– Дядя Искандер, научите меня ножевому бою, – попросил я, сглотнув комок в горле.
– Нет, – закончил разговор дядя Искандер и, повернувшись, собрался уходить.
– Вам нужны ученики, иначе все бессмысленно, – мой писк отчаяния был последним действием в такой ситуации.
– Кто ты? – спросил дядя Искандер, резко обернувшись.
– Ваш ученик, который к вам послан, – вырвался из меня еще один писк. Мне не помогали ни мой жизненный опыт, ни мой ум. Чувствовал себя так, как оно и было на самом деле – как ученик под строгим взглядом Учителя. Именно так, с большой буквы.
– Завтра в шесть утра. Здесь, – проговорил, или выплюнул, или выдавил из себя дядя Искандер. Не знаю, как это назвать.
– Игореха, ну, ты чего? Все уже ушли. Так и будешь сидеть? Странный ты какой-то сегодня… – достучался до моего мозга голос Вовки. Наваждение какое-то!
– Ладно, Вовка, пошли на пилораму. Что хотел, я здесь сделал.
– А чего ты хотел?
– Попасть в ученики к Искандеру.
– А зачем тебе это? Он странный какой-то. Его все боятся.
– Не знаю. Захотелось, наверное. Слушай, Вовка, мне надо в леспромхоз. Можешь подсказать, кто там есть кто?
– Что ты хочешь-то? Не пойму тебя! И вообще, ты купаться пойдешь? Там пацаны ждут!
– Скажи мне, как зовут директора леспромхоза и есть ли у него дети школьного возраста.
– Иван Сергеевич, а сын у него – Вован Оглобля учится в девятом, он там со своей компашкой всех держит в кулаке. Ребятки еще те, с ними никто не дружит и стараются обходить стороной.
– Ну, а главный бухгалтер?
– Елена Петровна, двое детей: Наташка – в пятом, Нинка – в шестом.
– А кто главный на пилораме?
– Мой батя, Виктор Сергеевич, сын Вовка из второго класса, а ты его достал! Я вот пойду купаться, а ты как хочешь! А еще мы вечером – на рыбалку! Ну?
– Не, Вовка, мне некогда.
– Ну, тогда и пошел, знаешь куда, бегай тут с тобой, – сказал Вовка и помчался куда-то, наверное, к речке.
Леспромхоз встретил меня в полной красе социалистической хозяйственности: ворота покосились, все, что может, заросло сорняком, на площадке перед правлением лежали две кучи чего-то, замаскированные пышной травяной шевелюрой до полной неузнаваемости, даже входная дверь производила впечатление древней старушки с обильными лишаями на щеках. На стендиках, которые сиротливо стояли вдоль дороги от ворот до двери правления, можно было хоть что-то прочитать только при очень близком знакомстве. Надписи состояли из двух-трех очень жизнеутверждающих слов. Пахло соляркой и запустением.
Я вошел в правление. Пустынность и тишина были такие же, как во дворе. У меня проснулось что-то вроде азарта – удастся ли кого-нибудь найти в разгар рабочего дня? Стал толкаться во все двери. Результат был нулевым до кабинета главбуха, куда я ввалился по инерции, чем несказанно удивил Елену Петровну.
– Ты кто? – выдохнула она.
– Школьная общественность в лице Игоря, сына Валентины Ивановны, библиотекаря.
– И каким боком ко мне в кабинет эта самая общественность залетела? – Елена Петровна стремительно каменела лицом, сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.
– Да я по инерции. Пытался открыть все двери подряд, а у вас вдруг оказалось открыто. Грозный бухгалтер оказался улыбчивой женщиной с множеством морщинок в уголках умных глаз. – Можно воды попить?
– Ну, как отказать школьной общественности? Пей, конечно! – надо так понимать, что Елена Петровна не знала, чем бы ей заняться, потому была не прочь поболтать, хотя бы даже и с ребенком. – А ты в каком классе учишься?
– Да пока еще ни в каком? Планирую поступить в десятый, а там видно будет.
– Что? В десятый? – Елена Петровна зашлась смехом. Надо признать, что смеялась она красиво и заразительно, так что я тоже рассмеялся.
– А вы знаете, кто такой Лука Пачоли? – спросил я невинным голосом.
– А должна?
– Да нет. Это я так… в связи с сомнениями по поводу десятого класса. – Пришлось опустить глазки в пол.
– А ты какой-то странный мальчик, – по-прежнему улыбаясь, сказала Елена Петровна.
– Во! И я о том же! Семилетний мальчик, а способен сдать выпускные экзамены в школе. – Моя ответная улыбка выражала собой верх приветливости.
– Да, дела! Ты так уверен в своих силах?
– Вам разложить бином Ньютона? Или перечислить план счетов бухучета? – ехидным голоском спросил я, переходя на нормальную речь. Елена Петровна, школьная общественность в моем лице пожаловала по делу. У меня только что состоялся разговор с Ноной Николаевной. Как вы относитесь к идее организовать курсы бухучета для наших школьников, 6–8 класс, я думаю. – Я не стал уточнять, о чем на самом деле был разговор с директрисой. Какая разница, на самом деле.
– Во как! С чего вдруг такое предложение?
– Думаю, назрела пора нагрузить наших и ваших, в том числе деток, элементами взрослой жизни. А иначе как они станут взрослыми, если не будут делать взрослую работу?
– А ты умные вещи говоришь. И как это будет выглядеть? Как ты это себе представляешь?
– Вы ведете теоретическую часть, а в качестве практики мы обложим учетом всю леспромхозную жизнь. Ни один сучек без документа не сдвинется с места. Подключим к нашим делишкам экономиста и добавим к учету еще и планирование. Здорово получится! Работа стоит (от слова стоять), но уче-ет, во! – пафосно изрек я, поднимая вверх большой палец.
– А что, мне нравится. Скажи, а мои дети тоже будут учится?
– Все дети! Одни будут учить бухучет, другие пилить доски, третьи осваивать трелевочник или работать в ремзоне. Потом будем меняться. Малыши будут наводить порядок. Короче, всем найдется работа.
– А зачем это вам?
– Кому?
– Руководству школы, ученикам, тебе…
– Во-первых, это неплохой способ обучить ребят хоть чему-нибудь полезному. Об уроке труда – смешно говорить. Во-вторых, это способ заработать на всякие школьные нужды.
– Планов – громадье! – перебила меня Елена Петровна. – Но все это упрется как минимум в законы и деньги. Не-воз-мож-но!!
– Елена Петровна, а вы знаете, что школе по нашим законам разрешено образовывать артели с условием, что их работа связана с обучением и воспитанием школьников? И после этого скажите, что обучение бухучету не способствует обучению детей?
– А откуда сведения?