– Не вернусь. Совсем ухожу. Держи ключи от квартиры. – Как ни странно, вернуть ключи от своей, съемной, от которой так и не отказалась, не попросила. Забыла, наверное.
– Ань, ты что? Это же ерунда такая! Я же для тебя старался, хотел тебе помочь! В чем дело-то?
– Я это прекрасно понимаю. И спасибо тебе за старания. Только ты забыл меня спросить – нужно ли мне это? И не подумал, как я теперь должна себя чувствовать. Протеже Серебрякова. Маленькая дурочка, которую лучше пока не трогать, пока он не наигрался. Придет время, припомним. А пока пусть живет. Мы ее попозже сожрем, на закуску. Мне как теперь жить? Я всего в своей жизни сама добивалась. И только это меня и держало, спасало от слабости – знание, что я сама себе защита и опора. Не позволяло застрять в жалости к себе и в соплях.
А теперь – как? Долго еще сомневаться, что мои успехи и моя жизнь, и уважение людей – ко мне, а не к "покровителю"? а потом тебе надоест со мной нянькаться, и на этом все – "финита ля комедия?" Идите, девушка, в лес?
Дим, до тебя я никого близко к себе не подпускала – не доверяла. А тебе почему-то поверила. Оказалось – зря. Оказалось, что ты, как и все, предпочитаешь сам все решать, меня не спрашивая. Дал время привыкнуть, успокоиться, а потом начал играть по вашим мужским правилам. Я же еще и неблагодарной оказалась.
Пусть будет так. Тебе легче будет отпустить, если обидишься. И лучше не звони. Не стоит.
Мертвая пауза, когда понятия не имеешь, что сказать. В таких случаях идеи и гениальные фразы потом приходят, но с опозданием. Когда уже ничего не изменишь.
– И что, Ань? Совсем без вариантов? – разозлился, что снова все сама решила, по местам расставила, не поспоришь. И толку – то – спорить? У нее – своя правда. Жесткая достаточно, но понятная: он ведь никакого будущего ей не обещал. Пытался быть рядом, старался стать необходимым, но никогда не говорил о будущем. Просто не задумывался. А она не спрашивала. А сейчас, оказывается, подставил серьезно: репутация – вещь одноразовая. Один раз пятно поставил – годами будешь оттирать, и все равно след останется. А для женщины в бизнесе это вообще удар по всем фронтам. А что взамен – временное затишье, короткий период спокойствия? А потом – неизвестность.
Кричать о том, что ничего у них не временно, и он всегда рядом будет, и вообще – бросай работу, и всех идиотов до кучи, живи со мной и ни о чем не беспокойся? Наверное, нужно было об этом кричать. Нужно было трясти за плечи, закрывать на все замки и не выпускать никуда.
Но об этом потом подумалось. Тогда была злость и раздражение. Что за непутевая, в конце концов? Радовалась бы, что есть человек, которому ее проблемы не пофигу. Нет же, блин, самостоятельная! Не выдержал:
– Хорошо, Ань. Иди. Настаивать не буду. Обещал когда-то. Но если вдруг передумаешь – звони или пиши. Я всегда буду рад.
И все. Даже не чмокнула в щеку на прощание. Развернулась и ушла. А ему осталось ждать и надеяться, что передумает и позвонит. И узнавать от друзей, что все у нее нормально. И работу сменила, хотя и не уехала. И мужчин вокруг нее, как всегда, пруд пруди, но ни одного постоянного. И просить ребят, чтобы присмотрели, осторожно, чтобы никуда не вляпалась. И усилием воли разворачивать автомобиль, когда на автомате ехал в сторону ее дома. И стереть все номера из телефона. Не удалось только – из памяти.
И пытаться забыть, стереть воспоминания, спать – желательно не одному, чтобы хоть как-то выспаться, не думая о ней. И терять надежду, с каждым днем, что она все – таки одумается, и телефон оживет.
