XXI век. Повести и рассказы

– А тут ещё эта… Секретутка из аспирантуры. «Как! Вы уезжаете? Да вы знаете, что Василий Самвелович – это стопроцентный выход на защиту диссертации! У нас к нему пачками ломятся!» Вот, думаю, пусть мужики и ломятся. Может, когда-нибудь морду набьют.

– Василий Самвелович? – переспросила я.

– Кащероносцев, – ответила она уже почти равнодушно. – Главное: старик уже, за шестьдесят, наверное. А тоже… Ох-х…

Силы оставляли её прямо на глазах.

– Прилечь что ли…

Уронив с плеч на пол тёплую куртку, она с трудом прошла два шага до кровати и тут же наполнила комнату неожиданно мощным храпом.

Когда я открыла утром глаза, комната была тщательно убрана, посуда вымыта и сияла чистотой. У скатанной постели стояла элегантная стройная дама, напоминающая Маргарет Тэтчер в молодости.

– Ну, до свидания, Любовь Сергеевна. Удачи тебе. Не поминай лихом! – прогудела она знакомым мне с вечера басом и, выскользнув из комнаты, деликатно прикрыла за собой дверь.

Я лежу под сердитым общественным одеялом, и нельзя сказать, что мысли, которым я там предаюсь, прибавляют мне внутреннего комфорта. Зейскую ГЭС я не строила. И никаких «раций» у меня нет, не говоря уже об изобретениях. В списке трудов, кроме пресловутой азимовской статьи, значится лишь ещё один отчёт о хоздоговорной работе да совместные с Гавриловым тезисы доклада на конференции, на которую я, честно сказать, и не ездила. И ни одного кандидатского экзамена! С этим надо срочно что-то делать.

Я не стала тратить время на набивший всей стране оскомину треугольник «ГУМ – ЦУМ – Детский Мир», а сразу направила свои босоножки в Добрынинский. Это, конечно, была разминка. Оттуда я перекочевала в «Вешняки» и потом уже каталась без удержу по всем знакомым и незнакомым местам до самого вечера. То, что мне было нужно, я нашла в «Лейпциге». Отразившись в этом в дверце моего шкафа, я чуть не запела от восторга. А накинув сверху любимую воздушно-лёгкую блузку, увидела, что приобрела как раз те два номера, которых мне от природы так не хватало. И цена, уплаченная за такое приобретение, показалась просто смешной.

Эту ночь я проспала сном младенца.

Начальника аспирантуры на месте, разумеется, нет, и все дела ведёт та самая «секретутка». Выясняется, что вообще-то её зовут Зинаида Порфирьевна. Оглядев меня по-хозяйски сквозь шикарные очки, она открывает список действующих руководителей и, изучая его, задумчиво тянет:

– К кому же мне вас напра-авить?

– К Кащероносцеву, – говорю я, без приглашения усаживаясь в гостевое кресло.

Она смотрит на меня изучающе.

– У вас с ним есть договорённость?

Я нахально киваю в ответ. Она хватается за внутренний телефон, но гирлянда тоскливых гудков, слышных даже мне, тянется бесконечно, и она нетерпеливо бросает трубку.

– Что ж, раз вы знакомы, то идите так, без звонка. Он должен быть у себя. После собеседования зайдите сюда-а!

Последние слова настигают меня уже в коридоре.

Из-за двери профессорского кабинета в необитаемый предбанник ломится крупный бас, напоминающий звериный рык.

– Сильвия!

И почти сразу ещё:

– Сильвия-а-а!!!

Приоткрываю дверь и деликатно просовываю внутрь свою причёску.

– Здесь никого нет.

– А вы кто такая? – властно интересуется крепкая седая личность из-за аршинного стола.

– Аспирантка.

– Слушай, дорогая, посмотри там, в коридоре, Сильвию. Куда запропастилась? Пусть сделает кофе.

– Сильвии поблизости нет, – отвечаю я. – А кофе, если хотите, могу сделать я.

Он переглядывается с посетителем – темноволосым мужчиной в массивных очках, который поворачивается и смотрит на меня с лёгкой улыбкой.

– Откуда узнаешь, какой нам нужен кофе? – вскидывает руку хозяин кабинета.

– Я постараюсь угадать, – улыбаюсь я. – Конечно, самый крепкий. И без сахара.

Мужчины смеются, глядя друг на друга, и он машет рукой.

– Делай два. Нет, три. Сама тоже заходи.

Одного взгляда на Кащероносцева достаточно, чтобы увидеть, как много в нём от Самвела и как мало от Василия. Секрет приготовления кофе для таких мужчин сводится к способности загрузить в турку столько порошка, сколько позволит влить в оставшийся объём воду в количестве, достаточном лишь для того, чтобы наполнить готовым напитком один-два швейных напёрстка – и ни каплей больше. Хорошо приготовленным считается питьё, если оно не только по цвету, но и по вкусу не отличается от бондарного дёгтя.

– О, хорошо, – Кащероносцев посмаковал первую огненную каплю. – Где научилась?

– Это мой любимый напиток, – отвечаю я.

Забавно, что они – оба! – верят.

– А чья вы аспирантка? – интересуется он.

– Ваша… Хочу быть вашей, – поправляюсь я.

Он берёт мой реферат и открывает последнюю страницу.

– Гляди-ка, – говорит он своему собеседнику. – Шестьдесят три страницы накатала!

Тот поворачивает к себе обложку, читает название и в свою очередь восклицает:

– Да ещё по такому вопросу! Слушай, Самвелович, надо взять!

– А кандидатские у вас сданы? – оборачивается ко мне будущий шеф.

Я роюсь в сумочке как будто в поисках носового платка.

– Понятно, – говорит он. – Что ж, придётся всё успевать. И реферат мне к осени будет нужен вот на эту тему.

Он роется в кипе бумаг на приставном столике и выуживает оттуда объёмистую статью, написанную на языке, в котором знакомыми мне представляются только буквы.

– Венгерский, – говорит он, видя моё недоумение. – Обратишься в бюро технического перевода. А сейчас просто посмотри картинки.

Пока я занята разглядыванием статьи, он заканчивает разговор со своим собеседником.