СЕРЕБРЯКОВ. Не понял, что значит умели. Почему в прошедшем времени? А сейчас… да я тебя…
СЕРЕБРЯКОВА. Нет, милый, давай после ресторана. Мне надо в себя прийти.
СЕРЕБРЯКОВ. Приходи. Платье померь. Ты в тот день была в этом платье. Оно моё любимое.
СЕРЕБРЯКОВА. Бог ты мой, пятнадцать лет назад!
СЕРЕБРЯКОВ. Какая у тебя была фигурка! Впрочем, что это я? Что значит была? Нет, то, что ты видишь на стене – это не ты. Не ты! Ты – вот она. В этом платье. Ты – та, которая сейчас передо мной! Надень это платье.
СЕРЕБРЯКОВА. Сейчас? Надеть?
СЕРЕБРЯКОВ. Надевай.
Серебрякова надевает.
СЕРЕБРЯКОВА. Не могу поверить, Костя. Но оно мне как раз.
СЕРЕБРЯКОВ. Ты посмотри на себя в зеркало, полюбуйся. Ты же красотка, как будто не было этих пятнадцати лет. Потрясающе!
СЕРЕБРЯКОВА (крутясь перед зеркалом). Действительно, я себя не узнаю. Правильно говорит русская пословица: нет худа без добра.
Он берёт фотоаппарат, делает снимки. Звонок в дверь. Серебряков идёт открывать возвращается с Беляевым.
СЕРЕБРЯКОВА (застыв, испуганно). Что это? Это же он!!!
СЕРЕБРЯКОВ. Кто?
СЕРЕБРЯКОВА. Тот человек из подвала. Похититель. Который меня овсянкой кормил. И в шахматы играл со мной. Ты что не отдал ему деньги?
СЕРЕБРЯКОВ. Успокойся, милая. Я должен тебе кое-что объяснить. Этот человек – Беляев Алексей Борисович. Познакомься.
БЕЛЯЕВ (разводит беспомощно руками). Извините Елена Аркадьевна. Так получилось.
СЕРЕБРЯКОВА. Что получилось? Что происходит? Я звоню в полицию.
Берёт телефон, набирает номер.
СЕРЕБРЯКОВ (удерживая её). Погоди, Леночка. Дай объясниться. Сядь. Не волнуйся. И выслушай. Не только Алексей Борисович, но и я должен перед тобой извиниться. И я – в первую очередь. Твоё похищение было организовано…
СЕРЕБРЯКОВА. Им, я знаю, он мне сказал.
СЕРЕБРЯКОВ. Да нет, моя родная, не им – мною.
СЕРЕБРЯКОВА. Тобою?! Я не ослышалась?!
СЕРЕБРЯКОВ. Не ослышалась. Мною.
СЕРЕБРЯКОВА. И ты так спокойно об этом говоришь?!
СЕРЕБРЯКОВ. Не спокойно, разумеется: я очень волнуюсь. Понимаю, каково тебе сейчас, вхожу в твоё состояние. Но и ты войди в моё.
СЕРЕБРЯКОВА. Мне войти в твоё? Как это понимать?
СЕРЕБРЯКОВ. Попробую объяснить. Всё началось с того, только ты не злись, не швыряйся в меня фруктами, тарелками и прочее. Не будешь? Я вижу, ты уже злишься.
СЕРЕБРЯКОВА. Говори.
СЕРЕБРЯКОВ. Алексей Борисович… Может, вступитесь?
БЕЛЯЕВ. Нет уж, вы сами. Я – человек со стороны. Я могу наблюдать.
СЕРЕБРЯКОВА. Ты будешь говорить?
СЕРЕБРЯКОВ. Всё началось с того, что ты, будучи потрясающе красивой девушкой, последние семь лет стала превращаться в толстую бабу.
СЕРЕБРЯКОВА. Что? Что ты сказал?
Хватает с вазы апельсины, яблоки, бананы, швыряет ими в Серебрякова. Тот пытается уклониться, прячется за столом. Беляев искренне хохочет. Несколько бананов полетели и в него.
СЕРЕБРЯКОВ. Как говорить, когда ты дерёшься?
СЕРЕБРЯКОВА. Хорошо, успокоилась. Говори.
СЕРЕБРЯКОВ. Говорю, что ты стала толстеть.
СЕРЕБРЯКОВА. Все женщины толстеют. У нас природа такая.
СЕРЕБРЯКОВ. Не все. Многие остаются прежними даже после родов. А ведь ты даже не рожала и уже растолстела.
СЕРЕБРЯКОВА. Понятно. Тебе это не нравится.
СЕРЕБРЯКОВ. Дело не в этом. Ты мне нравишься, даже будучи пампушкой. Но ты потолстела на двадцать кг.
СЕРЕБРЯКОВА. На восемнадцать.
СЕРЕБРЯКОВ. Хорошо, на восемнадцать. Стала мало двигаться, сидела за компьютером. А болезни? Ты ведь стала то и дело по врачам ходить. Это из-за малоподвижного образа жизни, из-за злоупотребления едой. А ведь ты была такая умница. Нет, ты и сейчас известный человек в шахматном мире.
СЕРЕБРЯКОВА. Не знала.
СЕРЕБРЯКОВ. Потому что забросила шахматы, так ведь, Алексей Борисович?
БЕЛЯЕВ. Пожалуй, так. Но я скажу больше, Елена Аркадьевна. Вы… впрочем, не пора ли объяснить, как она оказалась в подвале.
СЕРЕБРЯКОВА. Да, как? Объясните, пожалуйста.
БЕЛЯЕВ. Как-то мы встретились с вами и вашим мужем на вечеринке. Вы меня не запомнили, там было много народу. А я про вас многое узнал.
СЕРЕБРЯКОВА. Интересно, что же?