Глоток кислорода

– Дебил, – комментирует оператор девяносто третьей. – Он давно под тукк-тэ сидит, не слышишь, что ли?

– Что я должен слышать?!

– …шать-шать-шать… шатьшать…

– Ну, примерно это! – хохочет «девяносто третий». – Он торчит уже пятую смену, если что.

– Так какого вы не говорили?!

– Или…или-илилилиллили!!!

– А ты спрашивал?

– Комиссар Хямяляйнен на связи, ОСК-28! Позывные на контрольный канал!

– Твою…

Дроны взмывают вверх, истязая развороченную рану на поверхности, исходящую паром и интенсивно излучающую во всех мыслимых спектрах, длинными плетями лазерных лучей и плазменных плевков. Выработка истощена, эхосканеры и металлодетекторы молчат, а на гигантский дисплей дежурного оператора вываливается неизбежный прогноз, два коротких слова, перечеркивающие график выработки: «АКТИВНОСТЬ ЯДРА!». Если оператор не даст команду сразу, она будет дана автоматикой, потому что стоимость каждого дрона – полтора миллиона аллюнтов плюс транспортировка, и компания никогда не будет платить за лопоухость того, что подставил это дорогое оборудование под слом в результате игнорирования прогноза. Паучьи ноги снова спадают вниз, расставляясь под определенным углом в «зонтик», торопливо раскрываются сопла, где-то под изрезанной шрамами стальной шкурой дронбуров активируется маленькое черное кольцо, запаянное в глухую сферу из тжаеэлли-6, начинает вращаться, в доли секунды набирая сумасшедшие обороты, мгновенно раскаляясь, мгновенно же разливая ярчайший свет, который сожжет глаза любого любопытного счастливца за доли секунды, на сверхчувствительный к этому свету псевдометалл, чьи частицы начинают под его влиянием вибрировать в частоте, недоступной пока достоверному измерению, передавая колебания на сложную систему трансмиссий, совокупно – активируя еще более сложную систему реактивных двигателей и антиграв-излучателей трех порядков.

Черно-фиолетовая равнина Аараны пока молчит – лишь воет бесконечный ветер, и исходят газами разворошенные язвы на ее теле. Но дроны, как комары, которых вспугнуло что-то – может, дрожь кожи огромного животного, в которую они только что вонзали свои стилеты, внезапно стаей рвутся вверх, оставляя мгновенно растворяющиеся в беснующейся атмосфере струйки выработки топлива стартовых двигателей, позволяющим энергии толчкового импульса направлять теряющее вес тело дронбура вертикально вверх под действием излучения антигравов. Гулко ворочается в распахнутой настежь яме тяжелая металлическая воронка, в черное жерло которой до сих пор сливаются тонкие ручейки расплавленной породы. Дико воет ветер, и его вой, кажется, единственное, что имеет голос на этом мертвом куске камня, застывшего у далекого солнца… кажется. На миг в голос несущегося потока вкрадывается новый звук – именно на миг, так всегда бывает, и не просто так дежурные операторы его называют «крак». Крак – именно с таким звуком лопается скорлупа яйца, и новорожденный цыпленок выбирается на свет божий. Крак – с точно таким же звуком раскрывается капсула-тибеоор, в которой пять стандартных лет выращивается потомок многих именитых фамилий, в чьем геноме сплелись полипептидные цепочки великих воинов, ученых, ораторов, политиков, шоуменов, чье наследие было своевременно залито в генный пул. И крак – это тот самый звук, с которым раскалывается спекшаяся корка большой полыхающей топки под названием Аарана-Шестая, когда молодое, на короткое время задремавшее, ядро планеты просыпается, и…

– Уводим, уводим, шестнадцатый, бля, не мельтеши в секторе!

– Вигго, не ори, у дробов наведение барахлит, регулирую!

– ОБЩАЯ ТРЕВОГА!! АКТИВНОСТЬ ЯДРА, АКТИВНОСТЬ ЯДРА, ЭВАКУАЦИЯ ДРОНБУРОВ!! АКТИВНОСТЬ ЯДРА, АКТ…!!

– Тридцать первый, прием! Захир, слышишь?

– Юннас, отвали, не до тебя!

– Захико, не тормози, твои сейчас подпалятся, я докину мощности три восьмых, если хочешь. Цены знаешь!

Пласты сплавленной породы приходят в движение, словно чешуйки на теле огромной змеи, начинают шевелиться, начинают исходить мелкой, гулкой дрожью, распуская в стороны струи базальтовой пыли.

