– Сударыня, – мечтательно повторила Василиса Ивановна, – как это приятно! И как это по-французски. А знаете, я вас ждала, да. Я варила варенье, а потом со мною что-то случилось, и я поняла, что это моё последнее варенье.
– Меня зовут Бонифас Фабре. Я пришёл, чтобы…
– Знаю, знаю, – перебила его Василиса Ивановна, – я всё знаю… Вася, – она обратилась к мужу, – ну где же брошь?
Василий Петрович развёл руками. Василиса Ивановна заклеймила его гневным взором. Фабре сел на стул возле Василисы Ивановны. Его темные глаза уставились на неё. Её глаза смотрели на красную гвоздику в его петлице.
– Василиса Ивановна, дайте мне вашу руку, – сказал он.
– Как, так скоро? – расстроенно произнесла Сахаркова, протягивая руку. – А я думала…
Фабре взял руку умирающей и сжал её. Василиса Ивановна смущённо смотрела на него. Василий Петрович, тяжело вздохнув, смахнул со щеки горькую слезу.
– Да… как в воду глядел, – сказал Фабре, выпустив руку Сахарковой.
– Что такое? Я вам не нравлюсь? – удивлённо спросила Василиса Ивановна.
– Ох уж этот Ромул Фёдорович! – зло прохрипел Фабре, доставая свой блокнот. – Чётвертый раз за месяц… И кто таким дипломы даёт? – Он извлёк из кармана ручку, провёл пальцем по листку блокнота и что-то зачеркнул.
– Я ничего не понимаю, – недоумённо проговорила Василиса Ивановна. – Вы не хотите меня с собою брать?
– Василиса Ивановна, лучше варите варенье. – Фабре поднялся со стула.
– Как это странно… и неожиданно, – сказала Сахаркова. – К этому я не была готова. Хотя в нашем мире надо быть готовым ко всему. Не правда ли, Бонифас? И вы это прекрасно знаете. – Она засмеялась. – Ну хорошо, раз мы никуда не уходим, давайте попьём чаю. Пожалуйста, не откажите хоть в этом. Васюша, организуй нам стол.
Через пятнадцать минут супруги Сахарковы пили чай со смертью. На столе стояла полная вазочка клубничного варенья. Василиса Ивановна, приколов золотую брошь, сидела во главе стола и с большим любопытством расспрашивала гостя.
– Скажите, Бонифас, – начала она, – вот вы, как настоящий француз, определённо должны знать…
– Василиса Ивановна, у смерти нет ни крови, ни гражданства, – перебив её, сказал Фабре.
– Тогда почему вас так зовут, так по-французски? – спросила Сахаркова.
– О, это давняя история, – ответил Фабре.
– Прошу вас, расскажите, нам с Васюшей очень интересно. Правда ведь, Вась?
– Кх-кх-кх, – закашлялся Василий Петрович. Всё-таки не каждый день он пил чай со смертью. – Кх-очень, очень интересно, – с трудом выговорил он.
– Хорошо. Я расскажу… Это случилось во Франции более двух столетий назад…
Фабре рассказывал одну историю за другой. Василиса Ивановна с чувством реагировала на каждое его слово. Василий Петрович, съёжившись на стуле, неторопливо попивал чаёк.
Перед уходом Фабре подарил свою гвоздику Василисе Ивановне, которая, на мгновение забыв, кем является даритель, пообещала хранить цветок до самой смерти. Когда Фабре ушёл, Сахарков облегчённо вздохнул. Но не успел он расслабиться, как в дверь кто-то позвонил. Сахарков осторожно подошёл к двери и, задержав дыхание, прислушался: ни звука. Опять звонок. Василий Петрович не спеша отворил дверь – на пороге стоял Фабре. Сердце Сахаркова заледенело.
– Блокнот, – сказал, улыбаясь, Фабре.
– Что-что? – переспросил Василий Петрович.
– Я забыл блокнот, – повторил Фабре.
Утром следующего дня, размышляя о событии дня ушедшего, Василий Петрович пришёл к выводу, что он – счастливый человек: к нему дважды приходила смерть и дважды ушла ни с чем (конечно, не считая её собственного блокнота).
Позабыв вчерашние тревоги, Василий Петрович уселся за кухонный стол и стал читать свежий номер политической газеты, чтобы узнать о судьбе эквадорских апельсинов.
Заявление
На территории комплекса ремонтных мастерских Тестомесовского автобусного парка прозвучал высокий, протяжный сигнал. Две сотни робомехов, выйдя из «спящего режима», одномоментно покинули зарядные боксы и разошлись по цехам. Тут же затарахтели моторы, загудели дрели и вытяжки, заскрипели колёсные гайки, застучали молотки.
– Прогресс! – попивая у себя в кабинете чаёк с лимоном, глубокомысленно вымолвил начальник КРМ Леонтий Митридатович Локтепузов, глядя сквозь круглое оконце на взявшихся за работу роботов. – Что ни говори, а он всё-таки прогресс… Он, как говорится, облегчивает…
Локтепузов довольно осклабился; он руководил обновлённым комплексом без былых тревог, понуканий и напряжений ума: людской персонал, занимавшийся ручным трудом, был полностью заменён многофункциональными автоматами, не знающими устали, дурных привычек и всевозможных претензий. Прогресс возвеличил человека, прогресс человека заменил.
– Облегчивает, – бархатным голосом повторил Локтепузов и прихлебнул чаёк.
Вдруг в кабинете, в тревожных чувствах и синем халате, появился руководитель бригады робомехов ТО-2 Половодьев.
– Леонтий Митридатыч, – нерешительно обратился Половодьев.
– Что, Дима? – Локтепузов кувыркнул ложечкой дольку лимона в пустом стакане.
– ЁЁ-2 нет на рабочем месте, – с трудом выговорил Половодьев.
– Как это нет? И где же он?
– Он в курилке…
– А что, позволь узнать, твой робомех делает в курилке? – Локтепузов выудил лимонную дольку и впился зубами в одрябшую мякоть. – Курит, что ли? – Начальник выплюнул корку в стакан и посмеялся собственной шутке.
– Он отказывается работать… Вот заявление… – Половодьев протянул начальнику бумажный лист и в смущении опустил глаза. Локтепузов, схватив лист, начал читать вслух:
«От автомеханика ЁЁ-2 начальнику КРМ Л. М. Локтепузову… Заявление. Согласно статье 142 ТК РФ (об ответственности работодателя за нарушение сроков выплаты заработной платы и иных сумм, причитающихся работнику), в случае задержки выплаты заработной платы на срок более 15 дней работник имеет право, известив работодателя в письменной форме, приостановить работу на весь период до выплаты задержанной суммы…»
С каждым словом глаза Локтепузова округлялись, а в чреве начальника пробуждался миниатюрный Везувий, готовый извергнуть огонь, шлак и пепел.
– Это чего такое? Это робот накатал? – Локтепузов нервно застучал рукой по бумаге. Половодьев кивнул, не поднимая глаз.
– Где этот электронный козёл? В курилке, говоришь? Идём, поговорим с этим чудом прогресса.
Робомех неподвижно сидел на скамье под серебристой ивой, время от времени проветривая вентилятором металлический корпус от сигаретного дыма, напущенного работниками интеллектуального труда.
– Твоё творчество? – подойдя к роботу, грубо спросил Локтепузов и сунул ему под нос заявление.
– Вопрос неясен. Пожалуйста, переформулируйте, – бесстрастно отозвался робот.
– Это ты написал? – Локтепузов трясущейся от гнева рукой хлёстко ударил по бумаге.
– Ответ утвердительный, – произнёс робот.