Дочь моей жены

– Прости, – теперь мой голос прозвучал более увереннее, чем минуту ранее. От кивнул, сжав губы в тонкую полоску. Окинул еще раз взглядом, снизу вверх. Опять его губ коснулась та самая ухмылка, что обещает изощренные методы наказания, которые он мне приготовил. Я боюсь, но этот страх не схож с тем, который я чувствовала тогда, когда наблюдала за сессией ребят.

– Смотри церемонию. Вникай, если стремишься к подобному, – продолжает, кивком указывая на сцену, где первая парочка приготовилась к посвящению.

Каждый зритель затаил дыхание, и всех, словно магнитом потянуло к столам, которые были установлены возле возвышения. Сегодня работники клуба убрали со сцены все атрибуты, украсили массивную бордовую занавес в золотые банты. Со стороны – это тематическая вечеринка, но на самом деле важное событие для тех пар, которые стоят возле сцены. Переживают каждый по-своему. Мужчины-Домы ласково поглаживают свои половинки. Подбадривают. Кто-то обнимает свою женщину, а кто-то просто держит за руку, но так, что издалека сразу видно – отношения гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд. Дубровский все так же крепко держит меня за кисть, ведёт к свободному столику, помогает присесть. Истинный джентльмен, таящий в себе чертовщину.

– Спасибо, – отвечаю, и он садится рядом, положив на соседний стул сумку. Я заметила ее у него в руках, как только Константин вошел. Намеренно встала спиной, чтобы не пялиться. Нервничала очень сильно, потому как наказание я стану получать впервые. И ни от кого-нибудь, а от самого Дубровского. Но, черт возьми, мужчина до сих пор не обронил ни слова по поводу женитьбы с моей матерью, а это чертовски напрягает. Может, он не помнит меня, или еще не ознакомился с анкетными данными? Это вряд ли, иначе как бы Константин нашел мой номер телефона. Я сидела за столом и теребила руками под ним. Салфетка, которая предназначалась для других целей, стала средством моего временно успокоения, потому что я крутила ее в своих руках. Перебирала ткань, сжимала и снова разглаживала. Дубровский был весь внимание на сцену. Затем резко погасли огни, когда все уселись. Вера и Шурик были вдалеке от нашего столика, но я все-таки сумела послать подруге улыбку, которая с волнением ее приняла и кивнула на сцену. Я поняла. Вот о чем она все время твердила, именно так заключается некий договор между партнерами в «теме». Удивительный мир БДСМ. Я покрутила головой, отмечая, что одна сижу в кожаном одеянии. Даже неловко стало, хотя тщательно изучала культуру и видела много картинок в интернете. Я хотела соответствовать им, а на деле все совершенно по-другому. Раздался голос ведущего – Эдуарда, владельца клуба.

– Друзья, – он поприветствовал всех нас, а потом немного прокашлялся в кулак. Тоже нервничает, ведь всё в клубе происходит впервой и это, как посвящение в студенты, как говорят в народе. – Объявляю первую церемонию открытой!

В зале тишина. А я собралась уже захлопать в ладоши. Черт возьми! Сгорая от стыда, снова убрала руки под стол, а Дубровский сделал вид, что не заметил моих манипуляций. На сцену вышла первая пара, и передав в руки Дому микрофон, Эдуард спустился, а потом и вовсе ушел из помещения. Я снова оглянулась по сторонам, а потом резко вдохнула, почувствовав на своем бедре теплую, тяжелую ладонь Константина. Даже в темноте, мы поймали взгляд друг друга, и мужчина чуть придвинулся ко мне, так, чтобы рядом сидящие не видели его проворных рук. Я попыталась отсесть, но Константин так сильно сдавил мне ногу чуть выше колена, что даже пискнула. Накрыв своей рукой его, просила безмолвно прекратить эту пытку. Но он был непреклонен, хотя ослабил давление. Немного наклоняется ко мне, и я следую за ним. Следую за притяжением, которое исходит от него, черт возьми. Мозги совсем поплыли, и я опять замираю, глядя то на ухмылку, то на коварный взгляд, разрываясь на части.

