– Михаил, чувствуете, как нам с вами повезло?! Электричка останавливается, двери лифта открываются, в подъезде появляется гигантская тетка с мусорным ведром и везде запах мочи, неизвестного происхождения, и точно кошачьего …овна! А у нас: запах сена, звезды и вокруг никого… – мечтательно рисовал пейзаж Соломоныч. Начитался, блин, русской классики!
– Онанировать и дома можно, – прервал я его, слегка обидевшись за урбанистический мир.
– Да не в этом дело, где, кто и как, – примирительно сказал Пифагор Соломонович, – вернее, в этом-то все и дело! Михаил, когда вы с любимой были последний раз в стогу, а вы Андрей в указанных вами местах?
– После рождения второй дочери, может, всего разок и было, в сене то, – сказал Михаил.
– Пару раз после свадьбы, – признался я, а так хотелось соврать.
– Вот вам и ответ, други мои, кто виноват и что делать, – удовлетворенно констатировал Пифагор Соломонович, – вы загнали своих жен в замкнутое пространство, задавили кучей обязанностей, а теперь гадаете «даст – не даст». Выпустите их! Освободите от навязанной ответственности. От хозяйства. Дети пусть решают свои проблемы сааа-ми! Живите друг для друга: не ой, что-то у внучки нос сопливый, а ой, что-то ты, Мишенька, с утра не весел – не сходить ли нам сено потрусить.
– А я вроде не жаловался, – промямлил я, пытаясь выйти из-под обстрела. Но не получилось.
– Андрей, человек, который едет один, все утро бубнит себе под нос «электричка везет меня туда, куда я не хочу» (это он пропел мне хмурым голосом Цоя) и задает вопрос, на который мы тут всем вагоном ищем ответ…
Теперь уже мне захотелось помахать огромным пистолетом – вы тут пейте, ешьте и пяльтесь в окно! Но тут я увидел лицо нашего потомственного комбайнера, пробирающегося к выходу. Он был счастлив! Невероятно! Несколько минут назад это был совершенно подавленный человек, которого, как мне казалось, пилил Соломон, наставляя на путь истинный. Теперь он сам светился как Соломон! Я не мог понять, чем вызвана такая перемена. То ли он получил истину, и теперь знает, как трусить сено? То ли оттого, что я, при попытке покинуть поле боя оказался единственной мишенью, а он вообще тут ни при чем?
Я немного успокоился, когда Пифагор Соломонович при прощании выдал Михаилу бескомпромиссное ЦУ: «У тебя запущенный случай. Вези жену к морю, там посуда-дети-поросята ее не догонят». Иначе, я бы решил, что эти два сушеных перца разыграли спектакль специально для меня.
Вместе с нашим другом механизатором сошло большинство аудитории, кроме нас с учителем словесности осталось человек пять или шесть размазанных по вагону в соответствии с законом случайных встреч.
Этот закон открыл я, но до сих пор не могу его сформулировать. Почему-то не выходит кратко.
***
Когда живешь в контрапункте с остальным обществом (все на работу – ты с работы, все с дачи – ты на дачу), степень твоей свободы возрастает, а встречи становятся интереснее и совсем не случайными. Непонятно? Представьте, Вы пешком пересекаете пустыню Кара-Кумы в поисках Куч-Ку-Дука… Хорошо, раз вам не нравятся Кара-Кумы, возьмите Гоби или Сахару. Лично я против Сахары – избитое название, а Гоби – горбатое, а Кара-Кумы – хоть конфеты, но вы вольны в своем выборе. Вы не переносите жару? О’кей! Вы поднимаетесь на кромку лунного кратера или спускаетесь по торосу в Антарктиде… Знать бы еще, как выглядит этот торос? Что-то среднее между тросом, торсом и трусами? Может, лучше будете спускаться по айсбергу? Эх, надо было вам сразу соглашаться на Гоби! Пар костей не ломит! Но не в этом дело! Идете вы там, где себе представили, и где никого нет и быть не может по определению. Все у вас хорошо: воды полный мочевой пузырь, кислорода целый акваланг и вязанные бабушкой шерстяные носки вместо термобелья. И вдруг, лоб в лоб сталкиваетесь с Васькой Табуреткиным! Только идиот может решить, что это случайность!
Единственно, я не совсем точно смоделировал условия, если вы в Антарктиде, то Табуреткин окажется полярником, если на Луне, то лунатиком, если на даче в понедельник – пенсионером, а если в пустыне, то верблюдом?! Кругом наши! Век бы их не видеть! Похоже у меня трудности с формулировкой закона, но я его чувствую. Суть в том, что все наши с вами встречи не случайны, только когда живешь в толпе очень трудно распознать эту неслучайность. Видимо, на кратере вулкана проще. Взять хотя бы того же Пифагора Соломоновича. Я, наконец-то, запомнил последовательность его имени и отчества.
***
– Итак, Андрей, – обратился он ко мне, – продолжаем разговор?
– Продолжаем, – согласился я, улыбаясь. И взял эту фразу на вооружение. Соломонович вызывал во мне бешеную симпатию.
– Куда путь держим?
И я, пытаясь проникнуть во вселенную его сияющих глаз, рассказал: и про старика, и про маршрут и про свои сомнения… Нам уже никто не мешал, и не надо было размахивать пистолетом.
Пифагор Соломонович даже задумался. С него почти слетела оболочка игривости.
