…и Африка нам не нужна. Роман ассоциативного повествования о молодости, желаниях, долге и любви

Старик отламывает кусок хлеба, обмакивает его в оливковое масло, пробует на вкус и говорит:

– Virgine – Девственные.

– Седина в бороду, бес в ребро, – мог бы сказать собеседник, но не сказал.

Пока сам не попробуешь, не узнаешь. Практика – критерий истины. Средиземноморская диета способствует долголетию.

Сцена завершится тем, что наемный убийца и старик чокаются стаканчиками и говорят:

– Так пусть умрут оба!

Наемный убийца готовился завалить еще и племянника Корлеоне.

Карлос Кастанеда говорил, что смерть – лучший советчик. Она постоянно следует за человеком и иногда включает фары, а иногда – нет.

Представляете себе, какую опасность представляет собой машина, мчащаяся по автостраде в темноте с выключенными фарами. Хотя, на Московской окружной дороге МКАД так развлекались молодые люди, которые на своих Мерседесах и БМВ мельтешили в потоке машин. Мелькающим, наверное, хотелось волшебства острых ощущений. Иначе, зачем бы они мелькали?

В Институте волшебство носило не столько метафизический, сколько практический характер. Помните, «мы рождены, чтоб сказку сделать былью».

Первым источником волшебства, позволявшим курсанту Института вырваться из железных оков социально-пространственной дихотомии «хорошо» / «плохо», была – маза. Мазисты исключались из круговорота социально—иерархической кармы.

Мазист – это курсант, у которого папа, мама, дедушка или бабушка занимали ответственный пост в советской партийной, государственной или другой иерархии. Источником мазы становились также дальние родственники или знакомые, готовые похлопотать за юношу.

Товарно—денежные отношения в то время не приняли еще размах. Вопросы решали через связи, как при феодализме. Это когда сначала положение, потом – богатство, а не наоборот. Административная ступень, до которой добрался человек, определяла имущественное состояние и потенцию влиять на будущее. При этом, «стяжательство» и «накопительство» осуждались официальной пропагандой настолько часто, что часть людей принимала это всерьез.

Фразы «Ведь, кто-то должен!», или «Есть такая профессия – Родину защищать!» представлялись самодостаточными, и не предполагали дополнительных доводов, резонов и аргументов. Попытка бросить тень сомнения на святую заповедь неуместным вопросом, уточнением или комментарием – подразумевала гнев, возмущение и осуждение.

Материальная составляющая жизни не исчезала, нижние ступени пирамиды Маслоу никуда не девались. Люди ценили и оценивали еду, жилье, одежду и средства передвижения. Эти вещи давали физическое выживание, безопасность и повод выпендриваться перед ближними. Сложно понять, что счастлив, пока не увидишь завистливый взгляд соседа. Выпендреж носит «духовную» природу.

Выпендреж переживается внутренним ощущением, а не внешним телом, в которое, как утверждают некоторые, – одет наш дух. Такому пониманию не мешает то обстоятельство, что телесные ощущения возникают в результате переваривания пищи. Без еды человек умирает, внутренние ощущения угасают.

Спецраспределители еды, предметов быта и «спецнаборы к празднику» – оживляли ткань советского общества разноцветными нитками материальных благ. Нитки отсвечивали блеклыми, невыразительными тонами.

Разоблачительные кадры начала 90-х, на которых показывали материальные свидетельства привилегий правящего класса, вызвали оторопь. Загородная дача члена ЦК КПСС выглядела невнятным, блеклым предвосхищением загородных замков нефтеторговцев. Плавучим яхтам-дворцам «олигархов» могли бы позавидовать иные монархи былых времен.

Впрочем, это будет потом. А пока что, в начале 80-х, мазисты чувствовали себя уверенно. Покровительство важных людей рождает иллюзию, что знаешь будущее и определяешь, чему быть и чего не миновать.