– Я хочу, чтобы ты раздвинула бедра шире, – отдает приказ, скользя вверх по бедру, он приблизился к моему естеству. Руку мою не смахивает, а напротив, кладет ее мне же на промежность, как только я повинуюсь его словам. – Доставь себе удовольствие, – он видит, как я собираюсь возразить и убрать ладонь, мгновенно прижимает своей и большим пальцем давит на лобок, целенаправленно снижаясь к центу нервного сплетения – клитору. Надавливает, и я начинаю ёрзать. – Сиди тихо, иначе мы начнем все сначала, Виктория, – околдовывает мой разум. – Я хочу увидеть, как ты кончаешь от своих же ласк, но только тихо, и так, чтобы я тебе поверил.

– Но, – прерываю, и он снова надавливает мне на лобок. Гораздо сильнее, потому как я дернулась на стуле, прижимаясь к спинке.

– Никаких «но», Виктория, – качает головой, посылая оскал и коварный взгляд, который опускается на мою грудь. Я часто дышу. Слишком, оттого она вздымается, словно я бегу, как неугомонная.

– А, как же церемония? – практически со стоном спрашиваю, а Константин жмет плечами, но руку мою контролирует своей.

– Смотри, – отвечает просто, посылая широкую улыбку. – Приступай.

И я начала.

***

На сцене первая пара стала произносить предложения, но слов сложно разобрать, потому как я вся погрязла в свои собственные ласки. Константин не убирал своей руки, он держал мою, но не сильно, а так, чтобы чувствовать мои движения пальцев. Через кожаные штаны ублажать себя труднее, но вот надавливая и поглаживая – получалась особенная химия. Словно прошибало током от подобной прелюдии. Я знала, что в любую секунду на меня могут посмотреть, а от этого понимания эмоции зашкаливали в двойном размере. Стала сама немного крутить головой, будто выискивала не только внимание Дубровского, но и еще кого-нибудь. Мужчина резко надавил своим пальцем на клитор, оказалось, что он успел расстегнуть мне ширинку и проникнуть через тонкую ткань трусиков. Трогает меня, но не смотрит. Его взгляд прикован к сцене.

– Я не разрешал останавливаться, – бросает на меня свой темный, как смоль, взгляд, который пугает в такой приглушенной обстановке. Я ахнула, немного приоткрыв рот, и вот, снова его глаза были прикованы к ним. Намеренно облизнула, проводя языком по красной помаде, потом щелкнула языком и ухмыльнулась. Но моя выходка мгновенно была наказана. Дубровский ущипнул, захватив клитор указательным и средним пальцем.

– Оу, – все-таки вырвалось из уст, и я попробовала сесть прямее, чтобы мужчина убрал свою руку.

– Сиди ровно, Виктория, – угрожает, посылая в ответ ухмылку, слегка приподняв только один уголок губ. Глаза по-прежнему не тронуты улыбкой. Я пытаюсь понять, почему? Но мой разум сейчас далек от логических размышлений. Он проникнул еще глубже и ввел сначала один палец, потом второй. И вместо того, чтобы прекратить меня мучить, а дать насладиться своими ласками, начал медленно трахать рукой. – Выполняй задание, – грубо приказывает. И только сейчас я обратила внимание, что мужчина уже возбудился. Бугорок явно проступает сквозь ткань брюк. Черт возьми, но даже в практической темноте я осязаю его возбуждение. Словно особенные флюиды разбрызганы вокруг нас. Втянула глубоко носом воздух и попыталась получать максимум удовольствия от двойных ласк – своих и его. Я была на грани. Волна оргазма вот-вот нахлынет, а я продолжаю интенсивно ласкать себя, пока Дубровский издевается над моей плотью. Он пододвинулся еще ближе и своей левой рукой обогнул спинку моего стула, словно обнимает меня. Затем прикасается к уху носом. Дышит тяжело. Едва сдерживается сам, ведь стал наращивать темп правой рукой.

– Прекрати ласкать себя, – отдает приказ, прошептав с хрипотцой. Я немного повернула голову к нему и чуть ли не столкнулась с ним носами. Немного отпрянула. Шокирована. Если я сейчас не закончу свою ласку – я не кончу, а значит не получу своего оргазма и расслабления. Каждая частичка моего тела напрядена так, словно попала под провода, заряженные в двести двадцать вольт. И заземлять – это только напороться на неприятности.