А он, как всегда, ожил не вовремя…
Глава 21
Или вовремя ожил? Как раз тогда, когда я находился на грани – забить уже и забыть навсегда, и уже потом не пустить в свою жизнь, даже если очень попросится? Или такого не случилось бы никогда? Чтобы не пустил? Что теперь гадать – уже здесь, и снова прочно обосновалась. Бродит по задворкам души, перебирает мягкими лапками – как кошка, которая долго гуляла сама по себе, а потом решила вернуться к хозяину. Хотя, какой там хозяин? У нее хозяев нет и быть не может. Сама себе закон и управа. А мне остается только надеяться, что в этом загадочном существе найдется и для меня местечко. Только вот хрен там был, надеяться уже хватит: никуда не денется и не сбежит. Как держать буду – еще не придумал. Но не отпущу.
Пока завоевывать будем мелкими шажками – играть на слабостях. Их немного у нее, но уже досконально изученные. Вот, валяется сейчас в ванне, что-то там себе мурлычет под нос, и не выйдет, пока не вытащишь. Иногда сомнения берут – отчего она больше удовольствия получает? От неуемной нашей близости или от горячей воды с солью? Выражение лица, во всяком случае, иногда очень похоже.
Пока забиралась в воду, засмотрелся: слишком ярко удовольствие на лице было написано. Даже она заметила, как пялюсь неотрывно:
– Дим, со мной что-то не так? Что ты рассматриваешь так внимательно?
А что сказать? Что насмотреться не могу? Слишком соскучился? Пришлось уйти, чтобы не смущать. И снова, как идиоту, ждать – вдруг позовет? Ну, там, спинку потереть, хотя бы… Раньше ведь звала. И позволяла всю себя выкупать, хотя сопротивлялась иногда. Говорила, что места мало, и нефиг ей мешать. А если я хочу всегда и везде ей мешать? Чтобы постоянно на глаза и в мысли попадаться? Одержимый? Наверное. Или просто дурак, или что похуже. Наркоман. Это точнее всего будет.
Потому что, даже достав ее из ванны, высушил, уложил в постель, выдал читалку электронную по первому требованию – куда ж без нее на сон грядущий? – все равно не смог успокоиться. Она что-то там в экране видит, хмурится, пальчиком тыкает, потом вдруг хохотать начала… А я лежу рядом и не могу насмотреться. Пусть и не на меня сейчас смотрит, а все равно дышать легче стало. От того, что просто рядом.
Долго так смотрел. Потом не выдержал. Руки удержать не смог. Снова начали волосы перебирать, по шее гладить, по плечам. А она – ничего так, не уворачивается. Только поудобнее на бок перевернулась, чтобы, значит, видеть экран, чтобы я руками не загораживал. Наивная. Читать она тут собралась. Нет, минут пятнадцать, конечно, я еще сдерживался. Потом не смог. Настойчиво так планшет забрал, на спину перевернул. Конечно, без давления. Просто очень уверенно, чтобы и мысли не было сопротивляться.
И не удержался, задал вопрос, который после нашего разговора всерьез меня мучил:
– Ань, чего ты сейчас хочешь? Я ж ведь никогда не спрашивал. Всегда все наугад делал. Ты, вроде, не жаловалась, но все равно – интересно.
Ух, ты, растерялась. Глазами хлопает, смотрит настороженно. И практически заметно, как шуршат в ее мозгу колесики и шестеренки: соображает, что сказать. Думала недолго. Выдала:
– Понятия не имею. Как-то не успеваю подумать над этим, если честно.
– А я очень много думал. И много чего хотел. И сейчас хочу. Рассказать?
– Ой, Дим, может, не надо? Как-то уже страшно становится… – и не шутит, похоже. Испугалась, что ли?
– Нет, Ань, расскажу, а ты пока подумай. Чтобы потом не говорила, что не предупреждал.
