Покидая Саракш

Ротмистр хмуро кивнул, принимая такой ответ. Предупреждая дальнейшие вопросы, Максим добавил: – Поэтому, ротмистр, тебе надо в целости и сохранности передать этих частных лиц в свое министерство. Там пусть выясняют, откуда у них оружие, зачем им понадобились пулеметы. Нам нужны только те, кто здесь командовал. Их мы заберем, а остальных увози сам.

Генерала все не было, последний человек из его группы вышел на крыльцо, волоча за собой несколько автоматов. Максим с беспокойством вошел в здание. Очень даже прилично они тут устроились, ковры и зеркала, добротная мебель. Снизу донеслись голоса, раздался чей-то приглушенный вскрик и Максим ускорил шаг, почувствовав неладное.

Узкая лестница вела вниз. В подвале тоже были комнаты с мебелью, но разглядывать было некогда, голос Генерала звенел от ненависти: «Ты скажешь, скотина! Думаешь, что отмолчишься?». Максим проскочил по коридору, застеленному коврами и слабо освещенному. В следующей комнате он увидел то, чего больше всего боялся увидеть: Генерал замахнулся пистолетом на сидящего перед ним человека с разбитым лицом. Максим рявкнул: «Прекратить!». Генерал испуганно вздрогнул и опустил руку с пистолетом. Лицо его было мокрым от пота и сведено гримасой ненависти. Максим бросился к сидевшему на стуле и хотел поднять его, но его руки, заведенные за спинку, были скованы наручниками, продетыми через спинку.

– Массаракш и массаракш! – выругался Максим, он растерялся, придумывая, как снять наручники. Очень хотелось развернуться и дать по роже этому дураку, но ведь этим ничего не исправишь… Максим вспомнил, что видел этого человека на снимках. Это и был фиктивный владелец складов, бывший гвардеец. Где же ключи от наручников? Массаракш!

Повернувшись, Максим протянул руку и Генерал покорно отдал пистолет, Максим раздраженно сунул его в карман, и снова протянул руку, сокрушенно вздохнув: – Где ключ от наручников? – Генерал недоуменно вскинул глаза, затем лихорадочно пошарил в кармане и протянул связку ключей.

– Тот, что поменьше, – пробормотал он, глядя, как Максим осторожно приподнимает скованные руки сидевшего, чтобы найти отверстие для ключа. В его голосе Максим не почувствовал и нотки раскаяния, только досада. Может оттого, что не успел закончить свой допрос? Ну что теперь с ним делать? Совсем человек озверел…

Максим поднял арестованного со стула и, придерживая за локоть, чтобы не упал, повел наверх. Генералу бросил, не оборачиваясь: – Иди, садись в машину. От работы я тебя отстраняю, скажешь своим, что они теперь подчиняются Салу…

-14-

Странник улыбнулся и присел боком на подоконник, глубоко вздохнул, затем запрокинул голову, зажмурившись, будто смотрел на яркое солнце. Только здесь солнца не видели, одно размытое пятно. В комнате было прохладно от распахнутого окна, запах стоял приятный, это от деревьев за окном, которые Странник привез из отрогов горного массива Зартак, на востоке. Ему понравился запах деревьев, и он засадил этими деревьями весь Институт, который тогда только строился. Максим все хотел узнать, как эти деревья называются, да все забывал. Странник повернул к нему свое веснушчатое лицо, сегодня у него было хорошее настроение, в отличие от Максима.

– Максим, тебе надо поехать домой. Отдохнуть, с родителями повидаться. Ты ведь знаешь, как они ждут тебя. А потом на учебу, на Пандоре уже начали подготовку первых групп для работы планетах с гуманоидными цивилизациями.

– Спасибо, Рудольф, но я не поеду. Сейчас, по крайней мере. – Максим повертел в руках стакан с минералкой, такое начало разговора ему не понравилось. Если его решили отправить на Землю, то почему бы, не сказать об этом прямо? У него еще работы полно и проблемы появляются быстрее, чем их успеваешь решить…

Странник настаивать не стал, и снова повернулся к окну. Это тоже было необычно, значит, отсылать его не будут. И на том спасибо.

