Харлампиев внимательно посмотрел на меня.
– Интересный ты человек, Добролюбова. Есть в тебе что-то такое… Вот хочу наказать тебя, но не могу. Есть в тебе какой-то стержень… Только вот от Киселёвой не смогу тебя оградить. А вообще ты зря сюда попала, Добролюбова. Нечего здесь делать таким как ты. Тебе детей рожать надо и воспитывать их. У таких как ты дети получаются хорошими, благо есть в кого. А ты здесь сидишь.
Он встал из-за стола и подошёл к окну.
– Знаешь, Добролюбова, я несколько раз перечитал твоё дело. Пахнет от него очень сильно.
– Чем пахнет? – спросила я.
– Тухлятиной. Не виновата ты. Знаю я это. Но вот как тебе помочь, не знаю. Деньги нужны, а денег у тебя нет. А без денег ты хорошего адвоката даже не сможешь найти, только прощелыгу какого-нибудь. Может родители квартиру продадут? Есть же у них квартира?
– Есть, – кивнула я, – но я не позволю им этого сделать. Где они жить-то будут?
– Ну, думаю, ради единственной дочки они пошли бы на это. Вот только боюсь, что не хватит и этих денег. У тех, кто стоит против тебя, денег поболе будет. Ничего, Надежда, как говорится, надежда умирает последней. Не отчаивайся, веди, главное, себя хорошо, а там посмотрим.
Вот так, так! Вот это гражданин начальник! Не ожидала я от него ничего подобного услышать! Видимо многого в жизни я ещё не видела! Как я ошибалась в нём! Это было прекрасно услышать такие слова от человека, которого считала не то, чтобы врагом, но не другом уж точно.
Я в хорошем настроении вернулась обратно к себе в комнату. Мои соседки теперь вели себя по-другому, на меня никто уже не смотрел с опаской, но правда и разговаривать со мной не стремились. Однако улучшение отношений было налицо, и спать я легла в приподнятом настроении.
* * *
Потом потянулась череда серых однообразных дней. Работа, приём пищи, сон. Рассказывать в общем-то не о чем. Близко я ни с кем не сошлась, разве что с Катериной, да и она побаивалась разговаривать со мной на людях. Все ждали одного, что будет, когда из лазарета выпишется Антон. А мне, честно, было всё равно. Я ждала этого момента с каким-то потрясающим спокойствием, хотя была уверена, что теперь-то спасительного прута в нужный момент под рукой не окажется.
Как выяснилось позже, с Антоном мне встретиться было не суждено. Я обедала, напротив сидела Катя, мы о чём-то с ней болтали. По-моему о её дочке, она была готова говорить о ней часами, она её так любила, а этот зверь ни разу за эти долгие годы не привёл ребёнка на свидание к маме. А мне нравилось слушать её, у меня детей не было, но я всегда хотела, чтобы у меня было много маленьких ребятишек, они такие хорошенькие, забавные, с ними так легко общаться… Да, похоже мне надо было не на экономику поступать, а в пед. Но я отвлеклась.
В столовую вошла охранница, приблизилась ко мне и тихо сказала:
– Добролюбова, тебя срочно к начальнику.
Я с сожалением бросила взгляд на недоеденный обед, нельзя сказать, что он был такой уж вкусный, но растранжиривать и без того скудные калории совершенно не хотелось.
– Иди, иди, – поторопила охранница, – я скажу, чтобы на ужин тебе дали побольше.
Я пошла в кабинет подполковника.
– Привет, Добролюбова, – как-то чересчур весело произнёс он, – а у меня для тебя хорошие новости.
– Какие? – недоверчиво спросила я.
– Хорошие, – повторил гражданин начальник, – сейчас тебя отведут в комнату для свиданий, там тебя ждёт твой адвокат, вроде бы твоё дело будут пересматривать.
– Лев Борисович? Он добился пересмотра? Мама мне ничего не говорила.
– Иди, Добролюбова, – настойчиво протянул Харлампиев, – иди, и там всё узнаешь.
Я шла по коридору, а моё сердце отчаянно колотилось, ему словно тесно было в грудной клетке, и оно стремилось вырваться наружу. Лев Борисович? Откуда у родителей деньги на это? Неужели… Неужели они всё-таки продали квартиру? Или может что-нибудь другое? Ответов на эти вопросы у меня не было, ответы находились за дверью, к которой я подошла. Можно было сразу их получить, но я долго стояла перед ней и не могла заставить себя потянуть за ручку. Лишь немного отдышавшись и успокоив сердцебиение я приоткрыла дверь и застыла на пороге. Никакого Льва Борисовича в комнате не было.
Около окна стоял молодой человек. Ну как молодой? Ну лет может быть тридцать на вид. Ростом выше меня, но не очень высокий, может где-то метр восемьдесят. Волосы светлые, но не очень. Такие, светло-русые. Глаза… Да, глаза, вот это были глаза! Ни у кого я не видела таких глаз! Я затрудняюсь сказать какого они были цвета, скорее карие, хотя возможно и тёмно-серые, не в этом дело. Дело в том, что эти глаза излучали какую-то невидимую силу, добрую силу, доброту. Посмотрев один раз в такие глаза, можно было до конца жизни доверять их хозяину. Молодой человек обернулся, увидел меня и улыбнулся.
– Входите, Надежда Николаевна, – он подошёл к столу, который стоял в середине комнаты, чуть отодвинул стул, приглашая меня сесть на него.
