Домой, в Советский Союз!

Директор известного риэлтерского агентства, госпожа Прыгунова вдруг превращалась в обычную Лариску, которую мы знали на протяжении десяти школьных лет. А чемпион Европы по классической борьбе, Константин Усталов становился прежним Костяном, с которым мы вместе сбегали с уроков, дабы отправиться на речку или поиграть в футбол.

Быть может, именно эта самая изюминка, когда никто не пытался залезть тебе в душу. Когда школьные друзья запросто возвращались в детство, превращаясь из взрослых, солидных людей в обычных парней и девчат, тех самых, которых мы хорошо знали – и являлась тем неповторимым и привлекательным, что и позволяло нашей ежегодной традиции, по пришествие стольких лет, не потерять своего изначального вкуса и не кануть в небытие.

Обычно всё заканчивалось ближе к полуночи, однако мы могли и подзадержаться. К примеру, до следующего утра. Наслаждаться прибрежной тишиной или, напротив, хором подпевать нашему гитаристу Михаилу Лохновскому. Михаил так и не стал знаменитым музыкантом, исполнителем собственных песен, хоть и были те песни просто обалденными. По молодости своих лет Мишка безуспешно пытался пробиться на большую эстраду, однако широкой известности он так и не получил. Лохновский вернулся в родной город, и долгое время работал на заводе, в литейном цехе. Ну, а сейчас, после полного закрытия данного предприятия, трудится в какой-то мелкой фирме, едва ли не курьером.

На самом подходе, я расслышал знакомые голоса, доносившиеся со школьного двора. Правда, из-за высокого кустарника я так и не мог разглядеть кого-либо из своих бывших одноклассников. А чуть позже, в душном июньском воздухе мне удалось уловить разномастный запах престижного парфюма. Исходил он примерно от школьного крыльца, где и должны были собраться люди, с которыми я провёл бок о бок не менее десяти лет своей жизни (то есть, пятую её часть).

– Юрок, ты ли это?.. Какими судьбами?.. – первым меня заметил тот самый Фофан (Игорь Феофалов), по поводу которого, давеча я кое-что успел соврать Вилене. Игорь был единственным, кто не доучился вместе со всеми до десятого класса. После восьмого, он поступил в авиационный техникум. Потом срочная, трёхлетняя служба на тихоокеанском флоте. При этом связи с нашими пацанами он вовсе не терял. Более того, когда те, в начале горбачёвской Перестройки побросали свои институты для поиска быстрых и лёгких денег, дембель Фофан, в некотором роде сумел подсобрать их в одну группу (вместе-то, оно всегда сподручней).

По началу, ребята трудились на самых неквалифицированных профессиях, брались за любую работу. К примеру, мыли вагоны в трамвайном депо; подрабатывали униформистами в цирке. Однако, решающим в выборе окончательного промысла для той дружной ватаги оказалось соседство наших дворов с крупным продуктово-вещевым рынком.

Когда наша страна только-только познакомилось с заморским словом «рэкет», мои школьные друзья, под предводительством всё того же Игоря Феофалова уже вовсю обкладывали данью колхозником и кооператоров, торговавших на том самом рынке. Именно так, через беспредел, через откровенный криминал, кое-кто из моих одноклассников и обзавёлся первоначальным капиталом. Лет через пять, когда правоохранительные органы объявили войну организованным преступным группировкам, бригада Фофана по-тихому разбежалась, легализовавшись в иных, вполне официальных сферах. Так Андрей Зайцев открыл фабрику по производству пластиковых окон; Женька Малюта обзавёлся собственным рестораном. Один лишь Саня Каржановский (по-простому Коржик) угодил за решётку. Да, и то по пьянке и по собственной глупости, попавшись на банальной драке, с отягчающими. По крайней мере, именно так, нам, простым обывателям, объяснили его судимость.

Сам же Игорь подался на Север. Крутится там довольно серьёзно. Правда, о его делах нет никакой конкретики, всё покрыто туманом и слухами. По одним из них Фофан имеет свою собственную нефтяную вышку, с которой получает немалые дивиденды. Данный факт (то есть, наличие вышки) вовсе не отрицает ещё один наш бывший одноклассник Сергей Дормачёв, в середине девяностых отправившийся за длинным рублём в Когалым в качестве автомеханика, а ныне имеющий сеть собственных СТО в Хантах.

