Новая реальность

– Ты хочешь сказать, что два калмыцких вожака, претендующих на роль ханов, и представитель цинского правительства Пекина сейчас одновременно находятся в Москве?

Репнин только руками развел.

– Ну ты умеешь новости выдавать, Юра, – я встал из-за стола и бросил Митьке: – Пошли одеваться, а то мне скоро, может быть, еще пожары тушить придется, надо наплясаться напоследок.

Глава 5

Ассамблея, праздник жизни, созданный моим дедом Петром Первым. Деление на комнаты по интересам, красавицы в бальных залах, звуки музыки, звон бокалов, смех до утра, об этом я думал, выходя из своего громоздкого экипажа перед парадным входом во дворец Рейнгольда Густава Левенвольде, назначенного когда-то моим учителем. Учитель из него был так себе, я бы даже сказал, что хреновым учителем он был, но именно ему я обязан знанием трех европейских языков и отдельно матерным немецким. Ну что же посмотрим, насколько хорошим организатором он является, ведь данная ассамблея первая, которую я посещаю официально, после снятия годичного траура по великой княжне и моего полноценного выздоровления. Правда, Бидлоо, каждую неделю осматривая меня, не стесняется мне в лицо тыкать моим здоровьем, утверждая, что я здоров, как молодой жеребец, но ему простительно ворчать, шутка ли – целый месяц в четырех стенах провести, для его деятельной натуры – это очень большое потрясение.

Рядом со мной из экипажа выскочил Петр Шереметев, который постепенно начал входить в ту пятерку допущенных ко мне в любое время дня и ночи людей. Ну что тут поделаешь, друзья всем нужны, так, почему бы мне друга детства не привечать? Тем более что помешанный на армии Шереметев очень сильно помогал мне разбираться именно в этом аспекте. Вместе с ним мы занимались не только делами, но и фехтованием. А еще в последние дни он начал проявлять недюжий интерес к моей мастерской, в которой я пропадал по нескольку часов в день, делая макеты известных мне приборов и размышляя о том, что из этого можно потихоньку внедрять в жизнь.

Из второго экипажа вышли Юдин и Репнин, а также решивший тряхнуть стариной Брюс, который узнал, что Левенвольде мне в угоду пригласил видных ученых, которые тусовались сейчас здесь в Москве, потому что в Петербурге скучно, а тут им целую лабораторию отгрохали, которую можно разнести к чертовой бабашке, главное – это следить, чтобы никто не пострадал. Многие уже заметили, что Петруша взялся за ум и активно начал науками интересоваться. Правда, сам вроде формул не строчил и чертежи не рисовал, как дед бывало делал, но наука получила дополнительное финансирование, а Блюментрост был вызван в Москву и теперь ждал аудиенции, периодически потея, так как не понимал, что именно нужно взбалмошному мальчику-императору.

– Какая чудесная музыка звучит, – Петька расплылся в улыбке, постукивая ногой по ступени.

– Тебя Юдин покусал? – лениво поинтересовался я, наблюдая за игрой света в больших, недавно заново застекленных окнах. Прислушался, музыка и впрямь прекрасная. – Ладно-ладно, не злись, это я Левенвольде на сегодняшний вечер императорский оркестр одолжил.

– Шутки у тебя, государь Петр Алексеевич, дурные, – Шереметев насупился.

Ну да нам можно подкалывать друг друга, мне пятнадцать, ему семнадцать – краса России, мать вашу.

– Ничего, потерпишь, – я кивнул подошедшему к нам Брюсу, уже на ходу начавшему брюзжать по поводу того, что молодежь торчит на холоде и его, пожилого господина, заставляет то же самое делать. Переглянувшись с Шереметевым, я не удержался и прыснул в кулак, а Петька и вовсе заржал аки конь, запрокинув голову, отчего его буйные кудри, тщательно уложенные цирюльником, вмиг растрепались. – Пошли, а то пожилые господа нас заклюют до смерти.

