Маленькие боги

Можно было уже вспотеть от ожидания – так она долго и тягуче говорила. Или просто мы волновались и очень хотели успеть на поезд до Москвы.

Наконец, оформили билеты. Кассир опять три раза повторила про места, номер вагона и время отправления, как будто испытывала наше терпение, а может, хотела упорядочить нас, а заодно разложить наши мысли и тела по полочкам плацкартного вагона.

Получив билеты на руки, довольные, мы вышли на улицу. Мол, теперь точно сядем в ту сторону.

Подходит поезд. Мы пулей к нему – какая разница, на какой он стоит платформе. Ну и что, что наш на первую подойти должен. У нас рефлекс: видим поезд, надо сесть. Хорошо хоть близко подошли табличку посмотреть.

Поезд ехал в Красноярск.

Дождались нашего по расписанию, загрузились в вагон, заняли свои законные верхние полки у туалета, упираясь головами в потолок, посмеялись в кулачок, потому что пассажиры спали, и я, приняв горизонтальное положение, вырубилась и уснула сном праведника.

Сбитой с толку подруге не спалось.

Эпикфейл

Был в моей жизни, как сейчас модно говорить, эпикфейл. Или сокрушительный провал.

Дали мне задание взять интервью у одного важного старичка. По телефону он не захотел разговаривать, позвал домой, дал адрес. Вроде договорились.

В назначенный день я поехала из своего далекого-далекого королевства Подмосковья в Москву.

Приехала, нашла дом-хрущевку, нашла квартиру, нажала на звонок.

Долго никто не открывал (уже на этом моменте можно было развернуться и уйти), я позвонила снова, а потом для убедительности своих намерений постучала.

Послышались шаги, и дверь открыла премиленькая старушка, в кудрях и в халатике, с недоумевающим и очень вопросительным взглядом. Мол, расписаться надо где? Выборы какие? Письмо пришло? Телеграмма? Квартирой ошиблись? Чего хотите-то?

Я говорю: у нас интервью с Иван Иванычем, договорились, мол, на 12.00. И вот она я, пришла.

– А он мне ничего не говорил, – лепетала старушка, пожимая плечами, – я сестра его. Он спит…

У меня началась тахикардия. Как спит? Почему спит?

Но я смогла только произнести:

– Эээ….

И снова:

– Э-э-э-э.

– Вы погуляйте часа два, – предложила мне премиленькая старушка, – а потом приходите. Может, проснется.

Ее неуверенность меня насторожила.

Но я послушно пошла гулять и два часа убеждать себя в том, что интервью с выспавшимся собеседником должно получиться качественнее, чем с невыспавшимся.

Погода, надо сказать, вовсе не располагала к гуляниям: на дворе был мокрый противный февраль со снегом в лицо и грязной кашей под ногами.

Я приняла решение идти в торговый центр заедать стресс: там для этого фуд-корт существует. Ем, а сама думаю: ну подожду, старый ведь человек, может, уснул неспециально, может, ночью труды какие писал для потомков да задремал.

А потом: да как он мог, договорился же, время сам назначил, зачем позвал, почему не отменил.

Два часа не быстро, но прошли. Я надеялась, что старичок давно встал, рисовала в голове, как он бегает по дому, переживает, что не проснулся вовремя, представляла, как он извиняется передо мной, а старушка наливает чай, я ведь даже зефир купила на всякий случай!

Звоню в дверь.

– Он так и не проснулся… а я не стала его будить, все-таки поздно лег, – сказала старушка извиняющимся тоном. – Может, приедете в другой раз?..

Память моя вытеснила, что было дальше.

Нет, я совершенно точно не стала уговаривать старушку его разбудить, не стала врываться к нему в комнату и вопить диким криком, что он ирод окаянный (слова-то я тоже, на всякий случай, подобрала, пока гуляла).

Я просто ушла. Что тут поделаешь – спит человек.

А главное – помню, что ничего страшного тогда с этим старичком не случилось. То есть он ни капельки не умер, а вполне себе благополучно проснулся.