Сокровища баронессы фон Шейн

– Очень надеюсь, – поддакнул и Андрей, потирая руки.

Санитары, два дюжих парня, собиравшиеся, как он знал, поступать в медицинский, легко, без брезгливых гримас, подняли распухшее тело и уложили на носилки. Когда Илларионова унесли, все вздохнули свободно. Борисыч снял маску и улыбнулся, показав редкие желтые зубы:

– Ну, я тоже погнал. Ежели понадобится помощь – знаете, где меня найти.

Переваливаясь на своих коротких ножках с полными ляжками, он, как шарик, выкатился из комнаты. Оперативники и следователь переглянулись.

– Товарищи… граждане… – послышался громкий голос тети Клавы, – если я вам больше не нужна…

– Да, подмахните вот здесь. – Морозов, писавший протокол, ткнул пальцем, показывая, где поставить подпись. Тетя Клава нарисовала круглую закорючку (наверное, так она расписывалась с детства) и поспешила за экспертом.

– А вас мы попросим немного задержаться. – Андрей посмотрел на Зяму, опиравшегося на спинку стула. – Да вы присаживайтесь, если устали стоять. У меня к вам будет несколько вопросов. Вы, как я понял, часто общались с покойным?

Павел замялся, обдумывая ответ. Он боялся, что его, чего доброго, запишут в подозреваемые, и майор это почувствовал.

– Мы пока никого не обвиняем, – сказал он, глядя в мутные глаза алкоголика, – возможно, наш эксперт придет к заключению, что это самоубийство. Поэтому отвечайте на вопросы правдиво и ничего не бойтесь.

Зяма шмыгнул красным носом в синих прожилках.

– Да с чего ему вешаться? – буркнул он в сердцах. – Ну, жена умерла от сердечного приступа полгода назад – он переживал, но вешаться не собирался. Как-то Игорь насчет этого красиво говорил, что-то вроде: «Человек жив, пока о нем помнят». Вон помидорчики и огурчики посадил, потому что так покойница делала. Вот и спрашивается, с чего ему вешаться?

– Насколько нам известно, Игорь Илларионов – простой сотрудник краеведческого музея вашего города. – Потапов стукнул по столу шариковой ручкой. – Не олигарх, не предприниматель, а обычный служащий с, прямо скажем, непривлекательной зарплатой. Неужели у него были враги? Или, может быть, кому-то из родственников не терпелось получить его домишко?

Слесарь хмыкнул и заморгал выцветшими глазами.

– Ну вы и скажете, товарищ следователь. Какие такие у него враги? Да Игорь, кроме меня, ни с кем и не общался. Пока его супружница жива была, они гостей к себе приглашали, с работы Игоря приходили две супружеские пары. Как только она отдала Богу душу, все о нем забыли, да он и сам не хотел, чтобы его тревожили. – Зяма немного помялся и продолжил: – Да, наведывался я к нему поболтать, тоже один живу, скука смертная. Вроде он мне радовался: чаю предлагал, иногда что и покрепче – и мы говорили и говорили. Надо же человеку душу излить.

– И что же он изливал? – В этой фразе майора слышалась ирония, но Зяма ее не заметил:

– Да всяко-разно изливал. О музее печалился, гутарил, дескать, средства не выделяются, посетителей мало, закроют скоро, а там столько интересного материала. Было время, когда там писали диссертации, а теперь история города никому не интересна.

Следователь взглянул на оперативников. Морозов улыбнулся:

– Беспокойство за судьбу музея не могло послужить причиной убийства, если оно имело место, – проговорил он. – Кстати, наш новый мэр клялся-божился, что даст деньги на его развитие. Кто знает, может быть, он и выполнит свое обещание.

– Мне тоже так кажется. – Андрей снова повернулся к Зяме. – О чем же еще вы… гутарили?

– Клад какой-то он искал, – выпалил Павел, и полицейские насторожились.

– Какой клад?

– А я почем знаю? – процедил Зяма. – Об этом он не слишком разглагольствовал, боялся, поди. Я понял только, что какой-то документ Игорь откопал, вероятно, в своем музее. Ну, в том документе черным по белому и написано, где клад спрятан.

Полицейские снова переглянулись, уже встревоженно. Версия с кладом, если Самуил Борисович подтвердит убийство, имела право на существование, да еще как имела!

– И что же это за клад? – поинтересовался Андрей. – Золото, бриллианты или старинные монеты?

– Да не знаю я! – Павел начинал заводиться, нервничать, больше всего из-за того, что приближалось время обеда, а он еще не приобрел заветную бутылочку. – Не спрашивайте меня об этом. – Он стукнул кулаком по впалой груди.

– Ладно. – Потапов махнул рукой. – Вы говорили, что он был человеком одиноким. Неужели совсем без родственников?

– Совсем, – подтвердил слесарь, – детишек им Бог не дал. – Он вдруг оборвал себя и щелкнул желтыми от постоянного курения пальцами. – А ведь был у него родственник… Братец двоюродный. Только они почти не общались. Я, например, его только раз и видел, на похоронах Лидии, супружницы Игоря. Неприятный такой тип, вроде предприниматель. – Зяма вдруг оживился. – Вы его, товарищ следователь, проверьте. Только адрес его не подскажу. Зовут его… – Он снял кепку и почесал плешивую макушку, – Платон. Точно Платон.

– А фамилия? – уточнил Андрей, черкнув что-то в черном блокноте.

– Да откуда ж мне знать? – Зяма лихо сдвинул кепку на затылок, но его спитое личико приняло серьезное выражение. – Я так полагаю, ежели двоюродный брательник, фамилия другая.

– А если отцы – родные братья? – усмехнулся Морозов. Мышиные брови Павла задергались, он изобразил работу мысли.

– Ежели родные – тогда понятное дело. Тогда и искать будет легче.

– Хорошо, проехали. – Андрей немного покрутил головой: последнее время его беспокоила боль в шее, иногда перетекающая в голову. В местной поликлинике сделали снимок, установили диагноз «остеохондроз» и отпустили на все четыре стороны, выписав обезболивающие. Жена Ирина, узнав об этом, обругала врача и категорически запретила пить анальгетики.

– Они изменяют состав крови, – безапелляционно заявила она. – Обойдешься без них. А что касается остеохондроза – у кого его нет?

Следователь подумал, что жена, в общем-то, права, но не учла одного: с головной болью гораздо труднее соображать, чем без нее. Помучившись некоторое время, Потапов купил в аптеке лекарство, ничего не сказав жене, и тайком глотал таблетки, когда становилось невмоготу. Интернет предлагал массу упражнений, и следователь запомнил три, потому что их он мог делать и на рабочем месте.

– Посмотрите, пожалуйста, – снова обратился он к Зяме, – в комнатах ничего не пропало?

Тот насмешливо фыркнул:

– Да тут и пропадать нечему. Аккурат после смерти Лидии, ну, не сразу, а месяца через четыре, Игорь стал продавать вещи. Мягкий уголок, который они с покойницей выбирали, диван, шкаф для белья. Да вы сами посмотрите, товарищ следователь, – он окинул взглядом гостиную, – тут же пусто. А в спальню зайдите… Игорек двуспальную кровать продал, а сам из сарая панцирную принес. И кухонные безделушки тоже продал.

– Зачем? – удивился Потапов. – Деньги были нужны?

– А вот этого он мне не говорил, – признался слесарь, переминаясь с ноги на ногу. – Так что, извиняйте, не ведаю. Может, брательник его как раз и знает.

Андрей встал и вышел в спальню, где оперативники деловито осматривали каждую вещь. Впрочем, это было громко сказано. Зяма оказался прав. Спальня была почти пустой: панцирная кровать и тумбочка.

– Давно такой обстановки не видал, – подал голос баскетболист. – Слышь, Андрюха, мысль у меня тут одна проскочила. Может, задолжал наш покойничек? Попытался расплатиться всем, что было в доме, но этого оказалось мало. Ну, и свел счеты с жизнью.

– Проверим, – следователь наморщил лоб, собираясь с мыслями. – Ребята, если больше ничего не нашли, я поехал в отдел. Может быть, у Борисыча появились новости. А вы поговорите с соседями.

Оперативники не возражали. Все опечатав, они побрели к соседнему дому. Зяма услужливо бежал впереди, как верный пес, заочно знакомя полицейских со своими соседями. Потапов зашел за угол и открыл дверь новенькой черной «Ауди», его гордости. В отделе полиции знали, что это подарок тестя-предпринимателя зятю на сорокалетие. Правда, все равно находились такие, которые шептались о каких-то взятках, которые Андрей якобы берет за закрытие дела. Сначала это его обижало, потом он перестал обращать внимание: завистников хватало всегда и везде. Следователь сел за руль, завел автомобиль и тронулся с места, стараясь притормаживать на выбоинах и буграх.

Глава 5

Петербург, 1889

Княгиня Мария Раховская, высокая, смуглая и сухая, с острыми чертами лица и высокой прической – причудливым сооружением из черных волос, – все еще красивая и сознававшая это, встретила сына с плотно сжатыми губами. По ее недовольной гримасе, знакомой с детства, Мишель понял: мать не в духе. Сейчас она начнет жаловаться на жизнь, обвиняя отца, его самого, слуг, да кого угодно. Когда княгиня хандрила, объектом ее гнева мог стать любой. Юноша знал: часто хандра была вызвана тем, что у одной из ее подруг, княгини Рябовской или графини Шталь, появилось новое красивое платье или бриллиантовый гарнитур, который был не по карману князю Раховскому. Впрочем, такие вспышки проходили так же быстро, как и возникали. Бедный папа каким-то образом находил нужную сумму, и на следующий день мать выезжала в обновке, затмевая подруг. Молодой офицер намеревался проскочить мимо родительницы и скрыться в своей комнате, но это ему не удалось.

– Мишель! – Голосу княгини мог позавидовать ротмистр. – Подойди сюда. Мне нужно с тобой поговорить.

Юноша повиновался с кислым видом.

– Сядь, – скомандовала Мария Раховская. – Сядь и слушай. Речь пойдет о твоей так называемой невесте Ольге Сегалович.

Мишель удивленно заморгал – боже, ей до всего есть дело!