– Не поверишь. Совершенно случайно… – меж тем ответил я Фофану в той же шутливой манере, в которой он ко мне собственно и обратился. – …Проходил мимо и вдруг услышал твой писклявый голосок.

– А вот я, Юрка… У себя на Севере, случайно услышал новость о том, что тебя из «Роснефти» попёрли… – теперь уже Феофалов не упустил шанса ответить мне колкостью.

«Ну, вот… – с грустью подумалось мне. – …Не успел я ступить на школьный двор, как всё и началось».

– Игорёк, а ты не верь злым языкам. Меня вовсе не попёрли. Я сам оттуда ушёл, громко хлопнув за собой дверью.

– Не трынди… – рассмеялся в ответ Фофан. – …Из «Сибнефти», «Роснефти» и «Газпрома», просто так не уходят. Уж лет двадцать, как я кручусь в этих сферах, потому и доподлинно мне известно, о чём я сейчас говорю.

Вот так (едва ли, не обухом по голове) и началась наша официальная часть, которая (если вы помните) меня не очень-то и привлекала. Однако на сей раз, она вышла не столь скучной и однообразной как прежние. Причиной тому стал кризис, западные санкции и тому подобное. При этом, как позже выяснилось, под «раздачу» экономического коллапса попал вовсе не я один.

Тот же Женька Малюта, владелец некогда крутого ресторана. Сегодня он был совершенно немногословен. Кто-то шепнул мне, дескать, у его бизнеса нынче не самые лучшие времена. Бывает так, что и сам Жека вынужден помогать на кухне, лично чистит картошку и таскает грязную посуду.

А впрочем, не всё здесь стоит списывать на кризис или западные санкции.

К примеру, Илья Мельник, большую часть своей жизни отработавший врачом на машине «Скорой помощи». Его абсолютно мирная профессия не имеет никакого отношения к крупным колебаниям мировых экономик и, тем не менее, он так же, как и многие из нас находился нынче в несколько неоднозначном положении. Дело в том, что пару недель назад Илью избил пациент, в квартиру которого он примчался по срочному вызову. Вызвавшим «неотложку» оказался наркоман, испытывающий «ломку» и требовавший от медиков дозы наркосодержащего препарата. Теперь наш Илья всерьёз подумывает об уходе из «Скорой».

Или его супруга, Мельник Ирина, так же наша одноклассница, по девичеству Власова. До последнего времени Иринка работала директором обычной школы. В эту самую школу ходил и мой сын Андрей. Хорошая была школа, по крайней мере, мне она очень нравилась.

Почему «была»?

Да, потому, что некоему деятелю из городского отдела образования (очевидно, по пьяной лавочке) в голову вдруг пришла идея по объединению нескольких образовательных учреждений в нечто общее. Так с лёгкого росчерка пера были объединены Речное и Медицинское училище; Финансовый институт и Академия физической культуры. По тому же самому принципу, школу моего сына поглотила более крупная соседняя гимназия. Причём, если поначалу Ирине было обещано место завуча во вновь образованном конгломерате, то по окончанию этого самого слияния, она и вовсе попала под сокращение.

Вот и подумайте: причём здесь кризис?

Тут невольно начинаешь вспоминать «булгаковскую разруху», которая ни где-нибудь, а в наших собственных головах.

Оглядывая присутствующих, я вдруг обнаружил, что после долгого перерыва в основную группу школьных друзей вновь влилась парочка наших одноклассников.

Лёва Попович прибыл из Германии. Когда-то Лёва обучился на стоматолога. Однако ни один зуб ему вылечить так и не пришлось. Потому как он удачно вступил в брак с богатой немецкой фрау и тотчас покинул пределы России. Одним словом: альфонс. Не видел я его лет двадцать. Ну, а теперь Лёву, похоже, послали на… Скажем так: на малую родину.

