Мы люди… Мост

В разведку они отправились, когда уже пообсохла земля, днем было тепло, а о зиме напоминали только утренние заморозки. К этому времени утихли обсуждения Венькиных тайных рассказов о его секретном и очень важном предприятии, и их уход из лагеря прошел буднично и незаметно. Да и для самих разведчиков в этом не оказалось ничего необычного: стадо коров уже выгоняли на пашу, в основном к низким местам, где появлялась уже зеленая трава, а ориентироваться в лесу для Веньки было проще простого. Так и шли они мимо дорог лесными тропами, за день отмахали немалое расстояние и, по прикидкам, вот-вот должны были подойти к намеченному пункту.

Подустали путники. Вдалеке послышался собачий лай и затих. Они вышли на опушку леса; невдалеке виднелась дорога, огибающая деревню и снова уходящая в лес, за ней чуть поодаль тянулась на юго-запад широкой полосой улица с огородами.

– Кажись, пришли, – топая на месте, изрек Венька, укрепляя свою значимость перед дочкой.

Им повезло: у крайней хаты сразу встретилась женщина, которая с любопытством посмотрела на незнакомых странников. Венька заметил этот проницательный взгляд и тут же решил внести ясность, кто они такие есть. Видно, соскучившись по общению с новыми людьми, он враз изложил и про корову и телицу, и про дочку, которая по своей неразумности собралась ехать в Неметчину, и про скудное стадо коров в их деревне и закат такой необходимой профессии, как пастух. Он бы еще много чего наговорил, но тут вставила слово Зинка:

– Да нам бы найти лекаря – корову полечить, нашего на фронт забрали.

Венька сразу как-то присмирел и стал поддакивать дочке, а женщина, узнав все интересующие ее вопросы, готова была расстаться с такими словоохотливыми людьми и указала двор, в котором проживал ветеринар со своей семьей. Вскоре они, сидя на скамейке во дворе, вели беседу с уважительным человеком, который задавал, как считал Венька, очень грамотные вопросы. Он несколько раз спросил об их председателе колхоза Иване Захаровиче, собеседник несколько стушевался и приумолк. Хозяин чувствовал, что незнакомцы что-то недоговаривают и, по-видимому, ищут председателя. Чтобы не задерживать путников, он посоветовал им идти в небольшую деревеньку Выселки – там человек продает телицу, а сам тут же вошел в сени и вернулся оттуда с небольшим пакетом.

– Здесь лекарства, будете подмешивать их вашей корове в пойло – должно помочь.

Венька сразу сообразил, что беседа окончена и им нужно быстрее двигаться в те самые Выселки, пока не стемнело.

Два километра – расстояние небольшое, но они дались разведчикам трудновато. Долго плутали, пока вышли на дорогу, о которой говорил лекарь; дорога оказалась ухабистой, и в подступающей темноте нога иногда проваливалась словно в пустоту, отчего сбивался шаг. Стала одолевать мысль: а может, надо было напросится к тому человеку на ночлег? Пусть бы даже разрешил им спать в сарае – им не привыкать, а так спотыкаешься по темноте и невесть сколько еще идти, да и кто там тебя ждет.

Эти безрадостные мысли Веньки прервал окрик:

– Стой! Кто такие?

Зинка схватила отца за руку и потянула его присесть. Это и придало сил разведчику.

– Нам лекарь из Дубровицы посоветовал идти в Выселки – сказал, что здесь человек телицу продает. Вот туда мы и идем.

Уверенный ответ озадачил незнакомца, он раздумывал над ответом.

– Пройдете прямо – встретится хата, туда и заходите, там скажут, куда вам дальше идти. Там впереди лужа, обходите ее правее, – уже миролюбиво прозвучал грозный голос.

Натерпелся страху Венька, только успокаивала его мысль: «А и Зинка струхнула. Это тебе не коров пасти, а разведчиком быть – тут смелость нужна».

Хатка появилась неожиданно, в окне был виден огонек. Это приободрило путников, они долго и шумно вытирали ноги у крыльца, но никто не вышел, и Венька несмело открыл дверь. За столом, на котором горела газовка, сидели трое. В комнате было накурено, и различить их лица он не мог.

– Добрый вам вечер! Мы ищем человека, который телицу продает. Нас направил сюда лекарь, что живет в Дубровице, – начал разговор Венька.

За столом заулыбались, Зинка позади шмыгнула носом. Один встал из-за стола, что-то в нем показалось знакомым, а дальше произошло такое, что и вспомнить стыдно. Неожиданно Зинка кинулась к тому человеку, обхватила руками его шею и закричала радостным голосом:

– Это я, Зинаида, мы в разведку в Новоселки ездили, – а руками шею еще сильнее обхватывает.

– Ой, Зинаида, так вы меня задушите. – И тот человек тоже засмеялся.

Тут Венька решил проявить строгость:

– Зинка, ты что это вешаешься чужому человеку на шею? Стыда в тебе нету, – и сразу осекся.

– Так это ты, Вениамин, – прозвучал уже ставший знакомым голос Бурцева, освобождающегося от Зинкиных объятий.

