24 h

Подойдя к аппарату, она вдруг почувствовала резкий прилив жара, руки задрожали, а ладони покрылись влагой.

– Что-то с Леной, – как током ударило в голову. – Что-то с Леной, – повторила мысль вслух и, подавляя страх перед телефоном, обтерла ладонь и взяла трубку.

– Алло, Света?

Голос, который назвал ее имя, она узнала сразу. Ноги подкосились, и она почти без чувств, ничего не отвечая, опустилась в кресло. Частое биение сердца ощутилось во всем теле.

Этот голос она не могла перепутать ни с каким другим. Этот бархатный размеренный баритон с твердым и четким окончанием каждого слова. Голос, который сопровождал всю ее короткую счастливую жизнь. Он был рядом, когда она выходила замуж. Этот голос встречал ее дома и говорил о любви. Этот голос звучал в постели и пел колыбельную ее дочке. Но однажды он исчез из ее жизни. И сейчас этот голос звучал в трубке.

Волной накатились воспоминания, и за одну секунду она вспомнила все. Вспомнила, как еще в школе влюбилась до беспамятства в Сашку, как он взял ее руку и первый раз поцеловал, вспомнила, как он пришел к родителям просить ее руку и сердце, как проник с цветами в роддом в тот вечер, когда она родила Лену.

Светлана сидела в кресле и мысленно, за одно мгновение перелистала каждый день той жизни, в которой был он, где было все: дом, семья, муж, друзья, достаток. А потом все прервалось. Он не пришел. Все говорили, что он умер. Она никогда в это не верила. Она не чувствовала его смерти. Но объяснить его исчезновение не могла. Не могла поверить, что он ушел к другой, что бросил ее ради карьеры или денег. Талантливый математик. Он оставил работу и исчез. Но умереть он не мог. И вот он звонит.

– Света, Света… – звучало ее имя в трубке. – Света, Света… – звал он.

– Алло. Да, я слушаю, – как можно сдержанней ответила она, понимая, что, несмотря на радость, имеет право на обиду.

– Света, слава Богу. Это я, Саша.

– Я узнала.

– Мы давно не виделись.

– Ровно семнадцать лет и три месяца.

– Семнадцать лет? – переспросили в трубке.

– Ты исчез двадцать первого сентября 1995 года, посчитать несложно.

– У женщин хорошая память на даты.

– Не только на даты. Я еще помню, что ты мой муж и у тебя есть дочь.

– Как Лена?

– Хорошо.

– Большая?

– Выросла. Большая. Двадцать два года. Учится в медуниверситете. Будет врачом.

– Тебе было трудно? – задал он ненужный вопрос.

Что она могла ответить? Рассказывать о том, как она, оставшись одна с дочкой, ездила в Польшу, а потом ходила торговать на базар, как не хватало зарплаты, как перешивала на растущую дочь свои платья… А, может, рассказать, как, пытаясь забыть его, Сашку, поддавалась на каждый мужской взгляд и ложилась в постель с любым, кто манил ее пальцем, а потом, возненавидев всех, глушила себя в работе и заботе о дочке, так и не переставая любить его одного…

– Справляюсь, – ответила она с тем же безразличием, которое прозвучало в вопросе.

– Как ты?

– Как я? – переспросила она и тут же, поняв, что разговор без ответа на этот стандартный вопрос не получится, продолжила: – Я работаю там же, в мединституте, теперь это Национальный медицинский университет имени Богомольца, преподаю студентам биологию. Замуж, понятное дело, не выходила. Мужчины рядом нет. Лена – твоя дочь – совсем уже взрослая. Если тебе это интересно…

– Генетикой занимаешься? – почему-то спросил он.

– В смысле как раньше – нет. Просто преподаю, – и вдруг женщину захлестнула злость: ну причем тут генетика, семнадцать лет его не было, неужели нет ничего, кроме генетики, о чем сегодня нужно говорить… И уже со злостью в голосе она сказала:

– Теперь ты расскажи, где был, что делал. Объясни: почему ты исчез? Почему ты бросил нас с Леной? Где ты?

– Света, я не в Киеве и даже не в Украине, я в Греции.

– В Греции? – с удивлением воскликнула Света. – Что ты там делаешь?

– Служу, – спокойно ответил он, – монахом в Афонском монастыре.

– Ты – монахом? – почти шепотом простонала она в трубку, в одно мгновение уяснив причину Сашиного исчезновения и поняв все, или почти все.

– Да, я служу Господу нашему – уже семнадцать лет.

– Почему тогда, если ты решил служить Господу, ты не сказал мне об этом? Ведь я тебя похоронила. Лена уверена, что ты нас бросил. Почему ты меня предал?

– Я должен был так поступить. Если бы я сказал тебе, ты бы меня отговорила. А я должен был, – спокойно и настойчиво ответил он.

– Должен? Кому должен? Ведь ты – доктор наук! – в недоумении воскликнула Света.

– Это была моя судьба. Я только сегодня понял смысл моей жизни, – спокойно пояснил он.

– Ты – лучший математик Украины, неужели больше некому служить Господу, и почему в Греции, мог бы служить в Киеве, знаешь, сколько у нас церквей… Много новых церквей в Киеве.

– Я люблю Киев, цветущие каштаны до сих пор снятся. И тебя люблю очень, и Лену, – вдруг его размеренный баритон дрогнул, в течение небольшой паузы он пытался справиться с волнением и немного погодя продолжил: – Моя математика определила мою судьбу и еще… твоя генетика, пока больше говорить не могу.

– Генетика? – повторила она автоматически, еще не понимая смысла того, что сказал Александр и уже теряясь, только успела спросить, – Мы увидимся, когда-нибудь?

Но он положил трубку, а она стояла в недоумении, пытаясь собрать разлетающиеся во все стороны мысли, но ничего не получалось.

– Светлана Анатольевна, я задачу решил. Посмотрите? – прокричал нетерпеливый ученик, едва заслышав, что телефонный разговор закончился.

– Да, сейчас посмотрю, – ответила Светлана, укладывая трубку на место.

Ватикан. Собор Святого Петра

20 часов 55 минут 21 декабря 2012 года

Секретарь по внешним отношениям Ватикана, архиепископ Доменик Маберти беседовал с кардиналом архиепархии Марселя Жоржем Понтье, положив ладони на старинный золоченый столик, выполненный, как и вся мебель в зале, в стиле ренессанс. На столе лежала Библия, открытая на 12 главе Книги Бытия.

Архиепископ только что вернулся после разговора с Папой. Разговор, как всегда, был коротким, поэтому кардинал ждал его недолго и, несмотря на то что эти страницы Библии были перечитаны не раз, они в который раз просматривали 12 главу, пытаясь понять связь библейского текста с тем, что сегодня происходило.

– Козар не мог чего-нибудь перепутать? – спросил, отрываясь от текста, кардинал. – Ведь стар уже.

– Стар? – усмехнулся Маберти. – Нам бы его светлый ум. Здоровьем слаб, потому и в отставку пошел, а разум – позавидовать можно, память уникальная, все помнит, каждую мелочь, Библию на память знает.