– Андрей, выход и вход – это почти всегда одно и то же. И на первый взгляд определяется направлением движения. Но на самом деле – только конечной целью: влезть или сойти. Помочь я тебе не смогу. Мы живем в Шаранге, это почти верховья реки, а заповедник – в среднем течении и даже ниже. Это другой административный район: ни знакомых, ни бывших учеников. И про твоего старика у нас никто не слышал. Но теперь я понял, почему ты задал свой вопрос. Но не знаю, что ты хочешь у него узнать… Ты сам-то знаешь?
– Нет, – честно ответил я.
– Так вот. Ты хочешь убедиться, что он не сумасшедший. Что с головой у него все в порядке. И что такой образ жизни не убивает человеческую личность и не вызывает деградацию. Тебе даже не интересно от чего убежал он, у каждого свои причины для бегства.
– Спасибо, – ошарашено поблагодарил я. Пифагору Соломоновичу удалось за несколько минут наполнить мое путешествие смыслом. До этого мое желание найти Старика было каким-то инстинктивным – просто увидеть. Я даже не знал о чем с ним говорить. Ай да царь, ай да Соломон!
– На здоровье,– продолжал он, – есть другая проблема, я возвращаюсь к твоему вопросу. Как написал Фридрих Энгельс «каждый человек нуждается во сне, пище и удовлетворении своих половых потребностей». Это друг мой физиология, без которой нельзя.
– Да ему за эту фразу памятник поставить надо, – согласился я, – если бы наши «товарищи» взяли бы ее на вооружение (он ведь все-таки был основоположником марксизма-ленинизма), Советский Союз до сих пор бы Стоял!!! Эта статья называется «О семье в буржуазном обществе», мы ее в университете проходили по предмету история КАПЭЭСЭС.
– После революции большевики реально пытались воплотить эту идею в жизнь, – продолжал Пифагор Соломонович, – ты что, никогда не слышал про лозунг, что женщины должны быть общими? Про коммуны?
– Слышал, – неохотно согласился я, – но так, на уровне слухов и легенд.
– Правильно, потому что они вовремя опомнились и потом стыдливо замалчивали сей факт своей истории как позорный.
– Но Энгельс то тут причем, – обиделся я за Фридриха, – почему общие женщины, а не мужики? Как это вообще могло сочетаться с идеей равенства и братства?
– И не сочеталось, ошибочка вышла, – Пифагор Соломонович снова начинал заводиться.
– Да не поэтому, – возразил я. – Одно дело «обобществлять» чужое, тут мы все готовы! Другое – делиться своей женщиной. Знаете, я все-таки, сторонник идеи «поцеловал – женись».
– Не понял, – язвительно пропел Пифагор Соломонович, – где же соединяется признание секса физиологической потребностью и Ваше чувство порядочности?
– В семье, – четко ответил я, поражаясь, насколько быстро созрел ответ в моей голове. Я бы сказал, независимо от моего сознания. Или он там уже был? Вряд ли. Аналогично у меня в свое время выскочило «бомжом».
Соломон ликовал, он ревел как самец оленя после первых заморозков:
– Браво! Отлично! Молодец! Пять баллов! – искры сыпались во все стороны.
– Вы, наверное, не только русский язык и литературу преподаете? – мне на миг показалось, что Пифагор Соломонович как то очень профессионально управляет ходом моих мыслей. И вспомнил, как сам преподавал в сельской школе, помимо химико-биологических дисциплин, и географию, и пение, и труд.
– Все подряд, – быстро ответил он, не желая менять темы. – А как же любовь, Андрей?
– У меня есть двоюродный брат, которого я не видел лет 25. Я еще учился в школе, а он пришел из армии, и мы встретились с ним на деревне у бабушки. И я ему задал этот вопрос. Он ответил буквально следующее: «Любовь – это почти выдумка. Настоящая любовь встречается очень редко, может быть одна на десять тысяч пар. Представляешь, как тебе должно повезти?! Остальные живут просто так».
С тех пор мы с ним больше не встречались, не сложилось. Но я до сих пор его сильно уважаю за ту, тогдашнюю мудрость.
Действительно, я знал нескольких женщин. Милые, нежные, добрые, но не способные любить. Ни тебя, ни его, никого. Они заботливые мамы, но материнская любовь это немножечко не то, это инстинкт. А любовь, про которую мы говорим, это продукт души. Безусловно, имеющий в своей основе половое чувство, но требующий хоть немножко самопожертвования.
– Андрей, а как Вы считаете, – Пифагор Соломонович снова перешел на «вы», – вам повезло? Он демонстративно рассматривал обручальное кольцо на моем пальце.
– Да, Пифагор Соломонович, мне повезло, – торжественно, как клятву проговорил я.
– Зачем тогда ты куда-то едешь и зачем тогда тебе Старик? – он медленно и раздельно произнес каждое слово вопроса и лукаво посмотрел на меня.
Я пожал плечами.
***
– Андрей, – Пифагор Соломонович действительно стал совершенно серьезен, но от этого наша беседа потеряла цветность. – Не знаю, как тебе помочь, но только не рассчитывай на естественное затухание ранее затронутой потребности… «Венеру в мехах» читал?
– Слушал по радио «Литературные чтения», – ответствовал я, – запомнил, что автор Мазох, а не Садист, и мысль, если на работу ходишь каждый день, то и сексом надо заниматься каждый день.
– Молодец, снова в яблочко, – удивился учитель словесности, именно это я тебе и хотел сказать. – Возможно, в дебрях «уссурийского края» ты сможешь регулярно посещать стадо диких обезьян… Я бы сам, с удовольствием разок посетил, – Соломоныч улыбнулся (я бы ухмыльнулся), – но их там может не оказаться!