Последний отзыв
Удивительная книга. Как никогда актуальна сегодня. Язык и стиль автора настолько тонок, лёгок и изыскан, что легко поведёт читателя в мир героев, кото...
Далее
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Дорожное эхо
Автор
Жанр
Серия
Год написания книги
2016
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
И тот, кто на дерзкую правду решился…
1985
Хвостов
Когда творцы стихотворений
в трудах не ведают сомнений,
нам анекдот из давних дней
на ум приходит…
В душной спальной
генералиссимус опальный —
прощался с жизнию своей.
Уже священника призвали,
и граф Хвостов в соседней зале
торчал, как перст, в толпе родни —
с платком в руке, шепча:
«Доколе!
Как жаль, что все мы в божьей воле!
Бессмертны гении одни…»
И думал, как напишет оду
и явит русскому народу
сей скорбный день со всех сторон,
пока завистники, зоилы
на эпиграммы тратят силы…
«И буду – гений!» – думал он.
И мысль уже текла стихами:
«Тоски покрытый облаками,
я о тебе, Герой…» – но тут,
на парной рифме «горний-молний»,
пришел слуга и тихо молвил:
«Их светлость вас к себе зовут…»
Среди подушек в зыбком свете —
лежал кумир и благодетель.
Свеча плыла. Воск пальцы жег.
«Прощай, дружок! Смирись с судьбою, —
сказал Суворов, – Бог с тобою,
и… не пиши стишков, дружок!»
У графа свет затмился разом —
и, потрясен таким наказом,
Хвостов поднялся, весь в слезах,
и вышел вон без разговоров…
Его спросили: «Что Суворов?»
Он всхлипнул: «Бредит, бредит, ах…»
Был граф как человек – не вредный.
Но если б только знал он, бедный,
живя на невском берегу,
что есть в Москве птенец курчавый,
что в паре с нянею лукавой
лепечет первые «агу»…
Вот подрастет, крыла расправит
и графа строчками прославит —
и так и этак – то-то, брат!
Желал бессмертия? Готово!
…Но разве слушают Хвостовы,
когда им дело говорят…
1986
Дождь на Литейном проспекте
Ирина проснулась и встала. Зазвякала штора,
являя рассветный, раскисший от влаги Литейный —
дом в памятных досках напротив, огни светофора
и взгляд человека из окон квартиры музейной.
Он был нездоров (кутал горло), он был старомоден,
похож на кого-то, с унылой бородкою клином…
В таком, так сказать, петербургском (вот именно) роде…
«Наверно, сотрудник музея», – решила Ирина.
И вдруг она вновь ощутила сердечную жалость —
желанье помочь человеку, которому худо.
Ей ночью приснилась тоска и, приснившись, осталась.
Теперь она знала – о чем та тоска и откуда.
Сквозь дождик глухой, моросящий давно и уныло,
хоть в форточку крикни, да там не услышат ни звука,
и это мучением было, на сердце давило…
«О боже, – Ирина подумала, – что там за мука?»
«Действительно, мука, – вздохнул Николай Алексеич, —
долги, корректура, цензура с охранкой в комплоте…
И мыслей тщета – и ничем их не сбить, не рассеять,
печальных, как барышня эта в окошке напротив…
Небось, нигилистка, – подумал, – а время лихое,
вот мы в нем обвыклись, а ей комом в горле, быть может…»
Он даже кивнул ей, махнул ей легонько рукою.
Ирина заметила это, кивнув ему тоже…
А дождик все лил – незатейлив, и мелок, и робок,
сбивался, частил, забывал, что? с которого края, —
1985
Хвостов
Когда творцы стихотворений
в трудах не ведают сомнений,
нам анекдот из давних дней
на ум приходит…
В душной спальной
генералиссимус опальный —
прощался с жизнию своей.
Уже священника призвали,
и граф Хвостов в соседней зале
торчал, как перст, в толпе родни —
с платком в руке, шепча:
«Доколе!
Как жаль, что все мы в божьей воле!
Бессмертны гении одни…»
И думал, как напишет оду
и явит русскому народу
сей скорбный день со всех сторон,
пока завистники, зоилы
на эпиграммы тратят силы…
«И буду – гений!» – думал он.
И мысль уже текла стихами:
«Тоски покрытый облаками,
я о тебе, Герой…» – но тут,
на парной рифме «горний-молний»,
пришел слуга и тихо молвил:
«Их светлость вас к себе зовут…»
Среди подушек в зыбком свете —
лежал кумир и благодетель.
Свеча плыла. Воск пальцы жег.
«Прощай, дружок! Смирись с судьбою, —
сказал Суворов, – Бог с тобою,
и… не пиши стишков, дружок!»
У графа свет затмился разом —
и, потрясен таким наказом,
Хвостов поднялся, весь в слезах,
и вышел вон без разговоров…
Его спросили: «Что Суворов?»
Он всхлипнул: «Бредит, бредит, ах…»
Был граф как человек – не вредный.
Но если б только знал он, бедный,
живя на невском берегу,
что есть в Москве птенец курчавый,
что в паре с нянею лукавой
лепечет первые «агу»…
Вот подрастет, крыла расправит
и графа строчками прославит —
и так и этак – то-то, брат!
Желал бессмертия? Готово!
…Но разве слушают Хвостовы,
когда им дело говорят…
1986
Дождь на Литейном проспекте
Ирина проснулась и встала. Зазвякала штора,
являя рассветный, раскисший от влаги Литейный —
дом в памятных досках напротив, огни светофора
и взгляд человека из окон квартиры музейной.
Он был нездоров (кутал горло), он был старомоден,
похож на кого-то, с унылой бородкою клином…
В таком, так сказать, петербургском (вот именно) роде…
«Наверно, сотрудник музея», – решила Ирина.
И вдруг она вновь ощутила сердечную жалость —
желанье помочь человеку, которому худо.
Ей ночью приснилась тоска и, приснившись, осталась.
Теперь она знала – о чем та тоска и откуда.
Сквозь дождик глухой, моросящий давно и уныло,
хоть в форточку крикни, да там не услышат ни звука,
и это мучением было, на сердце давило…
«О боже, – Ирина подумала, – что там за мука?»
«Действительно, мука, – вздохнул Николай Алексеич, —
долги, корректура, цензура с охранкой в комплоте…
И мыслей тщета – и ничем их не сбить, не рассеять,
печальных, как барышня эта в окошке напротив…
Небось, нигилистка, – подумал, – а время лихое,
вот мы в нем обвыклись, а ей комом в горле, быть может…»
Он даже кивнул ей, махнул ей легонько рукою.
Ирина заметила это, кивнув ему тоже…
А дождик все лил – незатейлив, и мелок, и робок,
сбивался, частил, забывал, что? с которого края, —
Последний отзыв
Удивительная книга. Как никогда актуальна сегодня. Язык и стиль автора настолько тонок, лёгок и изыскан, что легко поведёт читателя в мир героев, кото...
Далее