XXI век. Повести и рассказы

– Вот-вот, «в проекте»! – радостно уцепился он за ключевое слово. – Это же всё надо с автором согласовывать.

– Надо, – тяжело вздыхаю я.

– Вот видите!

– Так давайте согласуем.

– Да кто будет согласовывать! У нас конец квартала, запарка, каждый человек на счету.

– А вы пошлите меня.

– Вас?!

Сперва эта мысль кажется ему забавной, потом начинает раздражать, но через какое-то время он смиряется, и я еду за билетами.

Алма Ата совсем не похожа на столицу независимого государства. Ещё встречаются там и сям надписи на русском языке вроде «Газеты и журналы» или «Народ и партия едины!» В институте, куда я прихожу, в коридорах и на лестницах курят, играют в пинг-понг, в мастерских пьют чёрный кофе, сплетничают, слушают радио, двигают шахматные фигуры. На секунду даже кажется, что я снова в Москве.

Бредихина, главного инженера нашего проекта, я застаю в его кабинете за кормлением аквариумных рыбок.

– Бородинское? О-о-о! – радостно восклицает он. – Ну, как у вас дела? Далеко ли до пуска?

Увидев мои чертежи, он поднимает трубку внутренней связи и приглашает какую-то Лизу. Пухленькая Лиза в легкомысленном розовом костюмчике появляется не скоро. Он жестом приглашает её подойти.

– Мы уже кому-то согласовывали такие конструкции. Не припомнишь, кому?

На лице Лизы вырисовывается брезгливое недоумение. Понаблюдав за этим несколько секунд, он со вздохом говорит:

– Принеси-ка мне Караганду.

– Караганду-у?.. – капризно тянет Лиза, после чего принимается виртуозно держать паузу.

– У тебя в третьем шкафу, – нетерпеливо прерывает её Бредихин и, очевидно, желая скрыть от меня своё смущение, начинает рыться в нижнем ящике стола.

– Так что, нести? – говорит она так, словно размышляет вслух.

– Неси, неси, – отвечает он ей из глубин стола и не поднимает головы, пока остеклённая дверь, задрапированная ватманскими листами, не захлопывается за её круглой попкой.

– Ну, так и есть, – говорит он, когда большой альбом с красным корешком, наконец, водворяется на его стол. – Можете поглядеть.

Гляжу в альбом и вижу знакомые контуры.

– Да, это те же конструкции, разработка нашего института. Только там наши сотрудники изучали несколько иной аспект…

– Это всё равно, – перебивает он меня. – Раз конструкции те же, то и вопросов нет. Считайте, что вам повезло.

– Лиза!

Бредихин хочет дать ей поручение, но его взгляд запутывается в пышном бюсте помощницы, и он на ходу меняет намерение.

– Лиза, позови Сакена.

– О! Так это уже другая страна, – говорит Сакен, хитро щуря и без того узкие глазки. – Пусть в долларах платят!

– Ладно, – машет Бредихин. – Тем лучше. Проштампуем – и с плеч долой.

– В следующий раз уже, наверно, без визы не приедут.

– Не приедут, – словно эхо, повторяет Бредихин и, проводив Сакена взглядом, оборачивается ко мне.

– Вы где остановились?

Узнав, что в «Казахстане», глядит на меня с подчёркнутым уважением.

– Не хотите ли вечером отдохнуть? Тут, в окрестностях, очень красивые места. И есть куда заглянуть.

Перспектива одинокого вечера в чужой стране увлекает не очень, и я соглашаюсь.

Он виртуозно ведёт машину по змеящейся горной дороге. То и дело открываются картины, подобных которым мне не приходилось видеть, кажется, никогда. Компания, состоящая из уже знакомых Лизы и Сакена, пытается развлекать меня разговором, но, почувствовав мою погруженность в молчаливое созерцание, переключается на темы внутреннего пользования, в которых фигурируют лица, знакомые лишь им троим, в обстановке, только им же и известной, и попадающие в ситуации, которые могут оценить лишь они.