Будущее без неожиданностей вызывает скуку. События известны наперед, и единственным вызовом на жизненном пути становится преодоление того, что на Западе назвали «madness of normality – сумасшествием нормальности». Правда, так не бывает.

Жизнь удивляет разнообразием и сюрпризами. Науке людей не угнаться за этим. Грамматика науки хромает, представления о «природе вещей» говорят в прошедшем времени.

– Атом также неисчерпаем, как и вселенная, – говорил «вечно живой».

Владимир Маяковский, поэма «Владимир Ильич Ленин»: «Ленин / и теперь / живее всех живых. / Наше знанье – / сила / и оружие».

Маза дробилась на классы и подклассы; на виды и формы. Вариантов было много, но главную роль играли родители.

Родители стремятся оградить детей от злобы мира. Они стараются, но их усилия, как правило, приводят к обратному результату. Это не останавливает родителей, они продолжают желать детям добра.

– Все мы глядим в Наполеоны, двуногих тварей миллионы, – сказал Пушкин.

Возможно, поэт имел ввиду не мазу, а стремление выглядеть круче, чем получается. Об этом еще Фрейд писал: человеком управляют сексуальность и стремление к величию.

Пушкин, между прочим, учился не абы где, а в Царскосельском лицее – в двух шагах от царского дворца. В точном соответствии со строчкой Михалкова: «А из нашего окна, площадь Красная видна».

Цитаты, приведенные выше, возможно, искажают прямую речь первоисточников, но нюансы стиля и неточности текста не меняют смысла. Желание выглядеть круто пребывает в веках и передает эстафетную палочку будущим поколениям. Командному забегу с передачей «батона»[33 - По-английски, передать эстафету звучит как «pass the baton», что для русского уха забавно. Получается: «Передай батон!» По-английски «baton» – это «палочка».] ничто не угрожает.

***

Вместе с нашим главным героем, в одном потомке – в Институт поступал внук члена Политбюро.

Политбюро ЦК КПСС состоял из нескольких человек, высших иерархов страны. Политбюро возглавлял Генеральный Секретарь Центрального комитета – Император Советской империи. Члены Политбюро становились герцогами. В средние века герцоги носили корону, но подчинялись королю.

Внук члена политбюро – не просто рядовая московская маза, а супер-мега маза. По социально—экономическому потенциалу и возможному эффекту на окружающих подобное «состояние родства» не уступало близости к высшим силам по прямой линии.

– Наместник бога на земле, – говорят о людях с серьёзными административным потенциалом.

Или, шутливо:

– Заместитель всевышнего по строительству.

Или, с издевкой:

– Заместитель всемогущего по строевой части.

«Строевая часть» – это военная канцелярия, которая ведет «дела» и выдает «бумажки». Подспудно, люди знают и говорят:

– Кесарю – кесарево, а слесарю – слесарево.

– До бога высоко, до царя – далеко, – ухмыляются циники.

Сакральное и бытовое смешиваются между собой причудливым образом на бескрайних российских просторах. Российский континуум растянут в пространстве и времени. У нас трудно разобрать, где кесарево, а где божье. Воплощение главных идей доходит до социальных низов в виде незыблемого принципа «ты начальник – я дурак» и веры в «доброго царя».

«Виноват всегда кто-то другой!»

«Спасение в вышних!»

В начале ХХ века пели:

– Добьемся мы освобождения своею собственной рукой.

Дело не пошло.

Внуки членов Политбюро не переживали за будущее и прикидывали варианты по принципу «лучшее – враг хорошего». Легкодоступность опций делает выбор непростым. Когда все можно, ничего не хочется.

Иногда система давала сбои, и несознательный отпрыск благородного семейства подводил родственников «под монастырь»

Фраза «подвести по монастырь» звучала пикантно в отношении «советского и партийного работника». Советская власть едва терпела монастыри, которые остались после революции. «Советских и партийных работников» наказывали лишением должности и исключением из Партии. Их больше не ссылали в монастырь, как было принято раньше.