– Что? – нахмурившись, задала вопрос, хотя явно слышала его приказ.

– Ты не глухая, – он снова щурит взгляд, но продолжает меня истязать. Кажется, ему удалось войти в меня третьим пальцем, и это действие стало мне немного причинять боли. Снова хмурюсь, а потом сжимаю губы, ощущения практически невыносимые. Он специально меня проверяет, или не понимает, что уже переступил черту. Пытка длится несколько секунд, затем Константин резко вынимает из меня свою руку. Недовольный. Отодвигается от меня и берет левой рукой со стола салфетку, вытирает правую. Я быстро застегнула ширинку. Настроение на нуле, а вот ноющее ощущение снизу не дает покоя, и на данный момент мне очень хочется закончить свои ласки, чтобы получить удовольствие. – У меня с тобой будет очень серьезный разговор, девица, – бросает фразу, от которой словно ножом полоснули по сердцу. Я даже затаила дыхание, ощутив на себе его гневный посыл слов.

– Мне нужно отойти, – в горле ком, но мне удается сказать так, чтобы Дубровский окинул с ног до головы взглядом, а потом кивнул в знак согласия.

– Только сначала досмотришь сессию с посвящением, а потом будет перерыв, – рваный голос мужчины сильно напряжен и суров. Я облокотилась о стол, чтобы минимизировать трение с тканью трусиков своей возбужденной плотью. Дубровский положил мне на поясницу свою ладонь и начал вырисовывать на спине круги, будто так утишает. А мне на самом деле становится даже легче, что мужчина не оттолкнул меня, а напротив, дает бессловесную поддержку за промах. Я знаю, что он с меня спросит и за что потом накажет так, что запомнится надолго. Только каким образом наказание пройдет, ведь раньше его в действии я еще не видела. Это слегка щекочет нервы. Я смотрю на сцену, где полным ходом ведут церемонию. Сабмиссив говорит слова верности, повторяя их, как мантру, заученную до мозга костей. От ее слов по коже бегут мурашки, а в купе с поглаживанием Дубровского по пояснице, будто электрические импульсы пробивают каждую клеточку всего организма.

«– Я готова служить тебе. Готова выполнять приказ. Я отдаю тебе волю свою и принимаю твою власть надо мной. Склонив перед тобой голову – отдаю почтение и смирение. Я верю и доверяю твоему выбору и каждому действию. Я знаю, что основа «трех» будет всегда присутствовать в наших взаимоотношениях…». Слова сабмиссив лились потоком, но очень медленным, как слова из тихой, проникновенной песни. Даже я затаила дыхание, когда Дом подошел к девушке и протянул коробочку. Черный бархат. Весь зал замер, а девушки, сидящие, как и я за столами, немного двинулись корпусами вперед. Неужели это ошейник? Я была удивлена, что до сих пор меня шокирует эта часть «темы».

– Расслабься, Вика, – шепчет Константин, удивляя меня, что назвал коротким именем. Он наблюдает за мной, что-то определенно выискивает и запоминает. Изучает. Я даже обернулась, не веря своим ушам. – Его не обязательно носить всегда, только в клубах, чтобы другие мужчины не смели приближаться к ней.

– Почему ты решил, что это испугало меня? – задаю вопрос шепотом, чтобы не нарушать гробовую тишину в зале.

– Смотри, – мужчина показывает указательным пальцем направление на сцену. Я задержалась на его лице лишь секунду, ища хоть какую-нибудь подсказку, а потом все же повернулась смотреть дальше. Девушка была уже обнаженной, только тонкие полупрозрачные трусики скрывали ее плоть от глаз посторонних людей. Она раскраснелась и стала глубоко дышать. Как быстро она смахнула с себя одежду, и зачем это? Дом обошел ее кругом, при этом не забывая ее поглаживать со всех сторон. Касался груди, талии, шеи, плеч. И, наконец, встав лицом к лицу, он ее поцеловал, и только после этого надел ошейник. Девушка тут же притронулась к кожаной удавке, слегка раскрыв розовые губки. Она дико нервничала. И я сама последовала ее примеру, как будто на интуитивном уровне ощутила на себе этот атрибут важности. Дубровский хмыкнул, поднимая свою ладонь выше по моей спине. Вел руку так, что прокладывал дорожку строго по позвоночнику, щекоча кожу сквозь топ. Потом обхватил мою шею, касаясь пальцами затылка, стал массировать кожу. Хотелось прильнуть к его руке и забыться с такой ласке. Нежной, искушающей и ослепляющей. Но я чувствовала, что мужчина все-таки изучает меня, он следит за каждой моей эмоцией, чтобы потом обратить против меня самой себя. И я не против, но мне страшно. Почему вдруг мне стало страшно, словно я оказалась впервые тут, и меня лишь окунули головой в воду, постепенно утапливая в «теме». Я закрыла глаза, получая свою дозу эндорфинов. А под льющуюся непринужденную музыку, да и сцене, что идет перед толпой, совсем сносит разум.

