Тёмная поэзия

со всех собирались дворов

и было до скрипа смешно им
глядеть, как, совсем не шутя,
молилось в слезах под луною
забытое Богом дитя.

Как будто вчера и как будто
три тысячи жизней прошло!
Какое прекрасное утро!
Как терпкое это мерло.

Навоз, испарения, рыба —
всё это останется здесь.
А ведь эти люди могли бы
(простите невольную спесь)

возвыситься, переродиться
и тоже глядеть из карет,
как режут в проулках убийцы
несчастных за горку монет;

Как кровь ручейками сбегает
и капает в ливнесток,
А школьники шустро пускают
кораблик-дубовый листок.

Оставлено прошлое в прошлом.
Пускай копошатся – не жаль.
Кровь стала рубиновой брошью.
Я перевернула скрижаль.

Он

Любви я никогда не знал:
ни жениной, ни сестринской, ни материнской.
Вся жизнь моя – сырой подвал,
я рыщу в нём – большая злая крыса.

Я никогда не знал любви.
И от того мне горше видеть вашу прелесть!
Хоть плачь, хоть режь себя – реви!
Ах, лучше б вы куда-нибудь, да делись!

Не знал я никогда любви!
Ваш вечный визави во тьме ночной, я
шепчу себе: живи, червяк, живи!
Чтоб все узнали мою боль и захлебнулись болью.

Глава первая

Послание из прошлого

Он

Смеркается, сгустились тени.
Торговцы покидают рынок, ты решаешь тоже.
Пересчитаешь выручку до пенни;
Глядишь по сторонам, а у самой мороз по коже.
Знакомой улочкой пойдёшь —
я серой мышью юркну по дорожке следом.
Весь – предвкушение, сжимаю нож.
Торговка станет моей маленькой победой!

Ты даже не успеешь закричать,
когда из тьмы я выскочу тебе навстречу.
И словно для письма из сургуча печать,
несчастной крик я замурую в вечность.

Мы спустимся с тобой в подвал,
сегодня бал – на нём танцуем только я и ты.
Я платье на тебе порвал
и алым начертил поверх дрожащей наготы.

Удар, ещё удар. Ещё! Ещё!
Бледнеешь, уж сошёл румянец с щёк.
Свой испустив последний, тяжкий вздох
ты громко рухнешь подле моих ног.

О! Это лишь начало, госпожа.
Сегодня будет праздник у ножа.
Противный хруст хрящей и позвонков:
отрезал голову и был таков!

Какой экстаз, какой восторг!
Несусь к любимой на порог,
в корзине голова и бычии чресла —
торговка их домой несла.

Она

С приходом ночи птицы замолчали,
растратив скороспелый свой задор,
и я, под стать – в ночнушке и в печали —
шагами мерю тёмный коридор.

Скрипит паркет, зияют двери спален,
но нет в них ни спасенья, ни души.
Весь воздух в доме будто бы отравлен.
Ночь стелется, как влажный крепдешин.