На следующий день, выслушав несколько раз рассказы Веньки и Зинки о делах в Калиновке и Новоселках, а главное – предложение Лукина о скорейшей с ним встрече, решили оставить Зинаиду в отряде Ивана Захаровича, а Веньку, проводив как можно дальше от своей базы, отправить с наказом поддерживать связь через Настю и ее дочку Марийку из Калиновки.

Погрустнел Венька. Все бы ничего, да не хотелось ему оставлять здесь Зинку – видел, как горят у нее глаза и голос меняется при виде этого Бурцева. Одно утешало: человек он серьезный и грамотный, абы чего делать не будет, да и, может, выскочит из ее головы эта проклятая Неметчина. А Зинка была счастлива как никогда – сбывалась ее тайная мечта.

По прошествии трех дней вернулся Венька в лагерь один, встретили его радушно. Долго и подробно докладывал он о проведенной разведке командованию в землянке Лукина; все доложил, даже, может быть, и чуть больше, чем видел и слышал, но так он себе представлял возможные события. Об одном умолчал – о своих переживаниях по поводу Зинки.

В конце, когда были уже не раз услышаны все подробности, встал Лукин:

– Молодец, Вениамин, благодарю тебя за службу!

Венька вскочил и громко произнес:

– Служу трудовому народу!

Ему пожимали руку, и каждый старался сказать что-то доброе и приятное. Вспотел Венька от таких похвал и только кивал в знак благодарности. На совещании следующим днем было решено встречу с Иваном Захаровичем назначить после проведения посевных работ, а до этого всем полком побывать в Лотошино, о котором снова напомнил Федор.

2

Забурлила Калиновка, весна настраивала на посевную, которая не за горами; калиновчане обсуждали, как сеять, чем пахать землю. Лошадей нет, придется впрягать коров, да и самим в плуг впрягаться – а что делать, жить-то надо, все есть хотят, и молодой, и старый.

Обсуждение этого волнующего всех вопроса прервалось вестью из Высокого об облаве. По рассказам, много молодых людей было взято силой и отправлено в Неметчину. А еще говорили, что местные полицаи, что там живут, тоже боятся, что могут забрать их детей, а от немцев не откупишься.

Больше всего взбудоражили Калиновку слова бабы Веры:

– Кому нужны эти наши хаты и наша Калиновка? Спалят ее, а кто посильнее да покрепче, тех германцы в Неметчину увезут. А старых и больных постреляют, да и закапывать не будут – так звери и растащат их.

Слушая такие слова, многие крестились и говорили:

– Скажешь же такое! Ты же уже старый человек.

На что баба Вера спокойным голосом отвечала, что это не она выдумала, а так ей привиделось. Слова «так привиделось» заставляли слушателя молча отойти от бабки Веры, затревожиться, вспомнить Бога и крепко задуматься, почему на людей такая напасть свалилась. Забылись прошлые распри и обиды между Калиновыми и Прохоровыми, оказалось, все стали равными друг другу, можно было слышать слова: «А что нам делить? Что нам меряться между собой, кто выше, а кто ниже? Вот увезут в Неметчину, там и попляшем».

Забеспокоился и Наум, не хотелось ему показывать перед калиновчанами свою тревогу, а тут встретился на улице Якуш. «Постарел он», – была первая мысль старосты. Он думал, что они молча разойдутся, но неожиданно Якуш остановился, вид у него был взъерошенный и грозный.

– Ты, значит, скажи Наум, как огороды да поля засевать будем? Или пусть земля гуляет, все бурьяном-бадыльем зарастает? Ты же сейчас власть у нас, – высказался он и, прищурившись, смотрел в глаза старосте.

Наум на миг растерялся, не ожидая такого вопроса, – все ведут разговоры про Неметчину, а тут про посевную.

– Здравствуй, Якуш. Да, вот весну дождали, сеять надо, а то новая власть спросит: почему ничего не делается? Ты же сам был старостой и знаешь, как они спрашивают, – перевел разговор в другое русло Наум. – А сеять надо, и буду спрашивать у начальства, может, семенами помогут да транспортом каким. Может, завтра и поеду в Высокое или к бургомистру.

Якуш слушал молча, кивая головой.

– Ну, значит, езжай, не забудь мешков побольше взять для семян. Если мало будет, у бабки Веры попроси, у нее они есть, – то ли всерьез, то ли в шутку ответил Якуш, повернулся и пошел ко двору.

– Каким был, таким и остался. Придумал! Мешки возьми! Советчик нашелся, – не унимался Наум после встречи с Якушом, разговаривая сам с собой. – А это же хороший повод для поездки в Новоселки или Высокое. Поеду спрошу, какие есть указания насчет посевной, а заодно и про Неметчину узнаю.

3

Степан отвел коня в низинку, где пробивалась уже зеленая болотная трава, и привязывал вожжами к ольхе, как вдруг услышал издалека знакомый звук. Он встрепенулся, поднял голову, всматриваясь вдаль. «Не может быть, неужели журавли?» – вихрем пронеслась будоражащая мысль.

– Ари-и-ина, Ари-и-ина, – подбегая к двери землянки, что есть мочи кричал Степан.