– Ах… – протянула затяжным выдохом, почувствовав, как Константин впился в мою шею с поцелуем. Я сразу убрала свою руку, давая ему больше доступа. Он посасывал мою кожу, кусал пульсирующую венку, поднимаясь к подбородку. Потом повернул к себе лицом и оставил глубокий поцелуй, который лишал кислорода легкие. Отпрянув от меня, посмотрел в глаза, излучая в них силу и мощь. Я сморгнула пару раз, пытаясь быстро вернуться в реальность, но казалось, что меня будто чем-то опоили.

– Я захотел тебя поцеловать – я это сделал, Виктория, – искусно проговаривает слова, отрезвляя. – И поверь, мне дико понравилось. Не жди, что попрошу за это прощения, – с хрипотцой, но со всей серьезностью продолжает, словно теперь рассеивает вокруг магический туман вожделения и страсти. Он так резко приблизился ко мне вновь, что я ненароком отпрянула от его напористости, но Дубровский крепко сжимал меня за шею, не давай дать заднюю. Заглядывает в глаза, словно в душу и пронзает сотнями иголок. – И я знаю, что поцелуй понравился тебе, саба.

***

Как только Дубровский произнес свои слова, я задрожала. А потом просто отвернулась от него, чтобы не показать своей тревоги, смешанной с ожиданием. Он расслабил хватку на моей шее, опустив ту, тоже сел прямо, и мы погрузились в таинство посвящение остальных пар, которые по очереди выходили на сцену. Затем в зале вспыхнул яркий свет, и приглашенные гости оживились. Встав, все начали хлопать в ладоши и поздравлять парочки с таким значимым событием. Три девушки, на которых теперь красовались их ошейники, от радости и волнения принимали поздравления с гордо поднятой головой. Словно так старались показать свое положение в «теме». Дубровский оставил меня одну за столиком. Мужчина взял сумку, перекинул кожаную куртку через руку, подмигнул мне и ушел. Я даже опешила. И облокотившись о спинку стула, стала наблюдать за суетой вокруг. Мне захотелось уйти. Какой-то привкус обмана витал вокруг, будто Константин понял, что я не смогу так скоро ему подчиниться. Или напротив, слишком быстро сдалась. От досады на саму себя, хмыкнула. Затем взяла со стола бокал с красным вином, сделала пару глотков, чтобы утихомирить свои расшатанные нервы. Отголоски ноющего низа живота все еще преследуют меня, а сменив положение на стуле, я все же ощущаю дискомфорт. Кожа горит огнем, и вино здесь не при чем явно. Я сильно перевозбудилась и теперь тот же воздух для меня является раздражителем, как будто посылает электрические разряды от рядом стоящих парочек, которые распускают свои флюиды. Тьфу. Поставила бокал с недопитым вином, а потом передумала и залпом допила остатки. Облизнув свои губки, закрыла глаза, хоть так получая капельку удовлетворения от обжигающей жидкости, которая стекает по моей гортани.

