Статьи о России

Наверное, этим – глубоко укорененной в каждом из нас культурной особенностью, национальной тягой к резким суждениям, в последние годы вышедшей наружу, – плюс, конечно, и какие-то политические факторы, вызван слабо объясняемый другими способами «Болотный нонконформизм» и прочая митинговщина 2011—2012 годов. Объясняется и трудно объяснимый «высокий рейтинг матерщины», вылившийся Крымским потопом на центральные улицы вполне приличных, внешне цивилизованных русских городов самого последнего нашего времени. И повальная ругань всех со всеми в Рунете…. И вот это было бы очень грустно, это могло бы говорить о том, что в нашей триаде ДУША, ТОСКА, СУДЬБА в последние годы вольготнее всех себя чувствует вторая.

Но есть и иное. Несмотря ни на какие времена и обстоятельства, русские ПРАВДА и РОДИНА – очень частотны, например, по сравнению с английскими truth и homeland, по сравнению с подобными словами других языков, – как и всегда это было! – намного частотнее, то есть у нас всё так же фантастически в чести.

А это значит, что наши ядерные ценности, нашу культуру, наш язык не так-то просто не то что поменять – хоть немного изменить.

Литература:

1. Wierzbicka A. Dusha (=Soul), Toska (=Yearning), Sud’ba (=Fate): Three key concepts in Russian language and Russian culture // Zygmunt Saloni (ed.): Metody formalne w opisie jezykow slowianskich. – Bialystok: Bialystok University Press, 1990. P. 13—36.

2. Серио П. Оксюморон или недопонимание? Универсалистский релятивизм универсального естественного семантического метаязыка Анны Вежбицкой // Политическая лингвистика, 1 (35), 2001, стр. 30—40.

3. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов / Пер. с англ. А. Д. Шмелёва. – М.: Языки славянской культуры, 2001. – 288 с. – (Язык. Семиотика. Культура. Малая серия).

4. Алефиренко Н. Ф. Лингвокультурология. Ценностно-смысловое пространство языка: учебное пособие: Флинта, Наука, – М., 2011. – 592 с.

5. Копытов О. Н., Черкес В. П. О структурах, представляющих «модус русской культуры» // Литература в контексте культуры: материалы науч.-практ. конф. 26—28 окт. 1994 г. Комсомольск-на-Амуре: Изд-во КнАГПУ, 1995. – С. 19—26.

6. Копытов О. Н. Ключевые слова русской культуры // В кн.: Копытов О. Н. Душа, тоска, судьба: очерки и рассказы о русской словесности и русском характере. – Хабаровск: Тонкие лозы, 2002. – 202 с. (есть в ДВГНБ); то же – в сетевом журнале «Дальний Восток России» ([битая ссылка] http://dvr.dvtrk.ru – сегодня адрес недоступен).

7. Биллингтон Дж. Россия в поисках себя / Пер. с англ. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2005. – 224 с.

8. Стихи С. Есенина, А. Блока, Н. Клюева, И. Северянина, И. Бродского, Ф. Сологуба, А. К. Толстого здесь процитированы с сайта «Библиотека Максима Машкова»: [битая ссылка] http://www.lib.ru

9. Вежбицкая А. Сопоставление культур через посредство лексики и прагматики. М.: Русские словари, 2001. – 399 с.

Много ли человека советского в современном россиянине?

В последние годы немало пишется и говорится о том, что черты, привычки и ценности «среднего, базового, типового» человека советской эпохи не смогли выветриться из того же человека, но уже живущего в новых политико-экономических условиях. В 2000-х гг. вспомнился полузабытый термин homo soveticus – как объект и термин модели уникального по своим социальным и психологическим характеристикам советского человека. Не только в научной литературе, но и в СМИ всё чаще задается вопрос: осталось ли в нас что-то советское? Есть ли homo soveticus в homo post-soveticus? Однако нетрудно заметить, что научные и публицистические работы данной тематики посвящены отдельным аспектам черт человека советского в современном «среднем», «базовом», «типовом» (реже – в любом) россиянине. А в данной работе будет представлена попытка интегрирующего, объединяющего несколько аспектов подхода по этой теме.

Лингвистический аспект

Человек советский обнаруживает себя сегодня уже хотя бы тем, что за 1990-е, первую половину 2000-х так и не решил проблему обращений.

