Красная машина, черный пистолет

Красная машина, черный пистолет
Олег Игоревич Дивов

«Девушка идет по тротуару, безмятежно улыбаясь своим мыслям. Не сказать, что красавица, но такая прелесть – глаз не оторвать. Камера заднего вида замечает ее, когда уже поздно, совсем поздно.

Если она не остановится, через двадцать секунд ее милое личико попадет точно под сноп осколков, а я ничего не могу сделать. Мне нельзя выходить из машины. Все, что в моих силах, – высунуть руку в окно и выстрелить девушке под ноги. Возможно, это решение…»

Олег Дивов

Красная машина, черный пистолет

Девушка идет по тротуару, безмятежно улыбаясь своим мыслям. Не сказать, что красавица, но такая прелесть – глаз не оторвать. Камера заднего вида замечает ее, когда уже поздно, совсем поздно.

Если она не остановится, через двадцать секунд ее милое личико попадет точно под сноп осколков, а я ничего не могу сделать. Мне нельзя выходить из машины. Все, что в моих силах, – высунуть руку в окно и выстрелить девушке под ноги. Возможно, это решение.

Я вижу на мониторе, как она переводит рассеянный взгляд чуть правее и слегка приподнимает брови. У меня на заднем бампере крупно написано желтым: NOT MADE IN CHINA. Приметный автомобиль, теперь таких не делают, очень агрессивного дизайна и очень красного цвета. По обводам машина явно женского пола, и зовут ее – только сильно не смейтесь – Маша.

Я стою у тротуара, он широкий, метров десять, дальше возвышение в пять ступенек и полупрозрачный фасад Института Физики Пространства. Полторы минуты назад, когда Тим с Борисборисычем добрались до нужной лаборатории и начали там безобразничать, прошел сигнал тревоги, и двери из толстенного стекла заблокировались намертво. Открывать будем взрывчаткой. Еще немного – и со ступеней поверх машины полетит крошево с обломками фурнитуры. Машке-то плевать, разве что поцарапает слегка, она и без того царапанная. Конечно, я предпочел бы стоять где угодно, только не здесь, но больше негде, везде парковочные камеры. Стоит им Машку заметить и опознать, полиция рванет сюда сломя голову: запрещенное транспортное средство в городе. А у нас тут, извините, не только средство запрещенное, но и цель какая-то, мягко говоря, полупочтенная: вооруженное ограбление. Нам раньше времени совсем не надо встречаться с полицией и давать ей повод стрелять. И себе давать повод тоже незачем.

Поэтому я стою там, где камер нет, – точно перед дверью института, на площадке для пожарной и спасательной техники. Голая психология: нет такого идиота, который тут запаркуется. На Земле теперь все очень хорошие и послушные. Они стоят там, где разрешено, и вообще делают то, что разрешено. Иначе их накажут. Они все время помнят, что их могут наказать.

А я непослушный и нехороший, человек из прошлого на машине из прошлого, я плевать хотел на правила, и вот мне тоже наказание: девица идет точно под взрыв.

Наверное, это судьба.

Выпрыгиваю наружу, захлопываю дверь, поворачиваюсь, и девушка оказывается у меня в объятиях. Она даже не успевает испугаться.

– Это займет две секунды, – говорю я.

Валю ее на асфальт и падаю сверху.

В тот же миг наши открывают двери.

Мама родная, как долбануло-то!

И даже сквозь звон в ушах отмечаю: по крыше машины брякает железное. Значит, все правильно сделал. А то влетело бы девице прямо в ухо.

Вскакиваю и рывком ставлю девушку обратно на ноги. Глазищи у нее в пол-лица.

С меня градом сыплется крупная стеклянная крупа.

По ступеням бегут двое в противогазах. Вслед за ними летят клубы оранжевого дыма, такие плотные, хоть ножом режь и на хлеб намазывай. Это на случай, если среди охраны найдутся герои и решат выскочить следом. Ну и просто красиво.

– Спасибо, – говорю я девушке и ныряю в машину.

