Девиация. Часть третья «Эльдар»

– Я тебя люблю! Всегда любил! – простонал, почти выкрикнул.

– Не нужно, – равнодушно сказала Аня. – Я не хочу ничего слышать. РАНЬШЕ надо было.

– Когда?

– Тогда. Когда вы меня бросили. Как ненужного котенка. Вроде утопили.

Аня шмыгнула носом, присела на вывороченную со стены балку.

– Вы даже подумать не можете, что я пережила. Я жить не хотела! А потом… ещё с мамой. Видеть вас не хочу!

– Зачем тогда ВСЁ ЭТО? Сказала бы…

– Потому, что давно решила. Хотела, чтобы вы мучились.

– Я и так мучился. Как я мучился!

– Так мучились, что к маме пошли. С ума её свели! Знаете, что было!?

– Не говори! Я не сводил с ума. Не хотел… – пробубнил, уже понимая: ничего у нас с Аней не получиться. Обессилено присел на корточки. – Я к ней пошёл, чтобы о тебе узнать. Ты же меня выслушать не хотела. Помнишь? А потом… Даже не знаю. Ещё в детстве в неё влюбился, в библиотеке. Потом само-собой… Я же не виноват, что ты её дочка!

Аня привстала, отряхнула юбку, расправила.

– Ладно. Пойду. Прощайте, – сказала холодно, ступила к пролому.

Как – прощайте?!

– Не спеши, – кинулся, заслонил дыру в стене. – Подожди. Ну, пожалуйста! Давай присядем, обсудим. Давай начнём сначала. Ты уже взрослая. Никто нас не упрекнёт. Я тебя вправду люблю. Ещё со школы. С того самого раза, когда на руках нёс. Я тебе… Выходи за меня замуж!

– Поздно… – чуть замявшись сказала Аня. – У меня есть парень в Киеве. Одноклассник. Мы с ним вместе в один университет поступили, на один факультет. Договорились пожениться после первого курса.

– Я сам к тебе приеду. В Киев. Будем вместе жить…

– Не хочу. Если вы один раз меня предали, то и второй предадите.

– Зачем тогда… Если у тебя есть жених? Если он узнает?

– Не узнает, если вы не скажете. А вы не скажите, потому что его не знаете, – скаламбурила Аня. – Я уже объясняла: давно решила вам отомстить за предательство. Чтобы вспоминали меня и мучились, и знали, что у нас больше ТАКОГО никогда-никогда не повториться. А ещё… Ладно, скажу – всё равно больше не встретимся.

Аня замолкла, будто решаясь – говорить или нет. Решилась.

– Я давно ТАК с вами хотела. Ещё тогда. Все девчонки об этом болтали, придумывали разное, брехали, что у них БЫЛО. А я, когда мы дружить начали, размечталась, что у нас ТАК будет. По-настоящему. Особенно в тот вечер, после дискотеки, когда нам Елена Петровна помешала.

Девушка замолкла, привстала, посмотрела на меня невидимыми, отразившими лунное свечение глазами.

– И теперь моя мечта сбылась. Вы мне больше НЕ НУЖНЫ.

Я молчал, силился принять услышанное.

Тело била дрожь. Плакал Пьеро. Недовольно сопел Гном. Лишь Демон сыто посапывал – похотливая гадина.

Я привыкал к мысли, что моё сомнительное мероприятие не удалось. Аня уходит. Навсегда.

Слушая холодный рассудительный голос девушки, уже не верил, что несколько минут назад между нами случилось невообразимое, о котором мечтал четыре года, которое так бесславно закончилось, вроде его и не было. Напоминанием остался лишь её запах на чреслах и руках, да пощипывание натруженной крайней плоти.

– А у меня всё равно в ту осень БЫЛО – назло вам! – глумливо сказала девушка, желая ещё раз царапнуть на прощанье разбитое сердце. – Он даже старше вас. Но не испугался.

Аня пригнулась, юркнула в проём стены. Шагнул за нею.

– Давай, хоть, проведу.

– Не нужно, – сказала Аня. – Сама дойду.

– Как сама? Ночь…

– Так, как раньше. Как четыре года без вас ходила. Правда – не всегда сама, но это не важно.

Конец августа 1993, Городок

Уютно в келье. Иная реальность, отделённая от заоконного мира книжным духом да откровениями БГ из заезженной пластинки.

Гребенщиков поёт, что дело не в деньгах, не в количестве женщин. Юрка с ним бы поспорил. Но мне ли рассуждать о деньгах, вечно нищему. И мне ли перебирать количеством, когда не могу разобраться в двоих.

Вернее – в одной. Потому, что Аня ушла навсегда.

После того сумбурного вечера, перешедшего в сумасшедшую ночь, моя мечта обратилась невозможностью, осела на дно памяти, ещё поблескивала, но неотвратимо тускнела, растворялась в сумрачном океане неисправимых ошибок.

В первые дни пришло уныние. Хотелось убежать в то место, где меня никто не знает. Только не в Киев – не в тот вонючий муравейник. Раствориться в глуши. Пойти дьячком, сторожем в сельскую церковь, питаться от прихода – много ли мне надо! Были бы книги. Жаль, дедов сруб после его смерти перешёл лесничеству. Жаль…

Так я рассуждал добрую неделю, понимая, что никуда из Городка не денусь. Не смогу оставить маму, уютную келью, институт, работу, наконец. Потому, что нужно зарабатывать деньги, учиться, добиваться, выбиваться, кем-то становиться – Майя права.

После Ани о Майе думать не хотел. Из моего количества женщин, она оставалась в одиночестве и выбора не предоставляла. Точнее, выбор был между «жениться» или «не жениться», который придётся сделать в конце лета.

Почему – «придётся», и почему – «до конца лета», – я не знал. «Потому, что так нужно», – подсказывал Гном. Однако на вопрос: кому? – не отвечал, отмалчивался. Молчала и Змея-советчица. Тоже мне советчица!

Зато мама настаивала. По любому поводу пеняла бестолковостью, которую толковая Майя сумеет обуздать, наполнить смыслом и, наконец-то, заставит меня ходить по земле, а не парить в книжных облаках или, хуже того, носиться со школьниками по лесам да проводить никому ненужные, даже опасные, пионерские парады.

Мама права. Мне уже двадцать четыре, зимой будет двадцать пять. В этом возрасте иные правили империей, создали шедевры, которые обессмертили их имена, или меняли бренные оболочки на славу ПОСТУПКА и возвращались Домой. А я – рефлексирующий, запуганный Пьеро, который ничего не достиг, не создал, кроме пары сотен ненапечатанных стихов.

Стихи со временем превратятся в труху, а мои высокие побуждения пожухнут очередной неудавшейся жизнью, каких миллионы.

Зачем? К чему? Вся моя жизнь – набор бессмысленных, в большинстве порочных приключений. И память о них, а не о «моей» девушке. Почему она моя, и зачем она мне?

Какая каменная тоска, Цинциннат!

Куда ведёт насмешливая судьба, какой фундамент укладывает, что на нём возводить собирается? Великая бессмысленность существования. Разве что, если верить деду да книгам, в этой маете есть какой-то неведомый Смысл.

Время шло. Кончался август. Приближалась пора увядания суетливого зелёного буйства, такая любимая и воспетая рифмами. Но мне было не до умиравших красот. Майя позвонила семнадцатого, сообщила, что приедет двадцать третьего, ждёт в гости. При этом сказала, что желает услышать моё решение.