Настроение, несмотря на навалившиеся проблемы, было на высоте, сказывалась молодость и ожидание чего-то волшебного. Ну на дискотеку же парни пришли, надо веселиться! Сильно захотелось взбежать по лестнице с гиканьем, и я не стал отказывать себе в этом маленьком хулиганстве. Петька меня поддержал залихватским свистом, и под неодобрительные высказывания Репнина и Брюса, а также под завистливыми взглядами Юдина, который по возрасту не так и далеко от меня ушел, мы с Шереметевым взлетели к дверям аки птицы. Дверь распахнулась практически сразу, и на пороге нас встретил держащийся за сердце и запыхавшийся Левенвольде.

– Ваше имп… аторское величество, – и он так низко поклонился, что его парик едва не упал. – Я так счастлив видеть вас в моей скромной обители.

– Ну полно, Рейнгольд Герхардович, встаньте, негоже хозяину дома ни перед кем расстилаться. Еще дед наш завещал, что все гости на ассамблеях равны, а кто будет выделять кого званием, тот палками будет бит нещадно, – я поднял вверх указательный палец. – Лучше показывай, где у тебя тут зала бальная, полная девиц-красавиц.

– Так ведь только вас и жд… – под моим насмешливым взглядом он встрепенулся и быстро поправился. – Тебя ждали, говорю. Девица Лисавета уже исстрадалась, полонезом танцы открыть ожидая.

– Ну так и открывали бы, – я пожал плечами. – Ежели память мне не отшибло, хозяин должен к танцам гостей зазвать.

– Так ведь это… никак нельзя мне полонез в первых рядах.

– Это почему еще? – я невольно нахмурился. Левенвольде и при настоящем Петре на волоске находился, сильно почему-то юный император невзлюбил его. Как бы не замыслил чего совместно с братцем и Аннушкой, которая уже вся извелась в Курляндии своей, все приглашение на царствование ждет.

– Так ведь мне еще припозднившихся гостей встречать да до забав провожать, что каждому по нраву…

Ну ладно, выслужиться хочет, это понятно. Засчитаем прогиб, а то всю ночь здесь возле дверей простоим, непонятно что изображая.

Елизавета ждала меня, прохаживаясь у дверей бальной залы.

– Петруша, ну наконец-то, – она всплеснула руками и тут же повисла на мне, прижавшись полуобнаженной грудью к плечу. У меня аж мурашки по коже побежали. Так, пора заканчивать свой целибат, он в таком возрасте до добра точно не доведет.

– Спешил как мог, Лиза, но дела, сама понимаешь, – решительно отодвинул ее от себя. Не нужны мне такие проблемы. Хоть и тетка она мне так, троюродная, но лишний раз давать повод тем, кто в поддержку Остермана про наш брак с Лизой заговаривают, нет уж. Я ведь и Бутурлина ей вернул, когда Миниха с Долгоруким отправлял, только что-то она к нему, похоже, охладела уже. Ничего, другого охмурит, ей не впервой.

На ассамблеях докладывать о гостях было не принято, поэтому мы вошли, как только объявили полонез.

Полонез – это как пробежка по кругу на выставках собак. Себя показать, других посмотреть. Женщинам килограммами камней сверкнуть, а мужичкам сверкнуть дамами в драгоценностях. Мы с Лизаветой шли первыми, я кланялся в нужных местах, но особого удовольствия от танца не получал.

Наконец этот первый, самый торжественный танец закончился. Я поклонился Лизке, поцеловал кончики ее пальчиков и сплавил проходящему мимо офицеру. По-моему, это был Нарышкин, но который – я даже не разглядел.

Так случилось, что я не отошел от танцевальной зоны, и как-то так само собой получилось, что меня взяли в оборот аллеманда. Музыка заиграла, и я сделал шаг вперед, только сейчас разглядев свою партнершу. Ею оказалась Джейн Рондо, жена уже второго английского консула. То есть сначала он был помощником, но, когда старый внезапно скопытился, Рондо досталась и должность, и жена. Наши руки почти соприкоснулись, и я увидел, как она стрельнула в меня глазами из-под густых ресниц и провела кончиком языка по губам. Совершенно мимолетные движения, но, черт меня побери, если она не пытается меня соблазнить. Другой вопрос, зачем ей это вообще доспелось?