Максим пришел к нему сам, потому что положение было тревожным, саботажники не обезврежены, сводки с хонтийской границы тоже не добавляли радости. Ему хотелось ненадолго отвлечься от терзавших его проблем с саботажниками, просить помощи он не собирался, просто захотелось пообщаться. Хотя, если говорить честно, пришел он просто за моральной поддержкой, но спроси его кто сейчас об этом прямо, он не признался бы в этом ни за что.

Странник, будто прочитал его мысли и заговорил о Земле, достал из стола кристалл с последними новостями, поинтересовался, как работает нуль-передатчик. Потом рассказал, как он лет пять назад попытался на глайдере слетать на Южное побережье и как повернул обратно, получив в борт два прямых попадания ракет. Максим только усмехнулся, вспомнив свой полет на бомбовозе, но рассказывать не стал, стыдно было признаваться в том, что осознал их опасность только после того, как был вторично сбит. Тут он решил задать давно вертевшиеся в голове вопросы.

– Рудольф, как вам удается столько времени здесь прожить и не отчаяться? Ведь так тяжело все достается, и всегда находятся сволочи, которые готовы все построенное уничтожить. Вы постоянно бываете на Земле, эти, как бы сказать, переходы из прошлого в будущее вам не мешают?

Сикорски посмотрел на него задумчиво, затем, будто приняв какое-то решение, ответил:

– Максим, ты попал сюда случайно, в поисках приключений. А я прибыл для того, чтобы работать, зная, что меня здесь ожидает. В этом вся разница.

– Но ведь я говорю не об этом, – почувствовав, что Рудольф теперь говорит серьезно, Максим в очередной раз попытался объяснить, что он уже не тот наивный работник ГСП.

– Пусть я попал сюда случайно, такой уж у меня был маршрут. Но ведь я многое здесь пережил и… И я искренне хочу помочь этой стране, этим людям. Поэтому я и спрашиваю вас о том, как вы это переносите. Мне это нужно знать, я ведь собираюсь здесь жить и работать.

Максима обижало то, что Рудольф все еще относился к нему, как к мальчишке, который был нетерпелив и непоседлив. Хотя оснований у Рудольфа так считать, было достаточно, особенно поначалу. Но за прошедший год Максим очень изменился, он считал, что нашел для себя дело и, может быть, это дело станет его жизнью. Поэтому и заговорил об этом сейчас, пытаясь узнать отношение Рудольфа к себе. И готов был выслушать самый нелестный отзыв, считая, что это только на пользу дела.

– Да, я верю в твое искреннее намерение, да только намерениями, как ты знаешь, выложена дорога в ад… Ты, по молодости своей, все еще хочешь видеть результаты своих трудов, а это в нашей работе редко случается. В истории результаты даже значительных изменений становятся заметны поздно, по человеческим меркам, конечно. История оперирует десятилетиями и столетиями, в качестве единиц времени, к чему привыкнуть непросто…

Максим промолчал, сознавая в душе, что он-то как раз к этому никак привыкнуть не сможет. Понимает, осознает, что все действительно происходит так, как говорит Рудольф, но привыкнуть не может. Может, это действительно, должно являться непременным условием для работников КОМКОНа на других планетах?

Рудольф откинулся на спинку кресла и, прикрыв глаза, негромко, произнес: – А мы всегда рвемся навстречу опасностям и ждем перемен тот же час. Но час для истории – только мгновение, и рушатся наши надежды как замки песочные, и следы замывает волна. Но останутся наши надежды – не круги на воде, а как памяти метки. Как слезы застынет смола на затесах…

Максим, пораженный тем, что Сикорски заговорил стихами, даже дышать перестал. Ему он казался сухим педантом, расчетливым политиком и сильным разведчиком. Такие обычно стихов не любят, а тут… Тут же, будто и не к месту, он вспомнил, как относятся к Страннику в Институте и после глубокого вдоха решил, что вспомнил как раз к месту. Ведь Странник в душе романтик, только вида не показывает. Насколько сложен в душе любой человек, а уж такой, как Сикорски… И почему бы ему не любить стихи? Максим пока еще очень мало о нем знает.

Рудольф открыл глаза и продолжил уже другим тоном. Лирика кончилась, начались будни, подумал Максим, но опять ошибся в своих предположениях. Это было продолжением начатой темы.

