В поисках золота Якутии. Нежданинские и Оймяконские истории (иронические рассказы)

И я услышал его громкий смех, похожий на смех хранителя всех этих несметных «богатств» и блеск золотых фикс из ротового отверстия головы моего учителя. Все мои алчные мысли как-то вмиг улетучились, оставляя лишь слабый отблеск надежды на то, что Лёха тупо брешет. Потом, мы подошли к длинной череде высоких лестниц с площадками, называемыми «восстающим» и стали подниматься вверх. Я уже тогда засомневался в том, что зря напялил на себя всё это зимнее барахло, а уже когда мы поднялись метров 20 и оказались на очередном полке, я окончательно в этом убедился. Дальше пришлось заползать в узкую дыру, за которой начинался так называемый «блок» – это и было моё непосредственное рабочее место. Шириной он был метра 2, высотой – метра 3, справа «висячка», слева «лежачка» – так назывались пласты скалы, между которыми находилась кварцевая жила, содержащая золото. Всё это потрескивало, скрипело и ухало, обещая обсыпаться и похоронить меня тут навсегда.

Опять пришла странная мысль о том, что я тут ничего не закапывал, но любопытство брало своё, отодвигая на задний план тщедушные мысли о моей безвременной кончине.

– Ты, малец, запомни, – сказал мне Лёха, сверкнув золотым зубом и шевеля большими усами, заканчивающимися у подбородка, – я тут работаю уже 30 лет и видимого золота, практически, за всё это время так и не видел.

Эти слова прозвучали, как приговор. Сняв с себя фуфайку и толстенные ватники, я решил немного просушиться, не подумайте плохого, вспотел просто. Температура внутри «блока» была, где-то +15! Обсыхая и ожидая, когда мой учитель настроит перфораторные молотки для работы, я, всё ещё надеясь обогатиться, начал рассматривать небольшие куски породы со сверкающим «собачьим золотом».

«Всё равно красиво», – подумал я и засунул небольшой кусок в карман, так на память, вдруг я больше сюда не полезу. Это уже потом, спустя некоторое время, и повидав видимое золото и даже самородки, я стал относиться к золоту вполне спокойно. А пока меня ждало самое интересное – непосредственно работа.

Лёха настроил перфораторный молоток, вставил в него бур-штангу, предварительно надолбив на неё коронку, а затем включил его. Это был полный писец! Грохот стоял неимоверный, пылища летела струёй и клубилась вокруг, и я окончательно осознал, что попал в ад! Защита от всего этого была одна – чудо-лепесток. Разрываешь первый, достаёшь тонкую вату и втыкаешь её в уши, чтоб не оглохнуть. Второй одеваешь на морду лица, чтобы золота вместе с кварцем ты поменьше увёз домой в своих лёгких.

– На, бури, – орёт Лёха, передавая мне перфораторный молоток, – а я посмотрю!

Я думал, что это длинноносое чудовище под названием «перфоратор», вылетит у меня из рук и просверлит меня насквозь. Пот градом катился из-под каски, одетой поверх зимней шапки, на зубах страшно скрипела кварцевая пыль, проходившая сквозь забившийся «лепесток», а я слился с перфоратором в единой тряске. Вроде обошлось – чудовище не вылетело из моих, ещё неокрепших, молодых проходческих рук, да и отбурить шпуров удалось по плану.

Выходили мы с Лёхой из штольни белые-белые от кварцевой пыли, как два мукомольщика Я еле волочил за собой ноги, и мысли мои о золоте и быстром обогащении уходили далеко на второй план. Впереди меня ждала поистине тяжёлая и опасная работа.

В царстве Кощея

И началась тяжёлая, рутинная работа, не подкрепляемая деньгами, а лишь талонами для столовой. Да, ещё на эти талоны можно было купить жуткое креплёное пойло в трёхлитровой банке, «Старый замок» называлось, мы его потом в самогон научились перегонять – организм его лучше усваивал. Но, пока мы бурили шпуры, ведя проходку, отрабатывая «блоки» и выдавая «на гора» золотоносную руду, наше правительство, во главе с Ельциным, успешно пропивало последние остатки золотовалютного резерва страны, выдумывая с похмелья и с подачи американских советников всё новые и новые реформы. Золото стало абсолютно нерентабельным, ввиду того, что надо было кормить людей и содержать на севере целые посёлки. Решили просто – разогнать их, а золота у нас много, потом откопаем. Но мы пока копали, бесплатно, но копали.

В 1997 году посёлок ещё жил, вернее доживал, благодаря тем замечательным людям, которые в нём находились. Ещё работали котельные, магазины, садик, школа, даже свет был. Работали и мы в «царстве Кощея». За месяц работы я освоился с длинноносым перфоратором, и уже не он меня заваливал, а большей частью я его. Учитель был у меня новый – казах Коля, с виду ничем неприметный, казах, как казах, на якута больше похож. Мы с ним уже отработали несколько смен вместе, залезли в штольню вместе и в этот раз.

И случилось у нас как-то ЧП: «запечатался» отрабатываемый блок с одной стороны, и в нём, после отпала шпуров, стоял дым от взрыва аммонита. Бригадир наш, Вовка, предупредил нас:

– Станете спускаться вниз, учуете газ – сидите на полке, а мы будем с другой стороны продувать его воздухом.

– Ага, – сказали мы с казахом Колей и полезли на восстающий.