– Понравилось? – слышу из-за спины грубый, но очень сексуальный тембр голоса. Мужчина положил обе своих руки мне на плечи, и, склонившись, прошептал на ухо: – представь, что это был мой член, и ты так сладко его смаковала, – слова вновь околдовывают, и Константин это знает. Черт возьми, что этот мужчина творит с моими мозгами. Попыталась встать, но он вернул меня на место и стал массировать мне плечи. – Расслабься, – снова отдает приказ, – глаза не открывай. Я хочу знать, что ты сейчас представляешь мой член у себя во рту, хочу слышать, как ты работаешь с ним, и что бы хотела сделать. Доставь мне удовольствие, Виктория, – Дубровский, как дьявол, заколдовал каждую клеточку моего разума, взывая некую чертовщину. И ведь я повинуюсь ему. Шумно сглотнув, я кивнула, получая в ответ его ухмылку, а потом он поцеловал меня в шею, поднимаясь к мочке уха. Ощутив мурашки, я вздрогнула и немного склонила голову, словно пыталась избавиться от раздражителя. Возбуждение вновь просыпалось, и я чувствовала эту волну внутри себя. Все-таки раскрыв глаза, я видела, что на нас смотрят. Нас пожирают взглядами. У некоторых мужчин тоже потемнели глаза, но они наблюдают. Изучают, черт возьми. Ведь я потенциальный партнер каждому из них. Но я хочу только одного. Константина. Дубровский надавил двумя большими пальцами на затылок, на особенные чувствительные точки. И я застонала, вновь закрывая глаза, откинула голову назад к нему. Мужчина уже выпрямился, потому что я облокотилась головой о его торс. Твердый, как камень. Я слышала его усмешку, а также ощущала, как он переместил ладони, прикасаясь сначала к плечам, а потом повел ниже – к груди. Стал мять их у всех на виду, а я вдруг осознала, что хотела большего. Хотела показать, что готова подчиниться ему, только бы получить крупицу удовольствия. Даже с закрытыми глазами, я ощущала на себе взгляды других. – Я не слышу тебя, Вика, – напоминает о задании, ущипнув за проступающие сквозь ткань возбужденные соски.

– Ай, – пискнула, но тут же растянула губы в ухмылку, потому что почувствовала, как запульсировал клитор. Томящаяся боль вновь окутала нижнюю часть тела, и мне хотелось шире расставить ноги, чтобы показать, как я могу доставить себе удовольствие по-настоящему. Но я не пошевелилась, потому что часть моего ума все же трезво оценивала обстановку: мы сейчас у всех на виду, как будто показываем сессию для массы глаз. Хотя так оно, по сути, и есть.

– Приступай, саба, – рыкнул Дубровский.

Я снова провела язычком по губам, словно готовилась исполнить все по натуральному. Слышала глубокий вдох Кости, и знала, что он приковал ко мне свой взгляд, продолжая изучать меня, чтобы потом распознавать каждый сигнал и движение моего тела.

– Зачем представлять? – задаю ему вопрос, хмурю брови, но глаза по-прежнему держу закрытыми. Константин вновь щиплет за оба соска, и из меня тут же вырывается стон. Я свожу ноги, терплю это мучение, но продолжаю сопротивляться. – Зачем, если я могу это сделать все при закрытых дверях?

– Нет, – грубо обрывает, – ты сделаешь это сейчас, только словами. Я хочу знать, как ты можешь описывать свои ощущения, – он прочищает горло, – и насколько они могут оказаться реалистичными.

– А, если у меня нет представления, как это делать? – с вызовом все же распахиваю глаза и смотрю на него. Дубровский приковал меня своим черным взглядом. А потом я встала, и мужчина не стал сопротивляться. Вижу, что мои слова его смутили, и он попытался уличить меня во лжи. Моя кожа раскраснелась, я чувствую, как пылают щеки и те места, где Константин прикасался своими ладонями. Обстановка напоминает сброшенную мину на землю и пока крутится сверчок – она не взрывается. Мужчина убрал стул, который был между нами, встал еще ближе ко мне. Захватывает за шею и приближает к себе. Глаза в глаза. Сама же держу свои руки у него на талии, и мне нравится ощущать теплую кожу сквозь его рубашку.