В начале – середине 90-х в научном и СМИ дискурсах это было актуальной и модной темой: «господа» или «товарищи»? Что взамен обращений «по половому признаку»: «мужчина», «женщина», «девушка», «молодой человек»? Первый вопрос решен только в бизнес-языке, в международном общении на русском языке, – только «господин», «госпожа», «господа». Первый вопрос решен и в армии и милиции. «Господа офицеры» из дореволюционной России не вернулось, осталось «товарищи офицеры» (может быть, никакого «идеологического» подтекста в этом обращении сегодня нет, может быть, здесь «товарищ» – это тот, кто занят с тобой одним делом?).

Понятно, что проблему обращений могли решить только там, где приобрели определенные очертания институциональные и социопсихологические фигуры.

На уровне человека «среднего, базового, типового» подобного институционального и психологического, адекватного новым политико-экономическим условиям абриса пока нет, что будет показано всем последующим рассуждением. Отсюда и эта, довольно элементарная проблема отдельного лингвистического аспекта, не решена. Не прижились предлагавшиеся в 90-х и отдельными исследователями и целыми институтами (например, СМИ) формы «сударь», «сударыня». Остались формы обращений советской эпохи. Всё те же «половые» «мужчина», «женщина», «девушка», «молодой человек».

И этот частный случай не столь тривиален, как может показаться, и способен вывести на некие базовые черты сегодняшнего «базового» россиянина. Язык вообще и речь в частности вторичны по отношению к быту и идеологии. Быт и идеология, а не лингвистическая косность россиянина привели к «советскому трофею» обращений. «Уличный», общественный быт среднего, «непродвинутого» россиянина мало изменился с советских времен. Маленький пример: по утрам и вечерам он так же ездит на работу в переполненном салоне автобуса или вагоне метро. Какие могут быть обращения типа «господин», когда половина пассажиров внутригородского автобуса не платят жалкие десять-двенадцать рублей за билет, а показывают «социальные проездные»?

Еще более ярок и показателен в плане живучести модуса советского идеологический аспект, на пространстве которого мы выявим еще одну базовую черту: homo post-soveticus так же, как его предшественник, имеет в себе то, что называется «классовым чутьем» и, соответственно, обладает возможностью классовых оценок: от классовой идентификации до классовой ненависти. «Господин» для homo soveticus и для homo post-soveticus – слово классово, идеологически маркированное. «Господин» – не просто благородный человек или «вообще-человек», для обывателя – это классово отмеченный элемент. Элемент «простому человеку», от школьной учительницы до дворника, чуждый.

При этом обыватель не утрачивает, тоже, кстати сказать, доставшееся ему в наследство от человека советского, свойство «глухого роптания»: в лингвистическом аспекте – это лингвистическое пуританство в плане «контроля» над родным языком и «кухонная риторика» в плане «совершенствования» своей речи. Лингвистическое пуританство выражается в том, что именно «средний, базовый, типовой» человек сегодня пишет, звонит в редакцию, требуя «очистить» русский язык от всего, что только вообразимо – от англоязычных терминов компьютерного языка до родного мата (в советскую эпоху обыватель делал по сути то же самое, требуя запретить слово «джинсы» и строже наказывать за тот же мат). Странно то, что при этом сегодняшний обыватель не возражает против того, чтобы компьютер оказался в его личном пользовании и прекрасно владеет родной матерщиной (как он прекрасно владел ей в советское время, и не возражал, чтобы какие-то там «джинсы» надели его дети).

Возврат же к «кухонной риторике» (в условиях «гламурно-официального» СМИ-пространства), который сегодня фиксируется во многих социальных, политических и психологических исследованиях, притом что «кухонная риторика» являлась неизбывной чертой человека советского, тесно переплетает лингвистический аспект с тем же идеологическим и еще с одним, назовем его «СМИ-аспект».

СМИ-аспект

Сегодняшнее общество (все полюсов «элиты» и «деклассированного элемента») – это «общество, ушедшее от печати, чтения, обсуждения прочитанного к экрану телевизора, а общедоступные его каналы, как известно, практически полностью огосударствлены, они дают официальную оценку происходящего, прошлого, да и будущего» [1]. Это сближает homo soveticus и homo post-soveticus. Ведь то, что первый читал больше всех в мире – это миф (за исключением короткого периода «ранней перестройки»), он «собирал» книги, это было модно, а его информативно-коммуникативная основа в 1970-е – первую половину 1980-х была та же, что и сегодня, – электронные СМИ. Парадоксально, что homo soveticus им не доверял, но на них ссылался: они были основным источником информации, другой информационной базы у него просто не было.