Тим запрыгивает назад, Борисборисыч садится рядом со мной, и ведь оба успевают зыркнуть на спасенную, которая стоит, малость остолбенев, и пытается сообразить, что это было. Действительно, она прелесть.

– Что это было? – гундосит сквозь противогаз Борисыч.

Плавно наступаю на педаль, Маша едва заметно приседает и срывается с места.

– Жениться хотел, – говорю. – А вы все испортили, подрывники хреновы.

Бросаю взгляд на монитор, последний взгляд на девушку, и забываю о ней, хочется думать, навсегда. Не хватало еще влюбиться, знаем мы этот обратный стокгольмский синдром.

Борисыч снимает противогаз и все так же гундосит, никакой разницы:

– Ты вышел из машины.

– Нам не нужен молодой красивый труп. В плане операции его не было.

– А если бы труп оказался твой?

– Не будь занудой, папаша, – подает голос Тим. – Алекс поступил очень глупо, но… Нельзя за такое ругать.

– Тебя не спросили… сынок, – цедит Борисыч.

Маршрут рассчитан по секундам, три зеленых светофора, потом направо и к трассе. Выезд из города закрыть не успеют, воздушный патруль когда еще поднимется, и только на трассе нас догонят перехватчики с ближайшего поста. Ничего, пусть догоняют. Минуту назад мы не хотели быть заметными, теперь наоборот. Пускай рассмотрят нас получше. И раструбят на всю обитаемую вселенную, кто именно их ограбил.

Держу пятьдесят пять миль, незачем устраивать в городе корриду, надо просто спокойно пройти светофоры. Левый ряд свободен, не езда – сплошное удовольствие. Было бы. Если бы.

Сейчас не время наслаждаться поездкой, я просто спокоен, привычно спокоен. За штурвалом нельзя волноваться и впечатляться. Чем сложнее маневр, тем я холоднее. В самых трудных ситуациях я превращаюсь вовсе в камень. Нервничать можно потом, когда встанешь на обочине и заметишь, как трясутся руки. Дорога нервных не любит.

А вот подельников моих заметно колотит. Спиной чувствую, как трясет Тима. Борисыч-то с виду ничего, но трудно дышит.

Я не задаю вопросов. Оба здесь – ну и хорошо. Третий светофор, и я прямо из левого ряда заправляю машину в глубокий правый вираж. Сзади гудят заполошно, но вроде никто не стукнулся.

– Ты мог просто из окна выстрелить ей под ноги, – говорит Борисыч. – И тут же закрыться.

Вот заело человека. В общем, понятно, он же весь план разработал.

– Ага, и рикошетом – в живот.

– Ну показал бы пистолет… Ты не имел права рисковать собой.

Движение на вылетной магистрали чуть плотнее, чем хотелось бы, мы ныряем из ряда в ряд, но Борисыч никогда не стеснялся говорить мне под руку, привык, что я не реагирую. Семьдесят миль, сейчас выскочим, и будет сто.

– Тим, я не слышал, как ты пристегнулся, – говорю.

Сзади клацает замок.

– Борисыч, дорогой, не дуйся… Она вышла из-за угла, оставалось мало времени, каких-то двадцать секунд. Я видел, какие у нее были глаза. Махать стволом не имело смысла. Она успела бы подойти вплотную, да еще и спросила бы, чего мне надо.

– И что за глаза у нее были? – спрашивает Борисыч как-то подчеркнуто недобро.

– Счастливые, – говорю.

Позади хрустит и щелкает пластмасса – судя по звукам, Тим цепляет на пистолет тактический обвес. Недолюбливаю пистолеты, неудобное оружие, слишком большой привычки требует, но с передней рукояткой, прикладом и коллиматором уже пострелять можно. Впрочем, я и без приклада с тридцати шагов легко попаду в неподвижного человека, а будет дрыгаться, так хотя бы напугаю и заставлю убежать. Тем не менее особого доверия к пистолетам не испытываю. Опыта не хватает. Пускай Тим с ними забавляется, у него опыта полным-полно.

Если все пойдет как надо, стрелять Тим сегодня вообще не будет.