Ну ладно, ладно, это уж ты чересчур…
А вот теперь версия папы. Он вернулся вскоре после завтрака.
– Я взял билеты, звоню ей на домашний телефон, говорю ей, Лена, подходи, кино в девять тридцать – ближайший сеанс и билеты самые дешёвые. Спрашиваю: успеешь? Она мне говорит: успею – и вешает трубку. Жду-жду, её нет. Уже и кино пошло, звоню на мобильный, а она всё ещё, видите ли, дома. И ещё кричит на меня.
– Ты мне не звонил! – мама вскрикнула, и щёки покраснели, но рука испуганно зажала рот, и только спустя секунду, уже тише: – Не знаю, кому ты там звонил и кого приглашал в кино, но я с тобой не разговаривала, ты позвонил мне только тогда, когда…
Пап, мам… Давайте мирно.
– Ладно, – переключился папа, – как тебя теперь звать-величать, сынуля? От родительского имени отказался?
Конечно, тут во все щели сквозила обида, но Цезарь не поддался на провокацию.
– По документам я Цезарь Рысс, но лично тебе, – он шутливо ткнул отца в грудь, – в обстановке интимной домашней расслабленности разрешаю называть меня кровным родительским именем.
– Благородно, очень благородно, благодарю, – точно в тон и в стиль заблажил папа.
Но тут мама не дала, не позволила, втиснулась между, потрясая папиным мобильным телефоном:
– Если ты, старый хрыч, свой домашний номер не помнишь и не можешь его правильно набрать, занеси его себе в записную книжку, как все нормальные делают. А то скоро и адрес, и имя своё забудешь – как люди тебя до дома доводить будут?
– А что, я неправильно номер набрал? – искренне опешил папа. – А кто же тогда со мной разговаривал?
– Кто ж тебя знает кто! Конечно, голос жены первым делом забыть надо! – визгливым полушёпотом выкрикивала мама.
И Цезарь грешным делом подумал: не мудрено. Голос у мамы как-то изменился.
Слава богу, вот и Лиля пришла. Может, хоть она поможет вырулить из этой глупой сцены. И Цезарь пошёл встречать сестру, а мама схватила папу за рукав и почему-то потащила на балкон.
Лиля раздражённо пыталась подцепить какие-то посыпавшиеся с подзеркальника вещички, обернулась, вздрогнула и беззащитно-удивлённо округлила глаза:
– Ой, Игорь.
– Не Игорь, но Цезарь, – в первый раз за сегодня он почувствовал настоящую радость и шагнул обнять сестру.
– Да какой ты, на хрен, Цезарь, – шутливо фыркнула Лиля, но от его объятия попыталась улизнуть.
А он решил, что это такая игра, и поймал, и прижал, и хотел расцеловать, но почему-то передумал и удивлённо отпустил. Ему показалось, что от его прикосновения Лилю неприятно передёрнуло.
– Ты чего?
– Наши дома? – торопливо втиснула она, пытаясь заглянуть за его плечо – в комнату.
Цезарь и сам обернулся. Ему была видна балконная дверь, прикрываемая маминой рукой, но больше он ничего не видел.
– Да, тут такая история вышла – обхохочешься, – начал он. – В кино, называется, мама с папой сходили.
Лиля проскользнула в свою комнату, он машинально пошёл следом за ней.
– Я и так каждый день обхохатываюсь, можешь не рассказывать, – она что-то напряжённо стала искать в шкафу. – Я сейчас побегу по делам, а мы с тобой давай потом поговорим как следует. Дай я переоденусь, выйди.
– Да я отвернусь, переодевайся.
Лиля перестала искать и серьёзно уставилась на него:
– Отвернёшься?
Теперь даже и ему показалось, что он ляпнул что-то совсем не то.
– Ну если хочешь, выйду, ладно.
Вышел, встал спиной к двери, но не прикрыл её до конца, а вздохнул через плечо:
– Эх, Лилька, ты как будто мне даже не рада.
– Рада-рада, – бормотнула сестра, и Цезарь слышал, что она так и стоит посреди комнаты, не начинает переодеваться. – Дверь закрой.
Из другой комнаты подоспела мама с очередной новостью.
– Теперь этот идиот названивает той бабе, с которой он по ошибке утром разговаривал, чего-то хочет там у неё выяснить.
– Мама, а почему вы не пошли сразу вместе, вы же хотели вместе сходить в кино? – попытался внести равновесие уже не в обстановку, а хотя бы в собственное настроение Цезарь.
Мама махнула рукой и ретировалась на кухню. На её место пришёл папа:
– Нет, представляешь, я ей говорю, что ж вы мне не сказали, что я ошибся? Из-за вас люди пострадали. Зачем было говорить, что придёт, да, мол, успеет? А она мне знаешь что сейчас? А незачем было, говорит, будить меня в такую рань в воскресенье. Ну какая нахалка, ещё и грубит.
– Папа, – сделал последнюю попытку успокоить их Цезарь, – ты кино-то хоть сам посмотрел?
– Посмотрел, а что?
– Тебе понравилось? – Цезарь обнял его за плечо – всё-таки они столько лет не виделись. Но папа продолжал возмущённо причмокивать и крутить головой.
*
Огромный чёрный буфет. От бабушки или от прабабушки доставшийся. Сколько себя помню – всю жизнь он меня пугал. Когда его дверцы были открыты, мне казалось, что туда, внутрь, засасывается моё логичное настроение, мои правильные мысли, а остаётся бардак, смятение в голове. (И это задолго до того, как я прочитал в журнале статью про чёрные дыры.)
И всегда мне хотелось поплотнее его закрыть. Солнце (мама) говорит, ей казалось, что я таким образом отодвигал от себя конфетный соблазн. Там и правда лежали конфеты? Не помню.
Терпеть не могу неплотно закрытых дверей.
4
Альберт от удивления забыл, зачем пришёл. Оба растерялись, но Цезарь нашёлся первым:
– Ещё раз здравствуйте, сосед. Вам чем-нибудь помочь? – и в знак дружелюбия приоткрыл дверь чуть пошире.
– Не то чтобы, а я, собственно, Ленвасильну.