– Вы прекрасно танцуете, ваше императорское величество, – проворковала Джейн, когда мы с ней в очередной раз сблизились.

– Вы тоже очень грациозны, мадам…

Танец развел нас в стороны, а когда мы снова встретились и медленно пошли по кругу, я решил спросить ее прямо о тех знаках, что она мне подавала. Благо говорили мы по-английски, а в этом зале мало было людей, знакомых с языком Шекспира.

– Вы пытаетесь меня соблазнить?

– А вы весьма прямолинейны, ваше императорское величество, – она присела, склонив голову в реверансе, и я имел возможность увидеть весьма и весьма красивую грудь в глубоком вырезе бального платья.

– Вы мне это уже однажды говорили, – я подал ей руку, и мы пошли по кругу. Это был единственный момент в танце, когда руки партнеров соприкасались. Время было такое. Любое прикосновение считалось намеком на сексуальность. – Но так и не ответили, хорошо это или плохо?

– Это необычно, – она наклонила голову. Такого движения в танце не должно быть, значит, оно сделано осознанно. – Но вы правы, ваше императорское величество. Многие дамы в этой зале хотели бы оказаться сейчас на моем месте.

– Вот как? – обозначение движения касания ладонями, и мы разошлись. Круг, еще один, и снова встретились, чтобы дойти вместе до финала. – Мне бы хотелось список всех тех дам, которые желают скрасить мое одиночество. Так почему вы пытаетесь меня соблазнить? Потому что я император? – Ну давай. Прямые вопросы подразумевают прямые ответы.

– И это тоже, – Джейн повернулась и встала ко мне лицом. – Но еще и потому, что вы очень красивы и выгодно отличаетесь от мужчин, что присутствуют в этом зале. Это тем более странно, учитывая, кем были ваши родители…

Я приподнял бровь, и Джейн прикусила язык, закончив:

– Плюс, вы очень молоды, а это может гарантировать долгие удовольствия.

– Знаете, а вы очень откровенны, – я не стал отказывать себе в удовольствии и скосил глаза в ее обширное декольте. И я не буду упоминать, что молодость еще и может таить за собой скорострельность, хотя Петру с его образом жизни до меня это явно не грозило.

– Это плохо?

– Это необычно, – я склонил голову и, когда поднял ее, то посмотрел ей в глаза. – Но не могу сказать, что во мне вызвало отрицание ваше отношение.

Мы поклонились друг другу и разошлись в разные концы танцевальной зоны, как это было в самом начале. Очень странный разговор у нас вышел, но пробирающий до мурашек по позвоночнику. Я, прищурившись, посмотрел ей вслед, воспользоваться или нет столь интересным предложением?

Меня отвлекли звуки менуэта, который я танцевал снова с Лизой. Руки, ноги и тело прекрасно знали, что им надо делать, а вот мыслями я был далеко, что тетушку не слишком обрадовало.

– И о чем ты разговаривал с леди Рондо? – внезапно спросила Лиза. Я удивленно посмотрел на нее.

– Да так, о том о сем, в основном об особенностях красоты в молодом возрасте, – я ухмыльнулся, увидев, как сжались ее губы, превратившись в тонкую линию.

– Это весьма неприлично.

– Да брось, что же здесь может быть неприличного? Тем более что нас все равно никто не понимал, – я поклонился и снова припал к ее ручке.

Слава богу, танец закончился. Почему она спрашивала о Джейн? Что хотела понять? Я даже пытаться не буду разбираться в ее тараканах.

Пока оркестр не заиграл очередной танец, я ретировался из залы, чтобы точно до греха не дошло с очередной дамочкой, решившей вышедшего в свет императора в койку попробовать затащить.