– Тогда, – он ухмыляется, опустив взгляд на мои губы, – мы вернемся к этому уроку позже, Виктория. – Чёрные глаза приковывают к месту, на котором мы оба стоим, и даже пошевелиться нет никакого желания. И вся обстановку вокруг не имеет для меня никакого значения. Потому что есть только он и я. – Идем, – Константин обрывает вновь этот электрический импульс. И я фыркнула. На что он только ухмыльнулся, затем взял меня крепко за руку, переплетая пальцы в замок. – Пора получать наказание, саба. Или ты думала, что всё сойдет рук, а? – с издевкой задает вопрос, искоса посматривая на меня, когда мы двинулись на выход. Точнее туда, где все началось. Предвкушение волнительной волной нахлестывает с головой. Я вцепилась в руку Дубровского, только и поспевала на своих высоких шпильках, боясь зацепиться за что-либо и грохнуться со всем изяществом перед гостями.

– Нет, – отвечаю, едва перевожу, сбившееся от скорой ходьбы, дыхание. Рука мужчины замерла на ручке двери, и он тревожно посмотрел на меня, посчитав, что я отказываюсь входить. Поспешила уточнить: – Нет, я не намерена избегать от наказание, мой Господин, – и опускаю глаза вниз, проявляя покорность. Дубровский затих, а потом приподнял мое лицо, прикасаясь к подбородку.

– Вика, я не твой господин, – сурово произносит, будто жалит словами. Хмурится, опустив взгляд снова на губы, а потом вновь смотрит в упор: – но, сегодня я не против им быть для тебя, – посылает сначала улыбку, которая едва касается его глаз. Что за борьбу он ведет с собой? Нахмурившись, я последовала за ним, как только Константин отпер дверь в комнату.

ГЛАВА 4

Комната, в которой всё началось, уже была подготовлена так, как я просил Эдуарда. С левой стороны стоял Андреевский крест; Х-образная деревянная стойка, обшитая черной гладкой кожей. А с потолка свисали две цепи – для подвешивания. Вся стена с боку увешана атрибутами, начиная от легких стеков с мягким наконечником, заканчивая тростью, различного размера. Свет приглушён, и создается впечатление, будто попал в мир, где всегда мрак, но тёплый и обещающий подарить исключительное удовольствие. С правой стороны – кровать покрыта красной тканью, похожей на щёлк, но я не уверен в этом. Так же обратил внимание на стену у кровати – она была оббита твердой тканью, и, приглядевшись, заметил на ней мелкие ворсинки, как наконечники для стимуляции всего тела. Снизу стоял козл, под стать остальным атрибутам. Отлично! Идея сама собой сформировалась, а пока, следует лучше познакомиться с Викторией, кстати, которая так легко прошла мимо меня и уже ожидала следующего приказа.

– Не торопись, – одергиваю её, искоса поглядев на неё. Девушка замерла на месте, но не опускает глаза. Это хорошо. Я не господин ей, чтобы она передо мной так просто проявляла покорность. Сам закрываю дверь на защелку, и с сумкой в руках прохожу в глубь игровой. Вика стоит и нервничает. Изредка постукивает каблучком, и теребит руками, хотя держит стойку смирно и руки по швам. – Не стоит так нервничать, – тихо проговариваю, делая вид, что она мне абсолютно не интересна. Девушка вздрагивает, а потом, вздернув подбородком, скрестила руки на груди, приподнимая те в выгодном для нее положении.

– Что ты собираешься делать? – настороженный вопрос, но Вика задала его так, словно оказалась тут впервые. Я положил свою сумку на стул и начал вынимать из нее содержимое. Воцарилась тишина, но её нарушало шуршание и шелест пакетов, когда я выкладывал на столик нужные мне на данный момент атрибуты для стимуляции. Вика цыкнула, а потом топнула ногой, чтобы я все же посмотрел на нее. И я поглядел. Так, что бедная девушка съежилась от моего пристального взгляда, прошептав «извини».

– Бери стул, – киваю в сторону кровати, рядом с которой стоит антикварный стул-кресло, считай викторианской эпохи. Сидушка и спинка выполнены из самого дорогого материала – гобелена, и я благодарен Эдуарду, что тот не поскупился на обустройство комнат для проведения сессий. Вика согласно кивает, и затем следует к нему, покачивая бедрами. Окинул взглядом всю ее фигуру, отмечая, что дочь Вознесенского копия его жены. Твою мать! Стоило вспомнить о предстоящей женитьбе, скулы свело, и мне захотелось прекратить всё, что было связано с этой девушкой. Но она притягивает к себе магнитом, заставляет желать запретный плод, который готов вкусить и не оставить ничего после себя взамен. Она беспрекословно выполняет приказ и ставит его по центру, а сама стоит рядом с ним. Увидев, что я смотрю на нее с ожиданием, девушка, покрывшись румянцем на щеках, смутилась. – Садись, – взмахиваю рукой в приглашающем жесте. Вика опешила, не поняв, как расценить подобное. – Или ты ждала другой приказ? – играючи склоняю голову на бок, гляжу в упор на неё. Она снова гордо выпрямилась и отрицательно кивнула головой, говоря «нет». Затем села. Нога на ногу, руки, сцепленные в замок, на коленях. Осанка прямая, плечи чуть расслаблены.