– С моей подачи КОМКОН готовил операцию по очистке биосферы Саракша. Казалось бы, чего проще: привози двадцать тысяч киберуборщиков, запускай их и через пять лет континент будет чист. Но историки нас остановили. Я просил прислать сюда пять тысяч врачей, на четыре миллиона больных этого бы хватило. Но историки снова сказали: «Стоп!». Теперь ожидается удвоение количества больных, а последствия ядерной войны только начинают проявляться. – Сикорски резко хлопнул ладонью по подлокотнику кресла, обрывая себя, затем, подавшись вперед, уставился на Максима своими зелеными глазищами.

– Вот ты, Максим, землянин проживший на Саракше больше года самостоятельно, побывавший в переделках и посмотревший страну… С обитателями ты познакомился, попробовал их гостеприимства, приложил руку к их истории… Ты-то как считаешь, стоит ли нам вмешиваться в дела этой планеты? Или не лезть со своими советами и помощью? Пусть сами расхлебывают ту кашу, которую здесь заварили?

Максим растерянно почесал в затылке, все-таки умеет Странник переворачивать все с ног на голову. Массаракш! Опять он устраивает мне экзамен!

– Рудольф, я прожил здесь немного, по историческим меркам. Успел посмотреть не так уж и много. – Максим собрался и заговорил более уверенно. – Вы знаете, ГСП – не институт истории, но общая подготовка там приличная. Здесь я понял, что могу принести пользу. Хочу помочь этим людям приблизить то будущее, из которого мы с вами прибыли. Среди них есть плохие, есть хорошие. Но помочь им выжить, дать шанс на будущее – в этом я вижу нашу работу. Они ведь такие же, как мы. Без нашей помощи они могут и не успеть.

Максим выжидающе посмотрел на Рудольфа, но тот сидел в кресле расслабленно, и всем своим видом показывал, что внимательно слушает. Максим решил, что ничего страшного не произойдет, если он попытается изложить свою точку зрения. А если она идет вразрез с практикой КОМКОНа или противоречит решениям Мирового Совета. В крайнем случае, Сикорски, как резидент КОМКОНа на Саракше, мог бы давно отправить его на Землю.

– Не знаю, чем руководствуются историки на Земле, отказывая в помощи. Но планета находится в ужасном состоянии. Последствия войны, радиация и химические загрязнения, есть целые районы, где до сих пор опасно появляться людям, там ведь взрывали бактериологические бомбы… Почему не помочь, если есть возможность помочь? Такое наследство может постепенно свести все население на нет.

Если на Земле думают, что пусть все идет своим чередом, мол, история должна развиваться естественно, то я против такого подхода. Если им не помочь сейчас, то через два-три поколения страна превратится в скопище больных и увечных. Вы ведь видели мутантов… Там, за Голубой Змеей, я увидел то будущее, что ожидает этот мир, если мы не вмешаемся. К тому же, эти головастые собаки кажутся мне очень опасными соперниками для аборигенов. Жаль, что не было времени познакомиться с ними поближе…

Рудольф при упоминании о собаках кивнул головой, давая понять, что он об этом помнит. Максим очень хотел бы узнать, какие планы строит Странник в этом отношении, да только о своих планах Рудольф не любил распространяться.

– Я не знаю, какая экологическая обстановка в Хонти или Пандее, я там не был. Но ведь война была всепланетная, не думаю, что там чище атмосфера и меньше радиации. С учетом последнего конфликта, когда я сам был в районе боевых действий, от ядерных взрывов экология не улучшилась. На Архипелаге тоже должно быть грязно, атмосфера ведь на планете одна. Даже если туда и не бросали бомбы двадцать лет назад, то воздушные и подводные течения все равно принесли и туда всю грязь…

Я считаю, что мы должны помочь им. И готов доказывать это перед любой комиссией, пусть даже и в КОМКОНе. А лучше было бы поскорее прислать сюда исследовательские группы, прочесать всю планету. Оценить ситуацию и поставить в известность Мировой Совет, там ведь принимают окончательное решение? А если Земля не считает нужным помогать, тогда что мы тут делаем?

Максим хотел добавить, что если Земля примет решение не помогать, то это будет похоже на цинизм, смотреть, как гибнет целый мир и только фиксировать его гибель. Нет, он не верил, что такое возможно.

Сикорски поднялся из кресла и прошелся по комнате.