Примерно та же история приключилась и со Светкой Ивановой, погнавшейся за дорогим женихом в Израиль. После чего Света перебралась в Европу, якобы, и там пытаясь найти для себя более-менее приличного мужчину, ну, и параллельно занималась в тех краях древнейшей профессией.

Обо всём вышеизложенном я узнал, как вы, наверное, и сами поняли за первые пару часов нашей текущей встречи. Когда мы только-только определялись с местом проведения дальнейшего торжества; пока добирались до отдалённого от цивилизации берега реки; пока обустраивали то место; пока разводили костёр и пока произносили первые тосты под холодные закуски.

А впрочем, между разжиганием огня и первым произнесённым тостом был и ещё один весьма примечательный момент, на котором мне бы хотелось остановиться несколько поподробнее.

Дело в том, что собирая по округе сухую древесину для будущего костра, я разговорился с Васей Бессоновым, в прошлом кадровым офицером, а ныне военным пенсионером.

– Юрка, ты даже представить себе не можешь, как в молодости я ненавидел родительскую дачу… – в процессе общения вдруг признался мне Василий. – …Для меня это была самая настоящая каторга. Вспоминая те времена, в моей памяти непременно всплывают бесконечные пространства, которые мне предстояло прополоть или перепахать штыковой лопатой; какие-то дикие горы навоза, машины песка, прицепы опилок. Всё это необходимо было смешать с той самой перепаханной землёй.

И вот. Прошло каких-то тридцать лет, и мне в наследство достался всё тот же дачный участок. И ты б только знал, с каким благоговением и упоением я теперь на нём работаю. Да, я готов пропадать на этом участке с утра и до ночи, трястись над каждым кустиком, над каждой ягодкой, над каждым листочком. Наверное, мы, Юрка, уже становимся стариками. Увы, но наше время постепенно уходит в небытие.

– Васёк, время тут вовсе не причём. Да, и фазенда ваша мне всегда нравилась… – усмехнулся я. – …Просто каждому возрасту свойственны свои интересы. Помнишь, как мы однажды притащили на ту вашу дачу двух распущенных девиц, подцепленных в электричке? Как ты переживал, чтоб туда внезапно могут нагрянуть родители. Ловко ж они нас тогда прокатили. Выпив всё спиртное, те заразы тупо сбежали. Ну, а теперь тебе, наверняка, вовсе не до случайного, спонтанного секса. Да, и потребностей в иных занятиях, увлечениях или устремлениях, свойственных более молодому организму, у тебя так же нет. Вот и потянуло тебя к земле.

– Юра, ты бы не спешил записывать меня в импотенты. С этим делом у меня всё ещё ого-го!.. Уж тех распутных малолеток я бы со своей дачи сейчас точно не упустил. А впрочем, отчасти ты прав. Свободного времени у меня теперь, действительно, вагон и маленькая тележка… – задумчиво почесав свой затылок, Бессонов продолжил. – …Потому, наверное, я и подписался в прошлом году на Лавровскую экскурсию.

– Какую ещё экскурсию? – переспросил я, несколько насторожившись.

– Как? Ты разве не знаешь о том, что Вовка возит людей в бывший Советский Союз.

– Не уж-то Лавров разжился машиной времени? – поинтересовался я в надежде получить хоть какой-то вразумительный комментарий.

– Да, нет. Ты неправильно меня понял… – со свойственной ему обстоятельностью, простотой и армейским спокойствием, Василий приступил к развёрнутому пояснению. – …Машина времени тут не причём. Просто организаторы данных экскурсий взяли да и переоборудовали одну из деревень нашей области в городок, живущий по правилам и законам советского прошлого. Прикольная, скажу я тебе, затея. Будто бы ты попадаешь в своё более спокойное и безмятежное прошлое, в своё детство, в свою молодость, где всё расписано на пять лет вперёд. Имею в виду, от одного съезда партии до другого.

Знаешь, Юрок?.. Какими бы мрачными красками не очерняли наше социалистическое прошлое, чтоб там не внушали нашим детям современные средства массовой информации о порочности того коммунистического режима; чего бы ни говорили… Юрка, ведь мы жили в том времени, видели всё своими собственными глазами. Потому и могу я заявить тебе с полной ответственностью о том, что мы сами просрали своё счастье. Развалили лучшее, что было в те годы на нашей планете. Как-нибудь я ещё раз напрошусь к Лаврову на повторную экскурсию. Просто незабываемые впечатления мне удалось получить в прошлом году.

– Василий, а что конкретно произвело на тебя наибольшее впечатление?.. – признаться, я был до глубины души заинтригован услышанным. – …Расскажи обо всём, поподробней.

– Об этом не расскажешь, это нужно увидеть самому. – Бессонов произнёс данную фразу с каким-то особым самозабвением.

– Скажи, Василий. А ещё кто-то из наших был с тобой на той экскурсии? – я уже понял, что от военного пенсионера, влюблённого в свою дачу, какой-либо конкретики мне не добиться. Уж слишком сильны в нём были ностальгические настроения. Потому и предпочёл я зайти несколько с иной стороны.

– Мы ездили туда стандартной группой в двадцать человек. Правда, из тех, кого ты знаешь, был лишь я и Костя Усталов… – ответил Василий. Немного подумав, он добавил. – …По-видимому, Лавров не сумел более никого из наших сагитировать.

– Ну, а Косте?.. Ему, так же как и тебе, понравилась данная экскурсия? – на всякий случай поинтересовался я, прекрасно понимая, что Усталов, то есть человек, которого на протяжении всей своей жизни бросали и швыряли на борцовский ковёр, для каких-либо расспросов был ещё худшим вариантом, нежели списанный офицер.

– Не знаю, не знаю… – чуть замявшись, Василий вдруг засуетился. – …Ты об этом сам у него расспроси. И вообще, пошли уже к костру. Иначе к выпивке опоздаем.

Ну, а дальше начиналась самая интересная и увлекательная часть текущего вечера. Импровизированное застолье по поводу тридцать первой годовщины нашего выпуска…

Глава 3

И всё же, как здорово, когда вокруг костерка, на диком берегу реки в полумраке надвигающейся ночи собираются сплошь твои ровесники. Люди, которые знают друг друга едва ли не с самого детства. Более того, мы воспитывались одними и теми же учителями, одной и той же улицей, жили в одном и том же времени, у нас были одинаковые учебники, книги, кинофильмы. Мы с детства были заряжены одним общим духом, в нас был заложен одинаковый фундамент, отчасти мы и мыслили примерно в одном и том же векторе. И пусть последние двадцать с небольшим лет, каждый из нас жил по своему, в разных районах, а то и городах или странах. Пусть за это время мы успели расслоиться по самым разным социальным группам. Тем не менее, нам удалось пронести сквозь годы и десятилетие именно тот внутренний потенциал, который был заложен в нас в школьные годы. Потому и легко нам было нынче общаться, находить общий язык, какие-то понятные всем темы для разговора. А ещё, в той или иной степени, мы были готовы прийти на выручку. Отчасти мы стали друг для друга родственниками, единой семьёй, взрослыми детьми, покинувшими один и тот же отчий дом. При этом каждый из нас на протяжении всей своей жизни сохранил любовь и душевную теплоту ко всем его прежним обитателям.

В некотором роде я и сам, отправляясь на сегодняшнее торжество, сохранял определённую надежду на то, что найду здесь, как минимум, душевную поддержку. И если ребята не помогут мне каким-то конкретным действием, то, по крайней мере, дадут некий дельный совет или просто посочувствуют. Ведь, помниться, и я в своё время помог кое-кому с трудоустройством или незначительной материальной поддержкой.

И эту самую поддержку, я в этот вечер всё-таки получил.

Тот же Фофан, посмеявшийся надо мной в самом начале вечера, ближе к полуночи, когда у костра остались лишь самые преданные, тихо подсел ко мне и дружески похлопал меня по плечу, сказав примерно следующее: «Не отчаивайся. Через недельку набери мой номер, что-нибудь придумаем…»

И это при том, что я вообще ни о чём его не просил. В принципе, никакой конкретики и, тем не менее, на душе моей значительно полегчало.