– Можно спросить? – ее голос подобен мёду, такой сладкий. Слишком сладкий, и неудивительно, отчего пчёлы сходят с ума по нектару, ведь это наркотик. Я стоял лицом к ней, поэтому просто качнул головой. – Почему наказание происходит при закрытых дверях? – с опаской посматривает на меня, затем на стеклянную стену, за которой находятся смотрители. Плавной походкой направляюсь к ней, и Вика, шумно сглотнув, напряглась. Черт возьми, она так широко раскрыла глаза, словно испугалась меня. Грудная клетка колышется от частого дыхания. Я беру ее лицо за подбородок, машинально начинаю поглаживать его, наслаждаясь гладкостью кожи. заглядываю в карие глаза, которые теперь потемнели. Волосы девушки рассыпались каскадом за ее спиной. Она действительно красивая. Мягкие, тонкие губы, обведенные красной помадой, которая немного стерлась от наших поцелуев, острый, прямой носик, миндалевидные глаза и ровный овал лица. Я наблюдал за ней издалека, потому что не смел приближаться. Уважал ее отца, и не мог так просто разорвать деловые отношения, только чтобы удовлетворить свои прихоти подобной красотой и женственностью. Виктория – благородная женщина, но так непокорна, хотя пытается таковой стать. Ее тело играет против неё; вижу, как она борется сама с собой, пытаясь обуздать в себе свой собственный характер. Сабмиссив ли она? Я сутки размышлял над этим, но так до конца и не понял. Эта девушка для меня остается загадкой. А раз передо мной стоит задача – я должен её решить, и неважно какими методами воспользуюсь, ведь в конечном итоге я получу результат. Вика не отводит голову в сторону, тоже наблюдает за мной, продолжая внутреннее сопротивление.

– Ты хотела на публике? – разрываю молчание своим грубым голосом. Она ахнула, засмущавшись, затем отрицательно мотнула головой. – Вот и я так думаю, что – нет, Виктория Игоревна, – намеренно подчеркиваю её статус, и даю понять, что хорошо осведомлен ею. Девушка дернулась, как будто получила пощечину, тут же опустила глаза, но я не дал ей такой возможности, снова вздернул за подбородок, и Вика зло уставилась на меня. – Сейчас ты получишь то наказание, которое будет соответствовать моему желанию. Но…, – я останавливаюсь, начиная поглаживать ее скулу. Провожу тыльной стороной, и Виктория рефлекторно отвечает на ласку. – Но, если этого будет недостаточно для тебя, ты смеешь выбрать любого Дома и продолжить.

Оставляю ее в подвешенном состоянии, дав время на размышление. Вика растерялась. По глазам понял, что любое действие и шаг в «тему» глубже – для нее всё в новинку.

– Ты ознакомилась с правилами «Готики»? – отхожу от нее к столику, на котором лежат зажимы для сосков, кляп, повязка на глаза и баночка с антисептическим средством. Беру ее и для начала обрабатываю свои руки. Искоса поглядываю на Вознесенскую, которая достала листок из кармана. Черт возьми, она решила пошутить надо мной? Какого хрена? Здесь не экзамен. Я фыркнул, поставил флакончик на стол и взял зажимы.

– Я ознакомилась, – кивает, а потом поднимает свой взгляд. Увидев у меня в руке атрибут, тут же напряглась, краснея. – Уже? – вырвалось из ее сладкого ротика. Я посмотрел на два красивых крепления, которыми готов украсить ее каплевидную грудь, а потом снова на Викторию. С удивлением отметил, как она сглотнула комок в горле, но облизнула свои губки.