– А сила тяжести? Получается, что река течёт в небе над землёй…
– Тоже они.
– Но зачем?!
– Чтобы планета стала более удобной для их существования. Очень многое им мешало. Природа, видите ли, ошиблась. И они принялись исправлять.
– Но куда ж они делись? Люди?
– Исчезли. Уничтожили сами себя, – встрял здоровяк – мурена.– Они постоянно делились на группы. По цвету кожи, по форме ушей, по национальности, вере, социальному статусу и всяким, так называемым, убеждениям. Очередное разделение стало для них роковым.
– Но что они не поделили последний раз?
– Кто их знает… Мы в ту пору влачили жалкое, дикарское существование. Архивы же весьма противоречивы, – вступил в разговор «седоглазый».
– Ещё вопрос, – не совсем удовлетворённый их ответами, произнёс я.– Мы получили странное сообщение. Словно отрывок из летописи. И там говорится, как раз, о людях. Вот оно…
И я зачитал рыбам полученное «радио». Воцарилось молчание. Мы терпеливо ждали ответа, но его не последовало. Потому что рыбы, переглянувшись, встали, вслед за «седоглазым» отвесили нам церемонные поклоны и двинулись к дверям. Мы не знали, что и подумать.
– Господа! – выкрикнул я вдогонку, но никто, за исключением нашего утреннего знакомца Уа, не обратил на это внимания. Он чуть притормозил, бросил на своих косой взгляд и, схватив меня за рукав, быстро прошептал:
– Улетайте! Ради всего святого! Иначе – нам несдобровать!
И торопливо двинулся прочь.
После ухода гостей мы ещё некоторое время совещались, но решения так и не приняли. И, отложив всё на завтра, пошли спать.
В результате меня всю ночь мучили кошмары. Снилось, что нас захватили рыбы и тащат на костёр, чтобы сжарить. При этом они плясали вокруг пламени ритуальный танец и кричали, что давно пора восстановить справедливость и отомстить людям, которые много тысяч лет питались рыбой без зазрения совести. «Возмездие!» – кричали они, застывая в угрожающих позах, закатывая в экстазе глаза и расправляя зловещие острые шипы спинных плавников… В общем, было чертовски жутко.
Когда я проснулся, то сразу вспомнил вчерашнюю встречу с послами. Почему они так неожиданно ушли? Чем их встревожило, а может, и напугало, зачитанное мною странное сообщение? Те же немые вопросы я разглядел в глазах моих подчинённых.
– Я думаю, что наш долг – во всём разобраться, – сказал Кенг.– Вдруг тут кому-нибудь нужна наша помощь. А мы, как трусы, всё бросим и убежим.
– Я тоже так думаю, – произнёс Рассел.
– И я, – вставил Мбану.
– Ладно, – подытожил я, – остаёмся.
– Браво, капитан! – вскричала команда, – мы верили в вас!
Мне аплодировали стоя…
*
«Я, Иван Кострома, астронавигатор 1 класса и, Божьей милостью, капитан
«Виктории», данной мне властью постановляю: мы остаёмся на С-альфа-4 до тех пор, пока не выясним всё до конца, и пока Господь благоволит нам. И нас бережёт».
Такую полушутливую запись я вывел в бортовом журнале на следующее утро. Вода очень напоминала Землю, и смена дня и ночи соответствовала нашему жизненному ритму.
Мы стартовали и, пару раз облетев вокруг планеты, совершили вылазку в другом месте. Как нам показалось, в более глухом. Там не было скал, покрытых зеленью и полупрозрачных белых шаров, безмолвно парящих в воздухе. Только жёлтая земля. И ничего более.
«Виктория» зависла на высоте трёх километров от поверхности, а мы собрались на совет. Вопросов к обитателям Воды у нас накопилось превеликое множество. Например, о тех же белых шарах. И о том, как, всё-таки исчезли люди. Да и самих людей найти б не мешало…
Но тут мы получили ещё одно «радио». Видимо, наше перемещение не прошло незамеченным. Кто-то знал, что мы здесь.
Я взял протянутую пластинку и прочитал: «Помогите! Я – человек! Мне нужно встретиться с вами!»
– Ага! – воскликнул Кенг, – я же говорил!
– А вдруг это ловушка? – тут же усомнился Фернандес.
– На борт его не пустим. Кто-то должен пойти вниз, – решил я.
– Я пойду, – сразу же откликнулся Ли.
– И я, – подхватил Джон.
– Пойдём вместе, – вымолвил я, обуреваемый сомнениями. Но я – капитан, а значит, должен быть впереди. Не мог же я показать, что испугался.
Спустя полчаса мы стояли на скале, покрытой чахлой буроватой травкой и оглядывались по сторонам. Ожидание вышло недолгим. Из пещеры, расположенной неподалёку, показалась голова человека. Несколько мгновений он пугливо озирался, а потом, приметив нас, вылез из норы и торопливо засеменил к нам.
Подойдя и, видимо не зная, как поступить, он отвесил подобие средневекового поклона, а после, явно робея, проговорил:
– Меня зовут Роман Петрович. Это я слал вам письма. В надежде…
Мы пожали ему руку и назвали наши имена.
– О, вы – русский, – сказал он мне, а когда я кивнул, прибавил, доверительно глядя в глаза:– я, знаете ли, тоже.
– Отлично, – ответил я, решив все расспросы отложить на «потом». И, желая его подбодрить, похлопал по плечу.
Но Роман не отреагировал, а потупился и замолчал.
– Ну же, старина, – как можно мягче и вкрадчивей произнёс я, – смелее! Поведайте нам всё без утайки. Расскажите, что случилось. А то мы теряемся в загадках. И мы вам поможем.
– Мы многое сделали, – со вздохом, промямлил, наконец, Роман. – Мы строили, благоустраивали и… – он замялся.– А природа постоянно противоборствовала. И чем больше мы переделывали…
– Уничтожали, – буркнул Ли.
– Ну, по сути, да – уничтожали. И чем больше мы… э… тем больше становилось препятствий. А ещё реки… Они как бы жили сами по себе. И не хотели меняться. И тогда один учёный… его звали… да, впрочем, неважно… Так вот, он предложил слегка изменить генетику человека, чтобы не было нужды приспосабливать к себе реки, а, чтобы, наоборот, человек, как бы слился с окружающим миром. В частности, с реками. Вот тут всё и началось… Точнее: закончилось.
Роман замолчал; мы увидели слёзы на его глазах.
– И что началось? – поинтересовался Рассел.
– Одни страны начали перестройку организма, другие – нет. И люди окончательно перестали понимать друг друга. И началась война. Те, кто выжил, а их было немного, под действием радиации совсем забыли следовать обычаям человека. То есть внешне мы, вроде бы, люди, а внутри!.. Мы не можем даже нормально размножаться. И белые шары, что вы видели – это место, где развивается зародыш. До тех пор пока не вылупится… то есть, не родится.