Так и не успев досыта надышаться поразительно чистым, звонким горным воздухом, я вместе со всей честной компанией оказываюсь в уютном ресторанчике, где меня наперебой угощают вкуснейшим лагманом и предельно сладким азиатским вином. Вино пьют все, кроме Бредихина, и я наматываю это себе на ус. Позже, когда мы все неожиданно для меня оказываемся в сауне, это обстоятельство принимается мной за основу, определяющую моё дальнейшее поведение, – и моим гостеприимным хозяевам так и не удаётся превратить мероприятие в банальную оргию. Обманутыми в своих ожиданиях оказываются как опекающий меня Сакен, так и Лиза с Бредихиным, незаслуженно лишившиеся сладкого свидания (по-моему, это уже просто свинство с моей стороны). Когда я, сытая, довольная и чистая, улеглась в шикарную постель в своём номере, кто-то несколько раз стучался в дверь. Но я не стала обращать на это внимания.

Наутро, поднявшись в Ту-154 над белыми вершинами, среди которых было так хорошо вчера, я думала о том, что три великовозрастных пакостника в Пуще разломали мою страну просто из любопытства, желая посмотреть, что из этого выйдет. Подобно тому, как малолетние подонки надувают через соломинку лягушку, чтобы потом наступить на неё ногой и посмотреть, как она лопнет, или отрывают голову голубю, чтобы повеселиться, глядя, как он будет крутиться по земле, безуспешно пытаясь подняться на лапки.

«Что, вы сказали, вас беспокоит? Выделения? Ну-у, это не женщина, у которой их нет.» – Лысеющий доктор, тщательно моя руки, смотрел на меня поверх очков. – «Но мазочек мы всё-таки возьмём. Просто на всякий случай.»

Сижу в своей любимой «Лакомке» и переживаю эту недавнюю сцену в консультации. И как сегодня рухнула последняя надежда на то, что всё обойдётся.

Вот уж действительно: не можем знать мы значения происходящего. Как бы плохо ни было мне сейчас, а всё-таки легче от сознания того, что Создатель не дал мне стать – хотя бы и невольной – причиной чьих бы то ни было безвинных страданий.

В памяти всплывает лицо дурдомовского верзилы, и кулаки сжимаются сами собой. Эх!..

Вслед за этим по спине пробегает неожиданный холодок, и мои кулаки слабеют. Вспоминаю всю ту «тройку» и застываю от внезапной мысли, что кто-то из них, возможно, так и будет всю жизнь считать, что заразился от меня. И самое гадкое – то, что он будет прав. Господи, что же я так несчастна! Даже не знаю, на кого могла бы обрушить свой гнев. Хотя… Все трое хороши. И зараза им поделом!

Но эта мысль не утешает. И даже не успокаивает.

Однако, надо на что-то решаться.

На столе передо мной недопитый кофе и тарелка с нетронутыми эклерами. Машу на них рукой и выхожу на улицу.

Трубка телефона-автомата прикована к будке собачьей цепью.

– Эвелина Марковна? Здравствуйте. Это Люба Бу… Просвиркина. Что? Помните? Рада. Эвелина Марковна, вы мне не подскажете, как найти Люду?

Не проходит и часа, как мы вглядываемся в лица друг друга, пытаясь так разглядеть все возникшие за годы изменения, чтобы каждая из нас могла как-нибудь считать, что подруга совсем не замечает этого. Людмила показывает семейный альбом с фотографиями мужчин, женщин и разных карапузиков.

– Вот, – останавливает она моё внимание на фото, где снята с мужем. – Была Зверева, стала Лисицына. Судьба!

По тому, как она хихикает, говоря это, я понимаю, что имею дело с дежурной семейной остротой. Улыбаюсь в ответ, холодея от мысли, что скоро, очень скоро мне придётся открыться перед ней, и ещё – от боязни, что она заметит фальшь этой улыбки, и тогда открыться будет ещё труднее.