Дымом воняло аж сверху, но у моего учителя-казаха похоже был сильный гайморит, и он решил убедиться своими глазами, что это так там сильно пахнет и каков был объём закупорки блока. Мне сказал распутывать шланги и включить воздух, чем я и занялся. После непродолжительного отсутствия, вернулся мой наставник на шатающихся ногах и молвил:

– Кажется, я газу хапнул, там пелена дыма стоит, – и присел у «лежачки».

– Ей, дурень, кран открой, он около тебя находится! – ору я ему, ещё не понимая, что Коля уже без сознания, но чуя неладное, а ещё осознавая и то, что сейчас пойдёт на нас продуваемый дым.

Подбежал я к нему, дёрнул его за фуфайку, а он «дохлый». Кругом свистит воздух в три атмосферы из дырявых шлангов, пыль летает, где там услышать пульс и удары сердца. Удар по морде лица не помог. Решил приступить к реанимации, как когда-то учили – накинул ему на пасть лепесток, ударил по грудине и дыхнул. Хорошо, что лепесток набросил, ибо этот чудо-сенсей сознание только потерял, но облевать он меня всё же успел малость. Я потащил его на верхний полок, видя, как с другой стороны блока идёт на нас дым. Затащил его туда кое-как по лестнице и швырнул ему шланг с воздухом, чтобы он принимал воздушные ванны, а сам побежал за помощью.

Это хорошо сказать «побежал»! Через блок нельзя – там дым прёт во всю, только по лестницам, а там их 5 штук по 5 метров! Помню, на третьей у меня отказали ноги, и закружилась голова, похоже я тоже нюхнул дымку, а может просто надо курить бросать. Повис на руках, отдышался и пополз дальше. Спустившись к бригадиру и мастеру с той стороны блока, ору:

– Вырубай воздух, там Бек загибается! – и, задыхаясь, сел возле мастера.

– Дай закурить, – сказал я ему, но тот уже бросился через блок со всех ног к погибающему товарищу.

Бека вытащили под руки из штольни. Я шёл сам, а он всю дорогу блевал – газ-то оказался психотропным и сильно действовал на мозг. Коля и до этого-то умом особо не блистал, а тут такая оказия случилась. В медчасти его положили под капельницу, а меня дома под «литруху» – так сказали старые проходчики-взрывники:

– Надо выпить литр самогона, кровь почистить, – сказано, сделано.

– А ещё можно вырвать ногти на ногах и слить плохую кровь, – добавили они, допив принесённую мной самогонку и поглядывая на опустошённую бутылку.

– Нет, педикюр делать не дам, – решительно ответил я и пошёл за вторым литром самогона.

Утром я был относительно здоров, чего не скажешь о моём напарнике – увезли его в Якутск на обследование, а меня стали называть его крестным. Даже жена его якутка приходила ко мне на поклон со словами благодарности:

– На хрена ты откачивал этого алкаша?!

Вот поди, пойми этих женщин! Так что «царство Кощея» просто так не хотело отдавать свои сокровища. Не прошло и месяца, как случилось ещё одно ЧП со смертельным исходом, но это уже другая история.

Проклятые экзамены

В жизни радость обретая,

В штольне ты бурил забой.

Там, на пятки наступая,

Смерть следила за тобой.

Пока мой бывший учитель казах

    В память Серёге Котову.

Коля ездил по больницам г. Якутска и неубедительно требовал у светил якутской медицины признать его инвалидом, а так же настойчивым, но безуспешным образом пытаясь выбить регресс в кабинетах высокопоставленных чиновников «Сахазолото», мне дали в напарники нового наставника – Серёгу Кота.

Серёга классный был малый, брат того, который при первом моём знакомстве с Якутией выдвинул теорию «пьянства против замерзания на севере», такой же весёлый и задорный. Только с отпуска вернулся, полон жизненной энергии и желания работать за талоны. Мне с ним удалось проработать всего две смены, но за столь короткое время мы успели с ним подружиться. Он научил меня кое-каким тонкостям в нашей работе, а главное – беречь коронки для буров. Помню, когда мы с ним последний раз шли вместе в подсечной, он по дороге засунул связку новых победитовых коронок в расщелину, спросив меня:

– У тебя память не девичья, запомнишь? До сих пор помню, где они лежат. На следующий день нам, ученикам, назначили экзамен для сдачи на разряд проходчика. Я уже переодевался для работы на смену, когда зашёл бригадир и сказал:

– Переодевайся назад, на экзамен.

– А как же там Кот будет один? – спросил я. В блоке нельзя было работать по одному.

– Кот со звеньевым Лёхой отбурит свою сторону и всё, – ответил мне бригадир.

Неспокойно было мне как-то. Двое на горе: один – в блоке, другой – на восстающем… Но начальству видней. Пошёл я на экзамен. Отвечать стал первый, неся иногда в технических вопросах всякую околесицу. Встал главный инженер и молвил:

– А сколько шпуров по имеющемуся у нас паспорту нужно бурить в блоке?

Сколько в подсечном по паспорту я знал, а в блоке – как получится. Вот я честно и ответил:

– А хрен его знает!

За что был отправлен искать паспорта для бурения в блоке и расписаться в них. Подошёл к нашему бригадиру, сидевшему в отдельной комнате, и говорю ему:

– Инженер главный просит найти и расписаться в паспорте от блока.

– Он что, обалдел совсем – у нас их отродясь не было, да и буришь ты у меня на ровне со всеми. Я только пожал плечами.

Стали искать, нашли, новенькие за 1982 г. Я горжусь, что в столь секретном документе первой стала стоять моя роспись. Принёс, сдал его инженеру, который сам увидел его впервые и тот молвил: