Оценить:
 Рейтинг: 0

Дом, где весело и страшно

Год написания книги
2024
Теги
<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
2 из 4
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Три палаты в ТДПО были мужские, три – женские. На А и Б делились только 203-я и 204-я. Кроме них в отделении были ещё 201-я – мужская; и 202 – женская. За поворотом – столовая, за следующим – отделение для самых маленьких, дальше – школа для туберкулёзников.

Прощаясь с домом, я взял с собой книгу Эрих Мария Ремарк «Время жить и время умирать». Если б ты знал, как я ненавидел читать! Но я подумал, что теперь всё пойдёт не так: я заживу тихо и спокойно в уголке с жёлтыми обоями в своей личной палате и уйду от мирской суеты в философию жизни. Я прилёг на койку и в палату вошли Спартак и Младший – два брата из соседней палаты 204 А: один фанат Спартака, другой – его младший брат. Они говорят:

– Ты откуда?

– Из Купавны.

– Какой диагноз?

– Туберкулёз… Это же туберкулёзник.

– А поточнее?

– Инфильтративный левого лёгкого. А у вас что?

– Не знаем. Нас пока что обследуют.

Я ещё подумал: «Заебись! Людей привозят в рассадник инфекции, чтоб подтвердить диагноз. Эх, Россия-мать!»

– Вы сами-то откуда?

– Нара… Наро-Фоминск.

– И сколько вы тут уже?

– Я семь дней, Младший – одиннадцать.

И тут в палату вошёл он: Серёга Карташов – низкий ростом, худощавый, коротко стриженый блондин семнадцати лет. Он учился в медицинском колледже, пока не слёг с температурой под сорок и не выкашлял гигантский ком кровавого желе, что говорило о его не лучшем состоянии здоровья. Врачи брали иглы и делали ему плевральную пункцию, что сочетало в себе диагностику и, от части, лечение данного недуга. Серый потом рассказывал: «Они с первого раза не попали! Они несколько раз прокалывали мне грудную стенку и плевру полой иглой. У меня Плеврит».

Он задаёт те же самые вопросы.

Я спрашиваю:

– А ты тут уже сколько?

Он отвечает:

– С октября. У меня плеврит. Я из Наро-Фоминского района, город Селятино.

Я думаю: вот сильный человек!! Почти полгода здесь. Но у меня-то туберкулёз, меня такая участь не настигнет:

– У меня тубик, мне сказали лежать месяц.

Серёга в ответ:

– Да-да… мне тоже сказали. Сначала месяц, потом два, потом – полгода. Это врачи – их так психологи учили.

Ясно! Стало быть, «врач» от слова «врать».

Я всё равно надеялся, что месяц пройдёт, и поеду домой.

Уже на следующий день я принимал лекарства и ходил в процедурный кабинет, где мне делали уколы Амикацина в ягодицу. А потом ещё Изониазид – в вену. Иногда иголка попадалась тупая и не могла проткнуть жилу, тогда медсестра надавливала на шприц, и тупой конец с хрустом проламывал сосуд. Изониазид в таблетках принимали все, чей организм его мог принять. Эти «барбитураты» производят уже лет 20 и за это время появились гораздо более действенные препараты, которые имеют менее обширный список побочных действий. Препараты, которых у нас, на территории России, нет и, наверно, не будет никогда.

Кроме этого я принимал Пиразинамид (по три таблетки после обеда) и кое-какие витамины для смягчения побочных действий.

Возвращаясь в палату, я читал. Иногда от книжки меня отрывали те, кем я жил до больницы – друзья. Было ощущение, что я их не видел уже полжизни, хотя прошло три дня… потом неделя. Так тянулось время. И не было ощущения, что всё осталось в прошлом, а всё, что есть сейчас – начинает меняться. Я держался за них, искал в них связь с внешним миром. Но когда лечащий врач сказала, что придётся лежать два месяца – я продолжал искать. И с ними было хорошо… быть не забытым. Как будто живым и полноценным. Но за неделю трудно кого-либо забыть. Друзья ехали домой, а я продолжал читать. Но однообразие наскучивает, и я привёз гитару.

И вот, на девятый день 04. 03. 2010 года ровно в 12:00 в палату вошёл он – Серёга Карташов из 201-й. Он удивился:

– Ты чего? Спишь уже?

– Да… вообще-то уже отбой. Медсестра зашла и погасила свет.

– Забей! Она уже спит. Пошли к нам!

Я надел мешковатые штаны и белую футболку, и мы двинулись. В 201-й тогда ещё были Малой и Пионер. Мы с Серёгой пришли, и он начал рассказывать, что у них здесь происходит: «Один раз мы с Модником остались на выходных вдвоём в палате. Оба не спали… в кладовке горел свет. Около двух часов ночи. Открывается дверь и в палату входит тощий длинный силуэт. Он был не просто длинный – ростом под потолок – метра три! Мы в ступоре. Тень тихонько подошла, наклонилась над Модным и стала смотреть ему в глаза… а потом ушла».

Мне это напомнило пионерский лагерь с традиционными историями про чёрную-чёрную комнату… или о чём там рассказывают. Но всё-таки история пробирала.

Серёга говорил дальше: « Ещё, я помню, мы скатали шарик из фольги и швыряли его по палате, а потом он исчез. Через какое-то время каждую ночь мы просыпались, оттого что у нас над ушами что-то шелестит… как будто фольгой».

Стало совсем тревожно. Малой просит Серого заткнуть хлебальник, ибо слышал эти истории несколько раз и всегда после них не может спокойно спать. А Серёга говорит:

«А ещё у нас три дня подряд бились зеркала».

Малой засёк странное движение между кроватями и кричит: «Ну что, бля, допиздился?! Под вашей кроватью что-то пробежало! Я сейчас обоссусь!»

Я всё ещё думал, что это развод, но на всякий случай поставил ноги на койку. Серёга забился в угол. А когда он оклемался, он сел, ровно выпрямив спину, и зловеще произнёс: «Если ты здесь, сделай так, чтобы Пионер проснулся». В этот момент за окном должна была ударить молния. Пионер спал пьяным сном на животе, положа руку на телефон, который в своё время лежал на тумбочке. К телефону был приделан брелок-пружинка. И что происходит?!

Через 20 секунд после слов Серого эта пружинка поднимается, и телефон начинает шевелиться, медленно подбираясь к краю тумбочки. Рука Пионера – на телефоне. Звуков – нет… даже лампочки в коридоре не гудят. Тишина звенит в ушах, и слышен только звук удара об пол рухнувшего с тумбочки телефона. Рука Пионера тоже теряет опору и падает вслед за мобильником… и наш герой просыпается! Причём, он не просто просыпается, а резко подскакивает, упираясь руками в койку и смотрит на нас… и глаза… белки в глазах у него – алые! Он смотрит безразличным гипнотизирующим взглядом, и нам страшно. Мы думаем: «Сейчас бросится. Вот сейчас».

Но ничего такого не произошло. Пионер просто уснул.

Немного отойдя от шока, Серёга положил телефон обратно на тумбочку, опять зловеще сел на койку и сказал: «Если ты здесь, пошевели пружину». И пружина начала раскачиваться, как маятник.

Малой кричит: «Серий! Сцука! Я типерь всю оставщуюся жизнь спать не смогу!» Малому тринадцать лет тогда было. Это был на вид чистейший южанин, проживший всю жизнь в Москве – Чёрный Русский, если можно так сказать. С сильно выраженным южным акцентом он объяснял: «Я раньще быль белий, потом однажьды загорель, и загарр с тех порр не смываетца».

Серый говорит: « Если ты здесь есть, пусть Малой обосрётся»

В свою защиту Малой возмущённо закричал: «Нет! Пидр! Сделяй так, щтобы он сам обосралься! Я и так уже в щтаны навалиль!»

И понеслась душа в дурдом! Моё представление о реальности начало рассыпаться.

Наутро заведующая отделением мне сказала, что придётся потусоваться здесь где-то полгода.

Будет весело и страшно!

4
<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
2 из 4

Другие электронные книги автора Олег Иванцов