Низовцев выпускал клубы сигарного дыма.
– Ты считаешь, что этот роман на социальную тематику? – спросил он.
– Ну а как же, – добавил дыма Владимир. – Аутсайдер-маргинал, люмпеновская среда – налицо произведение на общественно-значимую тему.
– Это не так, – возразил Александр Львович, – но мне льстит твоя трактовка.
– Ну, конечно, ты преподносишь всё это с художественным сдвигом, через призму искусственного непонимания, которое пытаешься создать у читателя – но как ни выдавай это за стилизацию, невооружённым взглядом видно, что слова, которые ты вкладываешь в уста этой кошмарной старухи-призрака, тебе не безразличны. Возможно, что со многим ты согласен.
– Ты уж наверняка согласен со всем.
– Ошибаешься. Я разуверился в силе печатных слов. Идеи и смыслы, которые стоят за ними – дорога к гибели, к разложению. Не имеет значения, позитивны они или негативны – все они пытаются увести тебя от твоего естественного состояния, выколупнуть из своей оболочки. И если им поддашься – всё, покоя не будет. Я поддался раз и испортил всё, что только можно испортить.
– Ты слишком самоедствуешь.
– Нет, я знаю, о чём говорю. Я на собственной шкуре испытал пагубное воздействие книжных идей.
– Твоя инвалидность – несчастный случай.
– Она – следствие бравады. Игры с жизнью, погони за призрачными ощущениями – всем тем, чему меня научили бестолковые и безответственные писатели. Я вполне понимал, чем это может для меня закончиться, когда садился на тот долбаный мотоцикл. Прыгать через недостроенный мост – какая глупость!
– Рабочая среда, – сменил тему разговора Низовцев, понимая, что он может плохо кончиться, – очень сильная и эффективная прослойка для произведения. Сейчас мало кто помещает действие в рабочую среду. Меня же она чрезвычайно вдохновляет.
– Раньше не вдохновляла.
– Рабочая среда – это мрачное, напряжённое повествование. Скорбь, незримые трагедии витают над героями. Сами они вроде бы спокойны и цельны, но в любое мгновение готовы распасться на сонмы эмоций, на тысячи слоёв. Здесь и ярость, и нежность, и злоба, и жертвование собой. Разве это не чудно?! Из рабочих можно сделать кого угодно – и героев, и сволочей.
– Сволочь и герой – это одно и то же.
– Я всегда бежал от мелочности, от скуки. Меня вдохновляют сильные эмоции, захватывающие мотивы, одинокие стремления. Лишь сталкивая лбами противоположности можно создать значимую литературу.
– Ты создаёшь её! – кивал головой Владимир. – Она воистину значима!
– Да, иной раз слова, которые говорят мои герои, и поступки, которые они совершают, могут показаться претенциозными. Но это первое впечатление! Оно тут же исчезнет, отнесись ты к ним более серьёзно и с большим участием. Другое дело, что сейчас трудно ожидать от читателей такого участия.
– Они на верном пути.
– Социальная направленность – это неплохо. Правильно выписанная, она только украсит произведение. Нет, конечно, нет: мой Коля не актуально-публицистический герой и вряд ли тебе действительно показалось так. Просто ты пытаешься смотреть на вещи с нетрадиционной стороны…
– Ты грубо льстишь мне. Я уже ни на что не пытаюсь смотреть – ни с традиционных сторон, ни с нетрадиционных.
– Главное, не скатиться в откровенную глупость. Не сделать его членом профсоюза, к примеру…
Елена разговаривала с матерью в зале.
– Не останетесь? – удивлялась Екатерина Макаровна. – А я думала – ночь переночуете.
– Я не против, но Саша настаивал на том, чтобы вечером уехать.
– Да куда вы на ночь глядя?! Это и опасно к тому же.
– Вот, такой он. Не хочет, и всё.
– Я поговорю с ним.
– Он никого не слушает.
– Послушает. Что тут такого – ночь провести. Я думала, вы вообще на неделю приедете.
– Да какая уж неделя!
– А что?
– Я не против, мам, не против. Но как вот с Вовкой жить здесь неделю?
– Ну а что Вовка?
– Я вообще не понимаю, как ты с ним уживаешься. Может он с тобой и не так себя ведёт, но меня он просто унижает. Специально, осознанно – уколоть, уколоть, уколоть.
– Но ты тоже войди в его положение.
– Тоже позвоночник сломать?
– Я не про то.
– Ну а что мне ещё сделать? Ты думаешь, мне его не жалко? У меня сердце кровью обливается, когда я его вижу!
– А у меня?!
– Тебе ещё тяжелей, не спорю.
– И лечить такие переломы не умеют…
– А помнишь врача того, который говорил, что может быть когда-нибудь у Володи всё восстановится?
– Помню, но ты же видишь… Ничего не восстанавливается.
– Просто не надо сидеть сложа руки. Надо врачам его показывать, какие-то новые методы пробовать, лекарства.
– Поначалу делали что-то, ездили, а сейчас заглохло всё. Ты видишь какой он? Вы приехали – он вон уже как нервничает. А посторонний кто – он и на порог его не пустит. Ехать куда-то – об этом вообще речь не идёт.
– Просто нужен человек, который сможет на него повлиять. Женщина нужна! Ему тридцать пять, а у него девушки никогда не было.
– Ну, Лен, какая девушка захочет с инвалидом связываться?! Только такая же если.
– Ну а что, если такая же?
– Что ты, он на это никогда не пойдёт.