При всем внутреннем подозрении к СМИ, сегодняшний россиянин, так же как и его советский предшественник, своей информационной базой, основным источником информации избирает те же электронные СМИ… которым по-прежнему не доверяет. Кажется, это про современного россиянина еще в 1987 году говорила канадская исследовательница Фрида Порат: «Почему человек отказывается наслаждаться каждым мгновением жизни, а предпочитает спать, то есть занимается самоубийством? Или день и ночь смотрит телевизор, слушает радио – лишь бы отгородиться от действительности каким-то шумом?» [2].

В научном социологическом и журналистом материале можно найти массу примеров того, что «типовой» современный россиянин информационной истиной в последней инстанции избирает СМИ. Важно, что безотносительно к конкретной передаче, радио- или телеканалу. Он ссылается на СМИ как институт. Метатекст, вводящий диктум, в этом материале всегда примерно таков: «Да, да – я целую передачу слушала, там говорили…»; или проще, максимально достоверно: «по радио (телевизору) говорили, что (цены пока поднимать не будут / шоколадное масло вредно / ЕГЭ в этом году не отменят, и т.п.). И в то же время…

Городские жители в России (данные на 2003 г.)…

Для вас лично за последние годы…

[3].

На наш взгляд, усталость от «двойного информационного стандарта», то есть необходимости прислушиваться к тому, чему внутренне очень трудно доверять, приводит к бешеной популярности телепрограмм типа «Аншлага» или «Кривого зеркала»: при всей их примитивности, там нет ничего «гламурно-официального», там нет «свободы слова, со свободой, но без слова», там нет Путина с Медведевым, с которых начинается и которыми заканчивается любой информационный ТВ-день. Там есть глупое и примитивное, но такое обывательски родное, знакомое, однозначное: теща, водка, обманутые мужья и любовники, летящие с балкона… Увы, это отступление от темы: здесь параллелей с советским временем мы не найдем. Советский человек от «двойного информационного стандарта» уходил в юмор довольно высокого рода: телевизионные «Манекены» Аркадия Райкина или программу «Вокруг смеха», а то и рассказы Михаила Зощенко…

Аспект «стервозности»

Начнем с того, что типично «стервозные» лозунги, так популярные сегодня, типа «Это ваши проблемы», родились не сегодня, а в советскую эпоху (от «оттепели» и дальше), во-первых; во-вторых, они практически мертвы, отсутствуют там, где принято обращение «господин» – в бизнес-сфере, сферах международного общения, и под.

Стервозность советского типа понятна и легко объяснима. С момента, когда стало дозволено хоть чуть-чуть огрызаться тоталитарной власти – с той же «оттепели», с конца 50-х, советский человек, помня ГУЛАГ и прослышав о «психушках», стал огрызаться не на «революционном» уровне, но хотя бы на уровне защиты своей самости, природно-животного стремления охранить собственную особь и свою самку с потомством. Советский человек стервозностью, нахальством, нежеланием вникать в чужие проблемы защищался на животном уровне как от тоталитаризма, так и от навязываемых ему советских «цивилизационных» аксиом, типа такой «аксиомы» А. С. Макаренко: «Человек, у которого коллективная перспектива преобладает над личной, является уже человеком советского типа». Коллективное и личное должны составлять гармонию. Это противоестественно, чтобы коллективная перспектива преобладала над личной, как и прямо противоположное.

Но ведь сегодня, наоборот, приоритет «личной перспективы» над «коллективной» просто навязывается сверху! Сегодня власти – от президента до маленького чиновника – сплошь пафосно говорят о «конкурентоспособности» (то есть «Ваши проблемы – это ваши проблемы»), «личной перспективе», «инициативности», и под. При том, что все видят, что подобные «инициативы» и «развитие личных перспектив» происходят, мягко говоря, в неравных условиях у «элиты» и «человека базового», последнему ничего не остается, как вспомнить «стервозные» лозунги советского времени, стать хамом, охранять свою самость, строить свою перспективу по семейно-клановому типу.