– Выволоку без тебя, отвянь!

– Подумай.

– … ЩАЯ ТРЕВОГА, АКТИВНОСТЬ ЯДРА, ЭВАК…!

– Миленка, слышишь?! Милена!! Миль!!!!

– Пятьдесят девятый, не загаживай эфир! Лезь на личный, тут…

– Игорь, Милена упала!!! У них накрылся отталкиватель, она сейчас…

– Твою мать…!

– Пятьде… Игорь, Дью – Милка где?!

– Да хрен его знает, ее обрубило, она ни координат, ни маяка… вроде в Ш-П-99… куда-то туда…!

– Двадцать седьмой тут… Дьюл, ты уверен?!

– Да уверен!! Аларм орал – что, не слышали?! Парни, давайте уже, ну, не жуем сопли!

– Что давать?

– Скиньте дронов вниз, они подцепят! Она еще может быть в воздухе, до касания сможем вытянуть!

– Комиссар Ижешко на связи, ОСК-94! Операторы, предупреждение – пока вербальное. Упавшего не подбирают!

– Принято, Ижешко-94, хлопни мои уши… Таня, ты понимаешь, что она сейчас сгорит?!

– Двадцать седьмой, у вас проблемы с пониманием директивы?

– Таня, там Миленка сейчас на грунте, и ее сейчас плазма жрать будет, ты, сука чертова, после этого сегодня СПАТЬ СПОКОЙНО ПОЙДЕШЬ, ШЛЮХА ТВОЯ ДРАНАЯ МАМАША??!!!!!!

Длинная шипящая полоса помех.

Поверхность планеты пробуждается. Давящий гул, нарастающий из глубины, пробивается наверх мощным «ггГГГГДДДДДДУУУУМ!!!» – выбивающим огромные пылевые фонтаны на несколько километров вверх. Воронки, вколоченные в грунт, на миг захлебываются. Они еще не знают, что они брошены. До сих пор гудят электромагнитные уловители по краям, вытягивающие ручейки выплавленных работой бурящего лазера и плазмы металлов, до сих пор пытаются выволочь выработку вглубь воронки, не обращая внимания на то, что почва уже начинает ходить ходуном, что вся воронка начинает колотиться крупной дрожью, и на то, что датчики высокой температуры уже перестали голосить, отключившись. Дроны ушли вверх, отдав последний салют выстрелами реактивных двигателей (единственных, способных удерживать любое тело от падения так близко от поверхности), и сейчас толстостенная воронка, ерзающая в глубине начинающихся двигаться бесформенных плит – смертник. Вокруг вспучивается земля, и начинает рваться вверх выбивающаяся из канала прорыва магма – толстой, яркой, жгучей струей, обдавая производное человеческих рук волнами жара перед тем, как накрыть его окончательно и похоронить под булькающей, бормочущей и взрывающейся массой, которая через самое короткое время зальет всю планету…

Страшная жара рвется вверх, сдергивая тонкие точки из холодной темноты, раскаляя, сбрасывая назад.

– Захик, сэкономил?

– Не принимаю, сто-шестой.

– Парни, двадцать пятая тут, помощь кому нужна? Игорь, Дьюла, что там у вас был за шум?

– В ОЧКО СЕБЕ ЗАТОЛКАЙ СВОЮ ПОМОЩЬ, ПАДЛА!!

– Игвер, стоп, не лезь, он сейчас не в себе!

– Не л….

– Комиссар Ижешко, ОСК-94, повторное предупреждение: соблюдать порядок в эфире! Третьего предупреждения не будет!

– На связи ОДС-35, – говорит Вероника, сжимая зубки. Шлем голоимпа, достаточно старый, громоздкий, но передающий эмоции во всей красе, кое-как закреплен на голове, с торопливой перестройкой метрики Семена. – Станция выходит на ближнюю орбиту, работа в секторе А-У-34-39 по расписанию.

– Кто выходит на связь? Почему данные телеметрии и код доступа другие?

– Штатный медик станции Вероника Стайяр. Дежурный оператор получил травму, сейчас находится в реабилитобоксе, поэ…

– Вы аттестованы на ведение добывающих работ, штатный медик Стайяр? – холодно, равнодушно прозвучало из спирального лоскута, скользящего у затененного орбитального зеркала.

– Нет. Не аттестована. Тут только я и пау… и арахноид …… Шши-шзха-акхш, он аттестован, может быть, не знаю. У меня директива от руководства, сегодня пришла.