Сберег же кто-то нам Сосновку…
И вдруг опомнится душа,
пейзаж примерит, как обновку,
и убедится – хороша!
Еще бы лунный свет добавить
или туману волю дать!
И локон тот – вот так – поправить,
и эту ветвь – вот так – прибрать…
И все. И можно возвращаться.
А там все то же, все – точь-в-точь…
– Послушай, что нам препираться?
Такая ночь,
такая ночь!..
1979
* * *
Снова два монолога
в диалог сведены.
И ноябрь у порога.
И сады сожжены.
И затеял круженье
хоровод снеговой…
Выяснять отношенья
мне и ей не впервой.
А она глаза прячет
и молчит у окна —
за полслова до плача,
за полночи до сна.
И понять ее душу —
как скворца воробью.
И не скажешь: «Послушай!»
Не услышит: «Люблю…»
Мир становится шаток,
обвалиться грозя.
И не скажешь: «Нельзя так…»
Ей известно – нельзя.
И сидим, как на тризне.
Тут зови, не зови.
…Вся запутанность жизни —
против нашей любви.
1979
* * *
Заглянул во вчерашнее – встретил развал,
суету да понурость…
То юродство, что раньше добром называл,
нынче злом обернулось.
И любовь, что была, износилась уже.
И тоска – все бесплодней.
Как рубашку сменить, захотелось душе
новой жизни сегодня.
Говоришь: «Я отныне в тот дом не ходок,
я к себе без поблажки!..»
Говоришь – ощущая уже холодок
этой новой рубашки.
Говоришь, и как будто над бездной стоишь,
и мурашки по коже…
Но к обеду, глядишь, эта новая жизнь —
на былую похожа.
1970
Под вечер
Раздумьями, как сном,
объяты сад и дом —
с дремучим стариком
и псом, на вид угрюмым…
Накрапывает дождь,
вгоняет листья в дрожь —
во все заботы вхож
и сам подвержен думам…
Он думает, что сад
его касаньям рад —
соцветьями объят
и огражден штакетом…
А сад себя для глаз
расправил напоказ —
и думает сейчас,
но вовсе не об этом…
Он думает, что пес,
который кость унес
в тайник у двух берез —
смешон своим секретом…
А псу и невдомек,
на лапы мордой лег —
и размышляет впрок,
но вовсе не об этом…