Рай для грешников

Пухлый, присевший справа от меня, осторожно хихикнул.

– Это Гуталиныч, – Джокер кивнул на цыганистого мужичка напротив Пухлого, – технарь номер один.

У четвёртого участника, моего визави, скошенный подбородок и прямая, как по линейке, черта губ, бледная кожа и безжалостные выцветшие глаза.

– Уругвай, наш главный по безопасности. Без его слова здесь пёрнуть никто не смеет. Разве что я. – Джокер оскалил крепкие зубы.

Уругвай коротко пожал руку; взгляд цепкий и тяжёлый. Пухлый, наполнив из графина гранёный стакан, выпил в три глотка.

– У тебя всего день, – Джокер говорил скупо, без эмоций. – Заколупку нашу ты знаешь, – он достал сигарету.

– Как же. Пульпу[1 - Пульпа – взвесь твёрдых частиц в жидкости.] разделить не удаётся, на твёрдое и жидкое.

– Получается, да паршиво. Сутками фильтруется, падла. – Джокер щёлкнул зажигалкой. – А продукт наш дорогой, и его ждут. Европий, тербий, неоди?м – тоннаж на Материк сдадим. Понимаешь, о чём я?

– Конечно. Редкие земли.

– Точно. Иначе говоря – лантаноиды. Смотри, чем тут мы занимаемся. Поднимаем руду, дробим, измельчаем, растворяем.

– Только не растворяем, а выщелачиваем, – поправил Гуталиныч. – Неполное растворение. В результате получается эта самая пульпа.

– Вот она-то и фильтруется еле-еле, – подал голос Пухлый. – Как сопля.

Джокер пыхнул ему дымом в лицо:

– Заткнись, твой номер теперь шестнадцатый. За пять лет ни хрена сделать не смог.

– Фильтрация – проблема серьёзная, – вступился я. – Отделить твёрдое от жидкого бывает непросто.

Пухлый закивал.

– И что на меня вышли – правильно, – продолжил я. – Для вас это вопрос непрофильный, нельзя быть семи пядей во лбу. А что уже пробовали? – я взглянул на Пухлого.

– Да много чего. Реагенты добавляли разные, но всё без толку. Вот бы фильтр-прессы[2 - Фильтрпресс – аппарат для разделения пульп под давлением.] поставить…

Пухлый не успел увернуться: Джокер влепил ему увесистый щелбан.

– Ты что, Джокер, а кабы в глаз? – растянул губы Уругвай.

– Долго ты будешь сношаться со своими фильтр-прессами? – Джокер презрительно взглянул на Пухлого, потиравшего лоб. – На наши объёмы их полсотни надо, не меньше. И каждый на два ляма потянет.

– Так ведь окупятся…

– Ага, – Гуталиныч размял папиросу-беломорину. – Лет через сорок. А заказов на европий лет на десять, не больше.

Не понял, на фига фильтр-прессы вообще нужны Пухлому? Неужто откат? Подожди, как это – всего лет на десять? Ладно, потом разберёмся.

– А сжимаемость как, оценивали осадок? – спросил я Пухлого.

– Проверяли, коэффициент ноль-девять. – Пухлый заёрзал, стул под ним заскрипел.

– Почти единица? Получается – чем выше давление, тем больше сопротивление. Тогда фильтр-пресс тут без пользы.

– А ты что предлагаешь, Доцент? – Пухлый насторожился.

– Пожалуй, хватит теории. Давайте-ка испытаем, прямо сейчас.

Достал из сумки ежедневник и пробирку с чёрной жидкостью. Реагент, моё ноу-хау – суспензия мелкодисперсного магнетита в водном растворе флокулянта[3 - Флокулянт – вещество, способствующее связыванию мелких твёрдых частиц в рыхлые хлопья (флокулы).].

– Мы насчёт посуды договаривались. И пульпы,– я выжидательно взглянул на Джокера. – Как, приготовили?

– Гуталиныч! – приказал он.

Цыганистый через Пухлого передал мне стеклянную банку с бурой жижей.

– Ничего не получится, всё уже перепробовали. – Руки у Пухлого дрожат. – У тебя там что, фильтр лабораторный? – он покосился на мою сумку.

– Кое-что покруче, – сказал я, выуживая электробритву и прочие штуковины.

– Я гляжу, Доцент, ты запасливый.

– Это мой хлеб, Пухлый. Стакан дай. Не этот, химический. И колбу.

Налил в тонкостенный стакан пульпу, сантиметра на три. К оси вращения бритвенного лезвия привинтил стальной стержень с припаянным на конце пропеллером – получилась миниатюрная мешалка.

Опустив лопасть в стакан с бурой жижей, спросил Джокера:

– Как, похоже на ваш реактор?

– Наши поразмеристей будут, – вместо босса отозвался Гуталиныч. – Разиков этак в сто.

– Не меняет сути.

Включаю бритву – месиво внутри стакана раскручивается; тонкой струйкой вливаю туда чёрную жидкость из пробирки. Ничего не происходит – пока и не должно. Ставлю стакан поверх ежедневника, на свободную от магнита часть.

– Ждём-с.

Минута, другая. Угрюмой тревогой наполнилась комната. Пухлый кашлянул:

– А я что говорил? Дурить нас надумал, Доцент? Тебе тридцать штук за что выписали? Чтобы ты посуду здесь пачкал?

– Грубо. Ещё не вечер.

Взболтав бурую грязь, рассматриваю на свет. Теперь пульпа состоит из объёмистых хлопьев, невидимых для остальных.

Пора.

– Трах-тибидох-бах-бах!