– Неплохо, неплохо… Ты правильно все изложил, Максим. Спутники работают, шесть штук крутятся уже третий год над планетой. И последствия ядерной войны просчитываются, и определены необходимые средства для очистки планеты от загрязнений. Мировой Совет получает от КОМКОНа все необходимые сведения, определенные меры принимаются, иначе нас с тобой здесь не было. Все это делается, но не так все просто, как хотелось бы… И как казалось и мне поначалу.

Историки говорят нам, что помощь навязывать нельзя, и с этим приходится соглашаться. Ксенологи и психологи говорят о том, что нельзя подталкивать развитие цивилизации извне. Надо подождать, пока обитатели Саракша не созреют до Контакта, когда все население будет готово обсуждать вопросы и принимать решения. КОМКОН не может, по своему же Уставу, вступать в контакт с обществом, не готовым к Контакту и находящимся на низкой стадии общественного развития.

Партнеры должны быть равными, говорят историки. И с этим не поспоришь. На таких планетах, как Саракш, мы можем действовать очень осторожно, не открывая своего лица и не совершать действий, последствия которых не просчитали на много лет вперед.

Я два года сидел здесь, не имея права на какие-либо практические действия. Сидел и смотрел, как гибнут хорошие люди, талантливые люди и просто люди… Собирал информацию для того, чтобы выяснить, что происходит в этом мире и куда он катится. Через два года я получил разрешение на очень осторожные шаги, с такими ограничениями, что приходилось неделями готовить простенькую операцию. Еще через год я смог убедить Совет, что в этой стране есть люди, которые могут вывести страну из тупика. С их помощью был создан Институт. Через двадцать лет в стране появится поколение умных людей, которые смогут поднять страну из развалин и не позволят вернуть башни. Но для этого нужно время, и сейчас положение очень критическое, любое небольшое событие может качнуть маятник истории в одну из двух сторон…

Рудольф остановился перед Максимом и задумчиво осмотрел его, будто за последние полчаса с ним могло что-то произойти. Максиму стало неуютно в кресле, ему захотелось срочно найти поблизости зеркало и посмотреть на себя. Рудольф хмыкнул и продолжил так, будто результаты осмотра его устроили.

– Ты, Макс помог им, ускорил на год или два то, что я собирался сделать. Пусть поспешно и необдуманно, тут уж ничего не поделаешь, но ты не вышел за пределы того «коридора» истории, что был просчитан на Земле. Теперь надо удержать достигнутое, это самое главное. Я не успел подготовиться, но шансы на успех у нас есть, и они должны быть использованы.

Рудольф снова сел в кресло, закинул ногу на ногу и выжидающе посмотрел на Максима. Максим задумчиво покачал головой, поражаясь тому, насколько он был самоуверен, пытаясь изменить историю этой страны. И улыбнулся, ведь он все-таки это сделал. На месте Сикорски он сразу бы отправил себя на Землю. Теперь-то ему не позволят так своевольничать, да он и не собирается.

– Рудольф, а как же Земля? Пусть мы будем заняты защитой того, что сейчас есть… Но что будет с остальным, с мутациями и болезнями, будем ждать, пока вырастут новые люди? Вряд ли мы дождемся этого, если не будет помощи с Земли…. – Максим вспомнил о последнем разговоре с Сикорски. – А как же те группы, которые собирались приехать?

– Исследователи будут. Планируется создать научно-исследовательскую базу, возможно, разместим на южном полюсе. Врачи на Земле работают, биологи работают, много людей заняты проблемами этой планеты. Теперь многое решается здесь, в этой стране, – Сикорски задумчиво свел перед собой пальцы рук, посидел так с минуту, закрыв глаза. Потом открыл их и посмотрел на Максима с усмешкой.

– Значит, ты решил остаться и продолжать работу… Есть что-нибудь новое по саботажникам?

Максим только вздохнул и развел руками. Если бы что-то было, он сам бы сказал. Странник кивнул, будто ожидал такого ответа.

-15-

В Институте Малыш спросил у Мака, куда им сегодня придется ехать. Оказалось, что Мак остается, будет работать с арестованными. Сегодня надо Вепря по разным учреждениям возить, где он будет разных людей опрашивать по поводу складов и документации, которую на этих складах нашли. Там ведь оружия нашли на целую дивизию, а продовольствия еще больше…