Книжка про Владика

– А сколько осеней и вёсен?

Тут Владик совсем запутался и понял, что уже пора окончательно просыпаться, а то, как говорит бабушка, «мозги не работают».

Мама вышла из домика, села на лавку рядом с сыном и приобняла его:

– Любой человек проживает каждый год своей жизни все времена года. Ты же знаешь, сколько времён года всего?

Конечно, Владик давно знал, что год состоит из зимы, весны, лета и осени. Но то, что человек каждый свой год живёт все эти времена года, он не догадывался. А мама продолжала:

– Вот ты, сынок, сейчас называешься «шестилетка». Потому что тебе шесть лет.

Владику очень нравилось, когда мама называла его «сынок», и он сразу заулыбался, стал слушать ещё внимательнее. И очень ему понравилось, что он шестилетка. Это значит, он может рассказать об этом Даньке. Даньке уже исполнилось семь лет, а Владику семь лет исполнится только в сентябре. Надо сходить к нему на участок. Вдруг он уже приехал из Сочи?

Владик отпросился и побежал к соседям. Но домик у них был заперт, и вообще вокруг было пустынно и слишком тихо. На грядках тыкв тоже не было. «Или уже сорвали, или ещё не выросли»,– подумал Владик и поплёлся обратно.

Тогда Владик решил откапывать череп в одиночку. Он подумал: «Вот было бы хорошо откопать голову шестилетней лошади. Она, значит, тоже была шестилетка».

Но пока он шёл до дома, подумал, что «шестилетка» – это очень мало, и лошадь жалко, поэтому решил лучше найти череп столетней лошади, которая умерла от старости. Он представил пожилую, очень худую лошадь, седую и грустную, вздохнул и решил, что череп у неё будет некрасивый, сморщенный.

Увидев, что папа уже закончил пылесосить в салоне машины, он спросил:

– Папа, а если лошади сто лет, у неё сморщенный череп?

Папа весело сказал:

– Ты, Владик, иногда такие вещи спрашиваешь, что я не понимаю, откуда что берётся в твоей голове.

Владик подумал, что папа не хочет отвечать на его вопрос, но тот ответил:

– Во-первых, лошади сто лет не живут. Они лет тридцать живут, некоторые, конечно, подольше – иногда даже шестьдесят, но уж никак не сто. Во- вторых, череп – это кость, поэтому о каких морщинах может идти речь? Морщины бывают на коже, а череп всегда гладкий.

Владик обрадовался, что череп будет без морщин, и пошёл за лопаткой, чтобы затем начать откапывать гладкий череп старой лошади.

Про слова-синонимы и немного про остров

Владик прибежал с улицы голодный:

– Ба, есть уже есть?

Бабушка крикнула из кухни:

– Мой руки и приходи в кухню.

Когда мальчик сел за стол, в тарелке уже лежала горка жёлтого картофельного пюре. Бабушка поставила рядом мисочку с котлетками и тоже присела:

– С тобой поем, а то мама сегодня на обед не придёт.

Владик знал, что бабушка одна есть не любит, поэтому даже не удивился.

Котлетки оказались куриными, и бабушка разрешила съесть сразу три штуки. Нет, ей не жалко, просто она не хочет, чтобы Владик стал пухлым, как Женя Хвостов. Хотя Владик этого Женю ещё с яслей знает, и тот всегда был похож на медвежонка. Женя часто болеет, и смеяться над ним нельзя, но иногда Женя сам начинает над собой шутить, и всем весело. Женя, когда вырастет, хочет стать клоуном. Владик, конечно, будет этому рад. Но вдруг дети придут в цирк, а Женя заболел, и клоуна они не увидят. Лучше бы Женя стал просто артистом, ведь если заболеет, то кино можно и в другой день снимать, а в цирке без клоуна никак нельзя. Но Женя не хочет быть артистом. Он сказал, что будет закаляться. Поэтому часто зимой валяется в снегу, но в итоге не становится здоровее, а наоборот, снова заболевает, потому что приходит с прогулки весь мокрый насквозь.

Бабушка, пока наливает чай, обычно расспрашивает Владика, как день проходит. Но сегодня она вдруг спросила:

– Друг мой, – а она очень часто так называет внука, и Владик точно знает, что он бабушкин не только внук, но и друг, – ты когда с улицы пришёл, ты какой мне вопрос задал?

Владик пожал плечами и стал маленькими кусочками отщипывать печенье курабье, потому что хотел добраться до серединки – глазка из повидла.

Бабушка сначала поставила на стол не чашку внука, а свой бокал:

– Ты спросил: «Есть ли есть», помнишь?

Владик ждал чай и покорно кивнул, хотя он точно не помнил, что спрашивал.

Наконец бабушка поставила перед ним чашку, присела сама. Увидев на столе крошки от печенья, подставила внуку блюдце.

Владик пил чай, ел курабье и слушал бабушку, которая говорила:

– Друг мой, я хоть и работала медиком, – а бабушка часто называла себя медиком, отчего многие думали, что она доктор. Но Владик так не думал, потому что при слове «доктор» он всегда вспоминал сердитого врача, с которым ему довелось тесно пообщаться, когда он сломал руку, и Владику совсем не хотелось, чтобы бабушка была таким доктором.

Поэтому, как только бабушка произнесла слово «медик», Владик моментально вспомнил белый кабинет, жилистого дядьку в шапочке, на которой почему- то были нарисованы детские покемоны, и как этот доктор совсем не обращал на него внимания, а только всё время разговаривал с папой и мамой. Потом обманул Владика, сказав, что просто руку посмотрит, а сам так дёрнул, что Владик закричал изо всех сил. То, что доктор потом улыбнулся и сказал: «Ничего, солдат, жить будешь!» – Владику не понравилось. Он ведь руку сломал не тогда, когда в вой ну играл, а на горке. Он бы, конечно, всё это мог рассказать врачу, тем более рука уже стала болеть не сильно. Но мама учила взрослых не перебивать, а Владик был мальчик послушный.