Вдруг внушительная тень накрыла девушку и пенсионерку. Отбрасывал ее широкоплечий бритый детина. В руках у детины был очень пышный «веник» из роз в очень блестящей фольге.
– Ну здравствуй, Ангел! – пробасил он, протягивая букет девушке. – Вот я тебя и нашел. По телику тебя сегодня видел.
– Да что здесь вообще происходит?! – возмутилась Маргарита Петровна. – Вы, юноша, вообще – кто? И при чем тут телевизор?
Детина подобрался, выпрямился. Четко, по-военному изложил:
– Разрешите представиться, лейтенант Сергей Желтков! – и обернулся к девушке: – Это твои соседки, Ангел?
– Да, соседки мы, – вновь встряла Маргарита Петровна. – А вы-то к ней по какому делу? Вы жених будете или чего?
– Спасла она меня, – сурово поведал Сергей. – Вы разве не знаете, что ваша соседка – настоящий герой?
* * *
На войне не до длинных бесед. Говорить стараются как можно короче, в общении между собой чаще используют позывные или краткие прозвища. В военной медицине – тоже. В госпитале одного из донбасских райцентров, всё ещё частично оккупированного врагом, её звали просто – Ангел.
Хрупкая, нежная, невероятно красивая – и при этом смелая, умелая, выносливая. Не раз она выносила бойцов с поля боя. Были среди них и гиганты – морпехи, и десантники, и суровые «музыканты» Вагнера. Некоторые были чуть ли не вдвое больше девушки, но она вытаскивала их из боя, спасая жизнь, утекающую из ран вместе с кровью, когда счёт был буквально на минуты.
В тот день лейтенант Желтков со своими бойцами на двух «Тиграх» попал под обстрел.
– По нам бьют с миномета! – Вспышка, хлопки, несколько взрывов.
– Откуда работают?
– Вроде из посадки.
Машины оказались под прицелом врага на насыпи. Мина взорвалась прямо перед «Тигром».
– У нас «трехсотые»![2 - «Трехсотый» – раненый.]
– Уходим, пока не накрыли! – скомандовал Желтков. – Мы их не видим! Над нами наверняка «птичка».
– Куда?!
Под насыпью была бетонная труба. Женька Кривых поливал врага из пулемёта, прикрывая своих ребят, перетаскивающих раненых в укрытие. Лейтенант Желтков вызвал подкрепление.
Один за другим ребята зажимали раны: кто – в ноге, кто в плече. Снаружи рвались мины. Казалось, еще немного и…
Тогда-то и появилась спасательная команда. Два БТР, машина БМД. Шквальным огнем наши стали работать по посадке, из которой нацисты вели огонь. Где-то вдалеке точку противника искал вертолет Ми-8. В трубу, где укрылись солдаты, скользнул хрупкий силуэт.
– Так, командир, – деловито спросила девушка, присаживаясь на корточки, – сколько у тебя раненых?
– Ты откуда здесь, сестричка? – удивился Желтков.
– Оттуда. Команда эвакуационная за вами приехала, – коротко ответила девушка. – Быстрее надо, пока их арта[3 - Арта – артиллерия.] работать не начала. Выходить будем или как?
– Будем.
– Так сколько у тебя раненых?
– Все, – ответил Желтков.
– Раз все, то и вытаскивать будем всех, – кивнула Ангелина.
– Постой, – сказал Желтков, – ты одна, что ли, вытаскивать нас собралась? Девочка, у меня половина на ноги не встанет…
– Тоже мне, удивил, – ответила Ангелина. – На войне всегда так. Перетаскаем, не впервой. Только сделайте, чтобы меня саму не убили за это время, лады?
И она стала таскать их – одного за другим. Тоненькая словно тростинка, казавшаяся нереальной, полупрозрачной в этом дыму и свисте пуль. Уж не привиделся ли им этот ангел милосердия в горячке боя?
Первый, второй, третий… Из трубы – наверх, в БМД. На шестом пуля чиркнула ей по шее, но лишь слегка. На одиннадцатом – в предплечье ударил осколок, но одежда смягчила удар. Ангел поморщилась от боли и тихонько выругалась. Последними были уже дважды раненный Желтков и Кривых, которому тоже не удалось остаться невредимым. Истекая кровью, пулеметчик упрямо волок свое орудие.
В тот день она спасла двенадцать жизней. Но Ангелина не считала это подвигом. Это была её работа.
* * *
– А ведь попадись такая сестричка моему папашке, может, и жив бы остался, – сказала Маргарита Петровна. – Он из танка-то выбрался, несколько километров прополз по целине, да замёрз и кровью истёк.
– У меня матушка тоже хрупкая была, – сказала Семёновна, – как наша Гелечка. А батя – увалень, под два метра. А ведь вытащила-то…
Маргарита Петровна вздохнула:
– Мы-то думаем: мол, перевелись богатыри на нашей земле. Молодёжь нашу хаем. А потом вдруг бац! – и Гелечка. Значит, не перевелись у нас герои. Нормальная у нас молодёжь…
Подруги помолчали. В кроне клёна перечирикивались воробьи.
– Ты, кстати, Алёшку Кузнецова давно видела? – спросила Маргарита Петровна.
– Да уж, давненько, – ответила Семёновна. – Аккурат, когда он себе на щеке татуху выбил в виде дракона.
– Да сбежал от мобилизации, – вынесла вердикт Маргарита Петровна. – Да, хорошая у нас молодёжь. Но не вся.
– Чего это сбежал? – хмыкнул Сергей Желтков. – Видал я вашего Алешку Кузнецова. И дракон при нем, две головы еще прям там и набили. Позывной у него теперь – Горыныч. В тот день Алёшки с нами не было. На Донбассе он до сих пор бьётся, вас защищает.
Маргарита Петровна не нашлась что ответить. А лейтенант Желтков кивнул боевой подруге:
– Ну что, Ангел, идем? Ребята в госпитале заждались уже.
И двое людей, у которых была самая важная работа на свете – помогать своей Родине, зашагали бок о бок, осиянные солнечным светом.
Бабушка
Жахнуло где-то совсем близко. Резкая, нестерпимая боль разошлась в бедре. Алым окрасился камуфляж. Дима, будто в замедленной съемке, видел, как двигаются его товарищи, как они что-то говорят, кричат друг другу, как Мишка орёт в рацию, но звук перекрывал гул в ушах. Словно в голове был огромный колокол – пульсировало, молотило и как если бы он был в наушниках с басами, выкрученными на полную мощь. Не стало ничего – только боль, выжигающая изнутри, и гул снаружи.
Олег и Мишка подхватили его с боков – снова боль – поволокли в укрытие. Потом все было, словно в тумане – кого-то еще тащили, кто-то стрелял, приехала подмога, санитары.
– Контузия, – констатировал санитар. – Степень определим позже.