Тихая Химера. Очень маленькое созвездие – 2

– …Поток. И переростков нет. Ровесники подросли…

– … одни маленькие. Орденские есть.

– …привезли легийскую принцессу, няньки в истерике, что она допускается только на общих основаниях…

– …Восемнадцать, не считая наших, всяких княжат и царевичей в списках, и все на общих основаниях…

– …Они же говорили, что Океан активизируется в этом году. Да, кажется, весь Дракон активизировался. Через неделю еще одна группа, человек пятьдесят, и все такие, что…

– Вир, а это что за ребенок такой сердитый? Малыш, гляди веселей!

Юм поднял глаза, и человек осекся. Даже отступил. И сказал непонятно и очень печально:

– Дождались.

Юм опять уставился в керамлит, чтоб никого не пугать. Опять стал слушать, что само долетало до ушей:

– … Поток, поток.

– Не поток. Похоже, это – свита…

Какая свита? Чья?

Обрывки этого непонятного чужого разговора невидимыми лентами вились вокруг Юма и опадали на гладкое керамлитовое покрытие поля. Он стоял неподвижно, наблюдая, как встречающие разводят группы детей по коггам. От холода не дрожал, воспринимал его расслабленно, не боролся, чувствуя, как остывает кровь во всех сосудах и капиллярах. Только сердце теплое, глупое. Все бьется и бьется, думает, жить – это главное… Это немного жутковато, когда кровь остывает, зато становишься тихим и равнодушным, как змея. Чуть раньше он так же безучастно наблюдал из иллюминатора, как одновременно с черным огромным крейсером Яруна к терминалу швартуется еще один тяжелый транспорт, белый, с огромными красивыми буквами «Венок» по борту, на котором, видимо, и привезли сюда всех этих шумных детей. Ему становилось совсем тошно – его самого-то, видно, принимают здесь отнюдь не «на общих основаниях». И все эти люди, мельком окидывавшие его глазами… Он уставился на носки своих башмаков и крепче сжал ледяные кулаки в карманах. Только голова бы не заболела… Наконец, к тому времени, как он совсем замерз, его тронули за плечо:

– Пойдем, Юмис.

Легкий светлый люггер Вира намного опередил школьные когги, долго летел над темно-зелеными густыми макушками леса, потом набрал непонятную, на взгляд Юма, излишнюю высоту и некоторое время летел над огромной широкой рекой, а когда река отвернула в сторону, Юм увидел среди темной шубы леса светлые скопления домиков и башен, расположенных по огромному кругу, дугой уходящему к горизонту.

– Это «Венок», – негромко сказал Вир. – Добро пожаловать, Юмис. Красиво?

– Красиво, – согласился Юм. – Большой.

В центре этого огромного обруча стояла еще одна группа зданий и башен. Люггер начал снижаться в ту сторону. Юму, который рассчитывал в люггере немного согреться и не смог, становилось не по себе, но не настолько, чтоб дать это заметить Виру, который время от времени на него поглядывал. Спокойно сидел на заднем сиденье, неподвижно положив холодные руки на холодные под тонкими штанами колени и, следя за тем, чтоб пальцы не собирались в кулаки, смотрел в окно и, насколько мог чувствовать, еще не побледнел до такого состояния, когда взрослые пугались. Не надо так бледнеть, глупо. Только докторов сейчас не хватает. Близко прошла вверх огромная разлапистая вершина сосны, и люггер наконец сел. Когда он выбрался наружу, на белый керамлит полупустой стоянки, подошли двое мужчин в одинаковых серых рубашках с маленькими красивыми эмблемами на коротких рукавах – белый волк в черном треугольнике. Вир кивнул им на Юма:

– Вот ребенок. Двойная альфа охраны. Это не учения. Обеспечить дистанционный медицинский мониторинг. Приступайте.

Взгляды охранников стали любопытно-пристальными, но Вир ничего им больше не сказал, снова позвал Юма:

– Пойдем.

Вершина белой башни плыла в таких же белых облаках. Отворилась полупрозрачная дверь, и Вир пропустил его вперед. В безлюдном холле было полутемно, в черном гладком полу полосами отражалось зеленоватое мельтешение листвы и хвои из узких окон. В прозрачном лифте Юм следил, как вместе с высотой светлеет внутреннее убранство башни – от черного холла – к темно-синему цвету, к ультрамариновому, голубому и наконец – к белому. Мурлыкнув, лифт остановился. Юм вслед за Виром вышел и огляделся. Двери вокруг… А сверху, только стекло отгораживает, свобода и белое в голубом, большое – облака…

Кто-то самый важный здесь этот Вир, подумал Юм, входя за ним в огромную светлую комнату с большим круглым столом, на котором лежал точно такой же обруч игрушечных зданий, какой Юм только что сверху видел среди бескрайнего леса. Только здесь вместо мохнатых лесных верхушек была гладкая серебристая поверхность. Он бы еще поразглядывал аккуратненькие, неправдоподобно настоящие, будто заколдованные, домики, но Вир снова позвал:

– Иди сюда.

Только подойдя к нему, Юм осознал, что Вир говорит на Чаре. Ну и что? Вир улыбнулся:

– Я знаю, что ты понимаешь Чар. А говорить не хочется?

– Его никто не знает.

– Здесь знаю я, Ние и… еще несколько человек, – Вир ввел его в небольшую, какую-то очень спокойную комнату с большим окном, кивнул сесть за стол и без лишних слов поставил перед ним синюю чашку с горячим какао и тарелку с печеньем. – Говорят, ты ни утром, ни вчера весь день ничего не ел. Сейчас будешь?

Юм озадаченно посмотрел на чашку, от которой поднимался парок. Разве он не ел? Да, правда… Если живой, то надо есть. Какао оказалось с немножко непривычным, незнакомым привкусом, но даже немного вкуснее, чем он пил на Океане. Густое от сливок. А среди печенья много было орехового. И об горячую чашку можно было незаметно греть пальцы. Вир сел со своей чашкой чая напротив:

– Попозже нормально пообедаешь.

Когда Юм поел, то даже сам удивился, насколько стало лучше и теплее. Вир спросил:

– Ты со мной поговоришь?

Юм кивнул. Раз уж он здесь. Не говорить – невежливо.

– Говорят, ты скрытный… Но никогда не врешь, и вежливый… Только вижу, что ты, к несчастью, еще и сдержанный. Это пугает. В глазах – мрак и лед.

Юм молча ждал, что скажет еще. На всякий случай начал возводить умозрительную преграду между разумом и эмоциями: это просто разговор. Это слова и их смысл. Это логика и риторические приемы. Все его нервы смотаны в аккуратные клубочки и лежат в коробочках с замочками… Никакие звуковые и смысловые сочетания их не заденут. Вир поглядел-поглядел на него, пожал плечами и сказал:

– Так, маленькое чудовище, если ты скажешь, что не хочешь тут учиться, я тебя отправлю обратно.

– Нельзя. Послали учиться.

– Ты сам хочешь или не хочешь учиться здесь?

– Мне все равно.

– Значит, мрак и лед не по поводу школы?

– Нет.

Вир помолчал, вздохнул:

– Я не буду расспрашивать о семье, расслабься. Раз даже они не сумели тебя приручить, то я уж не буду и пытаться… Но нам с тобой следует заключить договор. По поводу взаимодействия.

– Обязуюсь соблюдать все правила.

– Послушный, значит?

Он, кажется, смеется? Юм отвел глаза. Это смешно – быть сдержанным? Смешно – быть таким ледяным и несчастным? Да, наверно. Смешно и позорно. Несчастным быть – позорно, это правда. Только где ж его взять, это счастье? Счастье – для хороших. А он – кто? Убийца, проклятие семьи. Наверно, надо притвориться жизнерадостным? Притворяться – еще позорней.

Вир вдруг спросил:

– Ты мне постараешься правду говорить?

– …Всю?

– Надо всю. Если ты, конечно, хочешь, чтобы все у тебя здесь сложилось хорошо. Ты хочешь?