И как прорвало: понесло, потащило куда-то в омут. Про все свои фантазии дурацкие рассказал, и про то, что во сне видел, и как захотел ее тогда еще, у бильярдного стола, и не мог обуздать воображение. И как сдерживался, чтобы лицо кому-нибудь не начистить, когда кому-то улыбалась, и как тосковал все это время, пока не виделись… Поняла она что-нибудь из этого бреда? Не факт, что все поняла, но подействовал он на нее, это точно. Оказалось, что завести ее можно и так – только словами о том, как на меня действует. Главное, не прекращать нести этот бред, этот поток горячечного воображения. Ждать, что скажет в ответ что-то разумное – бесполезно. Впервые, похоже, ей крышу снесло быстрее, чем мне, и выяснилось, что это еще более восхитительно. Знать, что твою женщину так будоражат только твои слова, что потребность в ней, что копилась так долго, оказалась вдруг нужной и небесполезной. Это превратилось еще в один вид наркотика: доводить ее до изнеможения, только рассказывая о своих желаниях. Где, естественно, на первом плане – она. Правда, услышать от нее в ответ что-нибудь вразумительное так и не смог, да и некогда ей было разговаривать. Только под конец, устав уже слышать вопрос, чего же она, все-таки, хочет, не удержалась. Притянула к себе, глаза в глаза, и выдала:
– Дим, угомонись. Мне достаточно того, что ты рядом. – И выключилась. Оставив умирать одного. Теперь уже от счастья.
Утро тоже обещало быть счастливым. Снова завтрак вдвоем. Жаль, пришлось переодеть ее, все-таки, в костюм сестры: не ходить же ей двое суток без одежды. Простыть может. Моя рубашка не в счет.
Хихикнула на мою заботу:
– Я думала, мужчинам нравится, когда женщина на кухне, раздетая и босая. Это ж классика.
– Ага. Только не совсем точно. На кухне, беременная и босая. По-моему, так. – И тут накрыло осознанием. Черт, придется сознаваться. Чем позже скажу, тем сложнее будет.
– Кстати, насчет беременной…
В ответ – взгляд из-за дверцы холодильника. Вопросительный.
– Ань, ты пьешь таблетки?
– С какой стати? Я, как от тебя ушла, ни с кем не встречалась. – От этого признания на душе как будто посветлело. Но не так, чтобы очень.
– Замечательно. Значит, ребенок будет точно мой. И я этому буду очень рад.
– Ты о чем, Дим, какой ребенок?
– В общем, Ань, в первый раз, когда ты еще спала, я вполне мог сделать тебе ребенка. – Чего уж ходить вокруг да около? Нужно сразу говорить, и все точки над "и" расставлять, пока запятые не появились. – И я буду рад, если это действительно так. – Ну, а чем не возможность зацепить, уже по-настоящему? Причем, чтобы раз – и навсегда. Чтобы не отделалась.
Вот, а теперь можно ждать летящих сковородок, кастрюль, грома и молний. Да чего угодно. Главное – сказал. Потом уже все остальное добавим.
– Серебряков, ты нормальный, вообще? Ты специально сутки ждал, чтобы я ничего сделать уже не могла? Или могла, но рисковать не стала? – Спокойно, главное, так отвечает, без криков и истерики.
– Ань, я только сейчас сообразил. Но не переживай ты так. Ты ж давно детей хочешь, только никак не решаешься. Я ж тебя знаю.
– Ага, а ты за меня все вот так и решил, да? Опять спросить меня забыл? Ты не охренел ли, Дима?
– Охренел. Виноват. Только теперь уже поздно. Придется жениться. Помнишь, сама говорила, что детей вне брака рожать не стоит? Я тоже так думаю. Так что решай, когда пойдем писать заявление. – Голос-то спокойный, конечно, но внутри все дрожит от волнения. Все, конечно, просто и логично на словах, но не в нашем случае. Она замуж вообще не торопилась никогда, за меня – тем более. И ставить вот так перед фактом – ох, как смело. Можно нарваться на что угодно.
– А с чего ты взял, что я соглашусь за тебя выходить? Нафига мне нужна такая семья, где все без моего спроса делается?
– Ань, у тебя вариантов нет. Если все уже случилось – придется искать ребенку отца. А так как он мой, то никому другому я его воспитывать не позволю. А так, я вас буду обоих любить и оберегать. Тебя, наверное, все-таки больше. – Ну вот, в принципе, и в любви признался. Через задницу, конечно, все получилось, но лучше так, чем вообще никогда не сказать.
– Обалдеть! Вот верь, после этого, людям. Ты понимаешь, что поступил, как последняя свинья?!!