Этот факт ещё более усилил мою симпатию к этому человеку. Не каждый сможет так деликатно вести себя с зэчкой. Сам он сел напротив меня.
– Итак, Надежда Николаевна, с чего начнём? Да, мне, полагаю, надо представиться. Член Российского Союза адвокатов Андрей Голубев.
– А по батюшке? – отчего-то хриплым голосом спросила я.
– Надежда Николаевна, – улыбнулся Андрей, – я не настолько старше вас, чтобы меня называть по отчеству. Можно просто Андрей. Но если оно вас просто интересует, то скажу – Олегович.
– Хорошо, – кивнула я, – но я тоже не гожусь вам в матери, так что меня можно просто звать Надей.
– Прекрасно, – улыбнулся Андрей, – теперь продолжим. Вы, наверное, удивлены тем, что в этой комнате обнаружили меня, а не вашего адвоката Льва Борисовича Тузнера?
Я опять кивнула.
– Дело в том, что он уже не ваш адвокат. Он защищал вас на суде, а с момента объявления приговора он перестал им быть. Если бы вы надумали подавать апелляцию, или кассационную жалобу, то вам пришлось бы нанимать его ещё раз.
– Где же деньги-то взять? – непроизвольно вырвалось у меня.
– Вот-вот, – Андрей поднял палец вверх, – именно по этой причине были пропущены все сроки для подачи этих жалоб, и у вас остаётся только одна возможность оспорить несправедливый приговор – надзорная жалоба. Как это сделать? Вы можете и сами подать её, но нужно предоставить надзорной инстанции какие-то аргументы для пересмотра вашего дела. Сидя здесь, – он с тоской обвёл помещение своими глазами, – будет трудно это сделать. Есть выход – найти адвоката. Но это опять же деньги, которых ни у вас, ни у ваших родителей нет. Получается сдаться на милость судьбе? Не думаю, что вашей судьбе будет лучше, если вы просидите здесь восемнадцать лет, ну пусть пятнадцать, учитывая хорошее расположение к вам Степана Ивановича, три года он может вам скостить за хорошее поведение, если вы больше не будете никого калечить.
– Вы и про это знаете? – ахнула я.
– Я много чего знаю, – улыбнулся Андрей, – но не про это разговор. Вам повезло. Наш Союз периодически проводит выборочную проверку дел. Я как раз работаю в этом отделе. Цель? Опыт, наработки, но иногда проскальзывают дела, подобные вашему, шитые белыми нитками. Тогда мы принимаем самые разнообразные меры. Опротестовываем их, добиваемся пересмотра и так далее. Обычно такие дела ведут неопытные адвокаты, потому и неудивительно, что они приводят их к таким результатам. В вашем случае адвокатом был уважаемый господин Тузнер – один из старейшин нашего дела, тем более было странно видеть всё это. Я доложил об этом руководству, и они отправили меня в командировку в ваш славный город. Первая моя цель вы. Без вашего согласия мы не можем подать надзорную жалобу. Если вы согласитесь, то судебная машина вновь завертится. И будьте уверены, результаты будут отличаться от первого рассмотрения вашего дела. Наша организация умеет защищать людей. Итак, вы согласны на то, чтобы я подал от вашего имени надзорную жалобу в областной суд?
Андрей посмотрел мне в глаза, и я почувствовала, что буквально растворяюсь в них, а растворившись, чувствую себя такой крепкой и сильной и телом, и духом. Но мысли беспорядочно бегали по моим извилинам, как, неужели всё так просто? Опять повезло? Часы, прут, и вот теперь Андрей? Всё так хорошо, что может быть только сказкой.
– А как вы собираетесь меня оправдывать? – я только и смогла, что сморозить такую глупость.
– Надя, это уже второй вопрос, – улыбнулся Андрей, – и думать мы с вами над ним будем только после того, как получим положительный ответ на первый.
Мне понравилось, что он в этой фразе всё сказал во множественном числе, тем самым как бы объединяя себя со мной.
– Но… ведь это, наверное, будет дорого стоить?
– Надя, – покачал головой Андрей, – если бы вопрос касался денег, то я бы затронул эту тему, но, поймите, такие дела для нас прежде всего вопрос престижа, репутации нашего цеха, а эти вещи стоят больше любых денег. Мои услуги обойдутся вам совершенно бесплатно.
Я не верила своим ушам, но боялась произнести заветное слово, мне казалось, что как только я его скажу, как чары развеются, а я проснусь на своих нарах, очнувшись от прекрасного сна. Андрей ждал, он видел какая борьба идёт внутри меня. Наконец я решилась:
– Да, я согласна.
– Вот и чудненько! – обрадовался Андрей, – вам надо подписать вот здесь.
Он быстро выложил на стол какие-то бумаги. Я ставила на листах свои закорючки и в пол-уха слушала, как он говорит о каких-то надзорных инстанциях, о вновь открывшихся обстоятельствах, ещё о чём-то. Честно говоря, мне было всё равно, как он меня будет пытаться вытащить отсюда, главное чтобы вытащил.
Наконец всё было подписано, Андрей встал из-за стола и сказал:
– Надя, я попытаюсь, чтобы ваше дело надзорная инстанция рассмотрела в ближайшие дни. Использую кое-какие средства. На слушании вам лучше быть, так что я за вами приеду. А пока, всего доброго, до свидания!