – словно гид, сообщил Данила. – В ночь у подножья Джамбула-горы, сжавшись комочком у снежной норы, мать моя, рабскую жизнь кляня, в стонах и муках родила меня…

– Ого! – потрясенно воскликнула я. – Вы читаете стихи?

– Со школы помню… Кстати, очень хочется есть, а я вижу впереди едальню. Как вам она? Устроит?

– Вполне, – уверенно сказала я, совсем не уверенная в разумности своих поступков.

«Действительно очень хочется есть, – вторила Даниле авторша. – С утра во рту ни маковой росинки».

«Тебя росинкой не накормишь! И что тебе мешало? Могла бы и перекусить, пока я страдала в парке».

«За кого ты меня принимаешь?» – обиженно спросила она.

«За саму себя», – успокоила я преданную авторшу, заходя вслед за Данилой на уютную веранду Итальянского кафе, заставленную плетеными столиками и креслами.

– Не национальное, но вполне уютное, – сказал Данила, отодвигая для меня кресло. – Казахское могу для вас устроить, если захотите.

«Вот и полезло из него петушиное, мужское!» – сказала я авторше, которая уже млела, беззастенчиво разглядывая Данияра-Данилу.

Увлеченная этим порочным делом, она, кажется, не услышала мою реплику, а я, промычав в сторону Данилы «спасибо», занялась изучением меню, что принес черноволосый парнишка-официант. Пересчет тенге в рубли в попытке понять, насколько дорого или дешево обойдется обед, занял достаточно времени, притом, что в кошельке осталось лишь около трех тысяч. Выбрав блюда с учетом последнего факта, я сделала заказ и постаралась поудобней устроиться в кресле и в пространстве.

Веранда, на которой располагались столики, отделялась от тротуара ярко-зеленым кустарником, напоминающим можжевельник или тую. Дуэт творцов с именами Свет и Тень раскрашивал деревянный пол в жар красного и желтого, чуть охлаждая сиреневым, вырисовывал на нем причудливые узоры, чертил теплые линии на лицах и руках сидящих за столиками людей. Официант принес салат, окрошку и что-то мясное Даниле. Я отказалась от вина, но заказала себе кофе без кофеина и воду, прохладную воду в прозрачном, как слеза, стакане.

«Как он ест, посмотри! Ах, обожаю смотреть, как едят мужчины! А он ест, как настоящий мужчина!» – запела авторша, у которой, видимо, от жары, стрессов и голода совсем снесло крышу.

Я упрямо молчала, стараясь не обращать внимания на брачную песнь новоявленной акынши, ела чудесно ледяную окрошку и наслаждалась моментом. Живите настоящим, люди!

Наступившее жующее молчание первым нарушил Данила, задав дежурный вопрос: как долго я собираюсь пробыть в Алматы в частности и в Казахстане вообще.

– Если это не секрет от назойливых попутчиков, – добавил он,

– Секрета, собственно, никакого нет, – пространно начала я, пытаясь выстроить стенку «никогда-не-разговаривай-с-незнакомцами» в пику растекшейся в лужицу авторше.

– Приехала в гости к родным, так что меня здесь ждут и очень нетерпеливо, – расплывчато продолжила я.

Я слукавила, о моем приезде отец сообщил допотопной телеграммой, и я не знала, добралась ли телеграмма до адресата, и будут ли мне рады родственники. Более того, я терялась в догадках, отчего отец и его сестра так долго не встречались, ограничиваясь поздравительными открытками на Новый год – то ли причиной была какая-то давняя ссора, то ли они были слишком заняты своими собственными проблемами, то ли оба не очень любили писать письма. А сейчас у меня имелся лишь адрес, который, судя по открыткам, не менялся уже много лет.

– Понятно, – ответил Данила и, отпив золотистого пенистого пива, поинтересовался:

– Какие у вас планы на сегодня?

До чего же он настырный, и ведь не скажешь: отстань, сама разберусь со своими планами. Теперь я по гроб жизни ему обязана, придется быть корректной и благодарной!

«И что в этом плохого – быть благодарной? – спросила авторша. – Тем более, такому мужчине?»

«Приди в себя, маньячка, ты же первая протестовала против любовного романа, а теперь втюрилась в этого Данилу, как последняя героиня дурного опуса! Что ты в нем нашла? Парень, как парень, да к тому же совершенно непонятный и подозрительный!»

«Непонятность и подозрительность придают ему особый шарм! – заявила авторша, уткнувшись подбородком в ладони и не отрывая глаз от Данияра – тот махнул рукой, подзывая официанта. – Какой жест! Какие глаза!»

«Если не вернуть эту крышу на место, все может закончиться очень плачевно, – подумала я. – Мало мне испытаний и жары, так еще придется таскать за собой невменяемую сбрендившую авторшу».

«Ну взгляни на меня, хоть один только раз…», – простонала она, и этот стон стал последней каплей в бочке моего терпения.

Я взяла со стола наполовину полную бутылку с минералкой и вылила все ее содержимое на голову авторше. От неожиданности и возмущения та вскочила, вытаращив свои серые глаза.

«И только попробуй что-нибудь сказать!» – рявкнула я.

«Да я… вообще после этого к тебе близко не подойду, сама разбирайся со всем этим востоком!» – завопила она и ринулась прочь из кафе.

Разделавшись с авторшей, я занялась Данилой, то есть ответила на его вопрос: